Сборник - «Ты – женщина и этим ты права». Антология Александра Боброва

«Ты – женщина и этим ты права».

Антология Александра Боброва. Сборник

Гимн женщине

Один из самых первых лирических авторов на земле – римский поэт Катулл ещё до новой эры вывел изящную формулу: «То, что говорит женщина любящему её человеку, писано на ветре и быстротекущей воде». Сам он был уверен, что поэт может запечатлеть сказанное любимой женщине – на скрижалях вечности.

В русской авторской поэзии, зародившейся довольно поздно и достигнувшей стремительного взлёта, любовная лирика сложилась в неповторимый Гимн женщине. Потом и сами поэтессы достойно ответили классикам, дополнили песню любви прекрасными звуками, пролили свет женского сердца. Недаром Михаил Лермонтов посвятил братские строки графине Евдокии Ростопчиной:

Я верю: под одной звездоюМы с вами были рождены…

Ему позже вторил замоскворецкий поэт и критик, автор пронзительных авторских песен Аполлон Григорьев:

Мне стыдно женщину любитьИ не назвать её сестрой.

Но этот сборник, названный по строке Валерия Брюсова: «Ты – женщина, и этим ты права…», являет собой незатихающие и порой далеко не сестринские созвучия Гимна женщине, сотворённого поэтами-классиками и нашими современниками. Он передаёт, по словам Петра Вяземского:

Преданье темное о том, что было ясным,И упование того, что будет вновь;Души, настроенной к созвучию с прекрасным,Три вечные струны: молитва, песнь, любовь!

Три вечные струны гармонично зазвучали в лирике прошлых веков, в Золотом веке русской поэзии, потом откликнулись сиреневыми мелодиями в поэзии Серебряного века и, наконец, сквозь кровь и созидание ХХ века дошли до нового тысячелетия, продолжая и развивая отечественные традиции, нарушая каноны и принося порой диссонансы. Тем не менее, пушкинский завет остаётся в силе и продолжает освещать творчество подлинных лириков:

Всё в ней гармония, всё диво,Всё выше мира и страстей;Она покоится стыдливоВ красе торжественной своей…

Поэты нового времени вступали в след своих современников или находили новые воздушные пути, по выражению Бориса Пастернака, но сам он, обновитель поэтического языка, признавался с некрасовской ясностью:

И так как с малых детских летЯ ранен женской долей.И след поэта – только следЕё путей – не более…

Трагический век внёс свои мотивы и, кроме изящных камей, вроде той, что изображена на обложке книги, появились другие портреты – суровые, как у ссыльного Варлама Шаламова:

На склоне гор, на склоне летЯ выбил в камне твой портрет.Кирка и обух топораНадежней хрупкого пера.

Или, напротив, мягкие, буколические, как у Виктора Бокова, который, к слову, тоже прошёл испытание Сибирью:

У тебя не глаза, а лето,Что теплом поманило с утра.А сама ты – собрание света,Справедливости и добра!

Бесконечные признания, неисчерпаемые ипостаси, выразительные черты в портрете Женщины. Максим Горький, которого сегодня редко цитируют, вынес из глубин народной нравственности и высказал с вершин мирового признания точное суждение: «Высота культуры определяется отношением к женщине». В наше антипоэтическое время, увы, далеко не все стихотворные произведения могут выдержать испытание подобной высотой. Они в сборник – не включены.

Шедевры любовной лирики, возвышающие образ Женщины, ещё раз доказывают чувствующему человеку, что русская поэзия – вершина культуры, что русские поэты – умели и не разучились любить. Может быть, как никакие другие в мире. Нам вот неистовый Виссарион Белинский долго внушал, что «Евгений Онегин» – энциклопедия русской жизни, а президент куртуазной Франции Жак Ширак прочитал и перевёл его как неподражаемый любовный роман. Ведь так оно и есть! Для меня важны свидетельства отдалившихся братьев славян, которые близки по языку к русскому, но знают и европейскую литературу. Вот что говорит филолог и радиожурналист – директор Черногорского радио Драган Попадич: «Мы любим русскую литературу. Достоевский все объяснил про натуру русского человека и славянина. Пушкин – сама гармония, письмо Татьяне к Онегину – лучшие лирические строки в мире (начал мне читать без акцента “Я к вам пишу, чего же боле…”.). А стихи Есенина любимой или письмо к матери – слезы вызывают. Читаю всё в подлиннике – ведь по-сербски это не так красиво звучит: “Ты излазишь на пут в старой свитке”. Ну, а сила чувства ваших поэтов – европейцам – не дана!».

