Алла Макаревич - Избранные стихи

Избранные стихи

Алла Макаревич

«…Стихи, конечно, потрясающие. Но почему вы пишете:

«Стихи, каких больше нет»?

Стихи как раз есть, они живы и думаю, что переживут нас с вами.

О! Именно сейчас до меня дошёл смысл этой фразы! Стихи, которым

нет подобных! Правильно?»

© Алла Макаревич, 2015

© Елена Руденко, фотографии, 2015

© Наталья Коноплева, фотографии, 2015

Редактор Наталья Коноплева

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

«…Моим стихам,

как драгоценным винам,

Настанет свой черед».

Не предвкушая торжества

Не предвкушая торжества,живу под властью знаков странных.И точные ищу словадля выраженья снов туманных.

В безумных будней чехардуспешу внести закономерность.И краски яркие кладуна жизни бледную поверхность.

Бегу. Но некуда уйти,непоправимо виноватойво власти ломких сонатиннеумолимого стаккато!

Мир – в снегопадах и грозе!А прозу – оставляю дома,предвидя критику друзейи любознательных знакомых.

Если бог есть

Если бог есть – так, верно, от бога!(От кого ж ещё милостей ждём?)По каким нас проносит дорогам!И каким заливает дождём!

И какие высокие травы!Берег озера, данного нам……По какому веселому правуЯ к тебе прихожу по утрам?

Если чёрт есть – так, верно, от чёртаПетербургский безумный июль!Очертанья домов полустёрты —Только радуга, руки и руль!

И, как в детстве, весь мир – в обещанье!И, как в юности, жизни не жаль!И, как взрослым, не нужно прощанья! —Растворился в июле февраль.

Ах, поэты, не о том вы

Ах, поэты, не о том вы, не о том:всё о небе, о берёзе над прудом.Или о погибших в Ту Войну.Вот и я сейчас травить начну…

…Части разгружаются на фронт,Над Москвой – в ракетах горизонт.Командиры в кожанках. И войЗлых сирен. За пленными – конвой.

Песни возвращавшихся с войны..…Будто за Историю СтраныНе бывало пострашней Времён,не пылало потемней знамён,

не лежали во земле сыройВоинства, прошедшие сквозь строй.Не стояли черные пруды,Мертвой русской полные воды.

Не лежали жёлтые пески,Мёртвой русской полные тоски.

Не молчала белая тайга,Пол-России положив в снега.

О нет, не сказка и не чудо

О нет, не сказка и не чудо:день будто тот же, что вчера.Но возникает ниоткудадвух слов случайная игра.

И показалось мне, что ночинельзя оставить фонарям,что по ступеням многоточийлегко подняться в древний храм.

И показалось мне, что утросамо собой отринет зло,и дни распишут по минутам,как нам волшебно повезло…

…А вечер музыкой трамваяласкает лица на ветру,моей судьбой не называядвух слов случайную игру.

Семейный альбом

Цикл стихотворений из восьми фотографий

Вступление

Высокий мир старинных фотографийненарушим и важен, как мечта.

Я слова вымолвить не вправе.Ночь коротка.И жизнь проста.

Пустые хлопоты и скорая разлука.И четырех дорог рассветный крест.

Над каменными снами переулкаВладимирский трамвайный благовест.

Фотография первая. Дед

1890-е годы

Посвящается жертвам разгрома

польского восстания.

Погублена Польша.Но это – еще не конец!Огромна Россия.Пространства ее беспредельны!Покончено с прошлым.Свистит петербургский свинецна белой равнине,под небом глухим и метельным.

Российская каторгабудет: земля и судьба —по общим могилам,набитым за общее дело…Но в серых глазахпод покровом высокого лба —нет, Польска еще не сгинела!Еще не сгинела!

Спустя бесконечностьсожженных, расстрелянных летты неистребима —бессмертья простая основа!В тяжелом альбометемнеет овальный портрет,где в вырезе губсохранилосьпоследнее Слово.