Поверим этим лестным суждениям. Проверим нашу лирическую поэзию на золотую пробу.

«…»

Книга состоит из трёх разделов. В первом – собраны стихи Золотого века поэзии. Второй раздел, где представлена лишь малая, но замечательная часть лирики ХХ века составлена в основном из стихов поэтов Серебряного века, а третий – из стихов русских советских поэтов и наших современников, включая ХХI век.

Много рассуждать перед чтением исповедальной лирики бессмысленно. Все стихи сборника говорят об одном, точнее – об Одной-единственной, но каждое стихотворение – самоцвет.

Александр БОБРОВ – составитель, поэт, обладатель Большой золотой Пушкинской медали

Три вечные струны: молитва, песнь, любовь!

Александр Пушкин (1799–1837)

К***

Я помню чудное мгновенье:Передо мной явилась ты,Как мимолётное виденье,Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной,В тревогах шумной суеты,Звучал мне долго голос нежныйИ снились милые черты.

Шли годы. Бурь порыв мятежныйРассеял прежние мечты,И я забыл твой голос нежный,Твои небесные черты.

В глуши, во мраке заточеньяТянулись дни моиБез божества, без вдохновенья,Без слёз, без жизни, без любви.

Душе настало пробужденье:И вот опять явилась ты,Как мимолётное виденье,Как гений чистой красоты.

И сердце бьётся в упоенье,И для него воскресли вновьИ божество, и вдохновенье,И жизнь, и слёзы, и любовь.

«В крови горит огонь желанья…»

В крови горит огонь желанья,Душа тобой уязвлена,Лобзай меня: твои лобзаньяМне слаще мирра и вина.Склонись ко мне главою нежной,И да почию безмятежный,Пока дохнёт веселый деньИ двигнется ночная тень.

«Всё в жертву памяти твоей…»

Всё в жертву памяти твоей:И голос лиры вдохновенной,И слёзы девы воспаленной,И трепет ревности моей,И славы блеск, и мрак изгнанья,И светлых мыслей красота,И мщенье, бурная мечтаОжесточенного страданья.

Желание

Медлительно влекутся дни мои,И каждый миг в унылом сердце множитВсе горести несчастливой любвиИ все мечты безумия тревожит.Но я молчу; не слышен ропот мой;Я слёзы лью; мне слёзы утешенье;Моя душа, пленённая тоской,В них горькое находит наслажденье.О жизни час! лети, не жаль тебя,Исчезни в тьме, пустое привиденье;Мне дорого любви моей мученье —Пускай умру, но пусть умру любя!

«Как сладостно!.. но, боги, как опасно…»

Как сладостно!.. но, боги, как опасноТебе внимать, твой видеть милый взор!..Забуду ли улыбку, взор прекрасныйИ огненный, волшебный разговор!Волшебница, зачем тебя я видел —Узнав тебя, блаженство я познал —И счастие мое возненавидел.

«Не верь мне, друг, когда, в избытке горя…»

Не верь мне, друг, когда, в избытке горяЯ говорю, что разлюбил тебя,В отлива час не верь измене моря,Оно к земле воротится, любя.

Уж я тоскую, прежней страсти полный,Мою свободу вновь тебе отдам,И уж бегут с обратным шумом волныИздалека к любимым берегам!

Ты и вы

Пустое вы сердечным тыОна обмолвясь заменила,И все счастливые мечтыВ душе влюбленной возбудила.Пред ней задумчиво стою;Свести очей с нее нет силы,И говорю ей: как вы милы!И мыслю: как тебя люблю!

«Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем…»

Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем,Восторгом чувственным, безумством, исступленьем,Стенаньем, криками вакханки молодой,Когда, виясь в моих объятиях змией,Порывом пылких ласк и язвою лобзанийОна торопит миг последних содроганий!

О, как милее ты, смиренница моя!О, как мучительно тобою счастлив я,Когда, склоняяся на долгие моленья,Ты предаешься мне нежна без упоенья,Стыдливо-холодна, восторгу моемуЕдва ответствуешь, не внемлешь ничемуИ оживляешься потом все боле, боле —И делишь наконец мой пламень поневоле!

«Я вас любил: любовь еще, быть может…»