Фотография вторая. Бабушка

1900-е годы

Памяти Анны Д-ской

Непроницаемо лицо.Чуть слышен шелест речи польской.В глазах – дорога мертвецовОт Кракова и до Тобольска.

Бескровно губы сведены:– Иисус Мария! Бог рассудит!Но будут дети спасены.И будут выведены в люди!

Она проводит их самаВ ту жизнь, где молча ждут известий:– Побег. – Тюрьма.– Побег. – Тюрьма.И, может быть, расстрел на месте.

…Пока они все с ней. В живых.Но век двадцатый начат рано.На страшный век детей своихБлагослови, святая Анна!

Фотография третья. Отец

1920-е годы

Посвящается чекистам первого призыва

«А сзади, в зареве легенд,Дурак, герой, интеллигентГорел во славу темной силы».Б. Пастернак. «Высокая болезнь»

Деревянные подмостки.Гимнастерки, сапоги.Лица в ряд – бледнее воска:всюду – тайные враги!

Взрывы, кражи и пожары!Хлеб и пули – пополам!…Комиссары, комиссарыпо хохлацким хуторам,

по местечкам, селам, станам —с Правдой, бьющейся в груди!И с охраной при наганах —слева, справа, позади!

И во времени том грозном,под счастливою звездойон стоит: такой серьезный,всемогущий, молодой!

Жизнь не делится на частиИ не ведает кривизн:торжество Советской властиозначает коммунизм!

И пока еще не скоро —через горы страшных летукрепленные заборыскроют «зарево легенд».

Скроют тех, кто пел не с намиИли просто так не пел,тех, кто нес чужое знамя,а уйти не захотел…

…Засверкает век парадов,теплой крови чистоган!Ни прощенья, ни пощадынашим классовым врагам!

И спецы, и командармыдогниют в земле сырой.Но построен будет самыйсправедливый в мире строй!

…В дачный сумрак Подмосковья,в летний яблоневый дымчерный ворон плюнет кровью:и на этот раз – за ним.

На крыльце, сухом от зноя,встанут трое:– Поживей!Он обнимется с женою.Поцелует сыновей.

– Руки за спину!– Ах, сволочи!Мы же с вами!..Желчь во рту.

И шагнетс веранды – в полночь.В книги.В мифы.В пустоту.

Фотография четвертая. Мать

1930-е годы

Посвящается

Ленинградской интеллигенции.

«…секретарем редакции была Генриетта Давыдовна, женщина необыкновенной красоты».

Бесконечна под челкой летящейЧерных радуг старинная власть —То ли в картах, разлуку хранящих.То ли свита толпою пропащейО столетья твои обожглась!

То ли в гордых, нелепых дуэлях,Обезумев, считали шагиВ энном веке – твои менестрели,В девятнадцатом – злые шинелиИ в двадцатом – капризы пурги.

В Петербурге, в Москве, по РоссииПереметившей смертью дома……То ль в глазах твоих – карих и синихОтражались, тонули, просилиИ до срока сходили с ума.

Был твой смысл и непрост, и некороток:Принимая и песню, и стон,Ломкий почерк нежданных находок,Крупный почерк декретов и сводок,Жирный почерк сплошных похорон.

И судьбы своей страшную ношуТы со всеми несла наравне.Там, где нет – ни плохих, ни хороших,Бог прикончен, и мир перекошен.

Ты оттуда вернулась – ко мне.

Фотография пятая. Друзья дома

Конец 30-х годов

Интербригадовцам, вернувшимся в Россию

Гибли сотни – где и как попало.

Но летели, плыли, рвались в бой,

Чтоб страну под черным покрывалом

Защищать, как первую любовь!

Поднимали пестрый сброд в атаки,

Свято веря в миф о двух мирах.

И вели: беспомощные ЯКи —