Сборник - Во славу Бориса и Глеба. Коллективный сборник участников Всероссийского фестиваля русской словесности и культуры в г.Борисоглебске Воронежской области

Во славу Бориса и Глеба. Коллективный сборник участников Всероссийского фестиваля русской словесности и культуры в г. Борисоглебске Воронежской области

(Составитель Наталия Григорьева)

О фестивале «Во славу Бориса и Глеба»

Поем славу Борисову,

Борисову и Глебову,

Вовек их слава не минуется,

И вовеки, аминь.

Эти строки старинного народного предания да будут эпиграфом нашего фестиваля.

Сыновья равноапостольного князя Владимира Борис и Глеб, первые русские святые, являются небесными покровителями города Борисоглебска. «Целомудренный Борис» и «незлобивый Глеб» летом 1015 года предпочли принять смерть от рук убийц, подосланных братом Святополком, нежели воспротивиться насилию и тем положить начало междоусобной брани в Отечестве. Они «отогнали поношение от сынов русских, столь долго косневших в язычестве», а по сути задали духовные и нравственные координаты тому явлению, которое мы называем Святая Русь. Не участвуя во зле, они уповали на суд Божий. И в 1019 году князь Киевский Ярослав Мудрый разбил дружину Святополка Окаянного. «С того времени, – пишет летописец, – затихла на Руси крамола». Канонизированные в 1072 году первые русские святые, сразу же стали восприниматься одними из самых главных заступников за Русскую землю. В «Сказании о Борисе и Глебе» говорится: «Вы наше оружие, земли Русской защита и опора… Вы небесные люди и земные ангелы, столпы и опора земли нашей!..» Благоверные князья-страстотерпцы прославлены от Бога даром исцелений. Образ святых Бориса и Глеба, заступников за Русскую Землю, позднее превратился в образ святых-воинов.

Сохранилось предание о явлении святых Бориса и Глеба, плывущих в багряных княжеских одеждах в ладье в ночь перед Невской битвой (1240 год), на помощь Александру Невскому. На следующий день в неравной битве русское войско победило шведов».

Мы верим, что Борис и Глеб приходят на помощь каждому, кто искренне переживает за судьбу своей Родины. Тысячу лет по просторам и временам русской истории и русской жизни скачут лошади Бориса и Глеба в напоминание о духовных уроках. Тысячу лет русские люди молятся страстотерпцам Борису и Глебу об умирении Отечества, о добром нраве властей и правителей, об избавлении от нашествия иноплеменных, о сохранении от междоусобицы, о даровании мужества перед лицом смертельной опасности, единомыслия и здравия.

Мы, участники и организаторы фестиваля «Во славу свв. Бориса и Глеба», каждый в меру сил своих отдаём частицу своей души ради русского единства. Пусть заданная Борисом и Глебом тысячу лет назад духовная высота вдохновляет и вас.

Григорьев Фёдор Николаевич

Поэт, член Союза писателей России, лауреат премии Союза писателей «Имперская Культура» им. Э. Володина. Автор поэтических сборников «Все сто дорог» (2010 г.) и «Время, что ворошу…» (2011 г.). Председатель Оргкомитета Всероссийского фестиваля русской словесности и культуры «Во славу Бориса и Глеба».

«Я не был в сучанской ссылке…»

Я не был в сучанской ссылке,Я – никакой страдалец,И это, наверно, скверно,За это прощенья нет…Я вырос в русской глубинке,Где двадцать первый палецСчитается самым первым,Здесь каждый второй – поэт.

Мой дед – урождённый ссыльный,Батя – ссыльный по деду.Бунтарская кровь породы – та самая соль Земли.Я с теми, кто из России за семь морей не едут,В её огне – мои броды, в степях – мои корабли!

«В этой буче мой голос не лишний…»

В этой буче мой голос не лишний,Мне крутить да вертеть не с руки:Знаю точно, а не понаслышке —Есть ещё на Руси мужики!

Бросит пить. По природе умелый —Засучит на заре рукава.Обмозгует серьёзное делоЗолотая его голова.

Сам не «ам», но детишки – по моде.Чует правду, как звери тропу.Верит свято, а в церковь не ходитОттого, что не верит попу.

Тяжела, необхватиста ноша.Он у смерти одной не в долгу.Помогай тебе Бог, мой хороший,Ну а я, чем смогу – помогу…

«Кобыла забыта, и дровни…»

Кобыла забыта, и дровни,И конюх, блажной инвалид.На месте церквушки часовняЗаветное слово хранит.

Короткой холодной весноюВ ночном разговоре берёзНет-нет да услышишь родное,На выдохе, – «Гос-с-споди, прос-с-с…»

«На заречных лугах…»

На заречных лугахРаспустились цветы,Будто снова снегаРаскатали холсты.

Утром стадо коров,Чуть поболее ста,Привело оводовВ заливные места.

Протащилась ордаПод кнуты пастухов,Чтоб в больших городахПил народ молоко.

Молодая листваПревратилась в навоз,Уронила траваСлёзы зоревых рос…

Но душа не болит,Заросла, зажила:Вновь цветы опылитЛуговая пчела!

«Там, под ивами, у моста…»

Там, под ивами, у моста,Был когда-то рыбацкий плёс.Нынче грудь у реки пуста,Ей всплакнуть бы, да мало слёз.

Лодка днищем скребёт по дну,Чаще – волоком, свет не мил.Я её, как свою вину,Дотащу на остатке сил.

Вновь откроется глубина,И манящей мечтой пьяня,Просто лодочка, не вина,Увлечёт в океан меня…

Карась

Пятого сентябряСыростью от реки.С неба на карасяСыплются червяки.

Цапля, зрачком кося,Циркулем щеря рот,Целится в карася —Аист наоборот.

Серых плащовок рядБерегом на постой:Верное говорят,Что карась золотой!

Пятого сентябряЯ, наточив крючок,С ними на карасяВыйду, смоля «бычок».

Выкурю пачку всю,Но не прослаблю струн:Близится карасюСковороды чугун!

Кто я ему? Родня?Враг? Почитатель? Власть?Молится за меняМой золотой карась…

Яблоко

Упало последнее яблокоВ саду, в аккурат на Покров,И, сказочно сделавшись зябликом,Порхнуло в проход меж дворов.

Летело по праздничной улицеВ обличье огня-петухаТакого, что с чванною курицейЕдва не случилось греха.

Усевшись на рыжего клоуна,Пришпорив его, как коня,За стынущим Солнцем взволнованноПомчалось, уздечкой звеня!

А яблони листья озяблыеПривычно (за столько-то лет!)Сухими ладошками яблокуВсё машут и машут вослед…

«Отшуршала листва, загустела вода…»

Отшуршала листва, загустела вода,И не терпит рука жженья первого льда.

Над телами морёных дубовых стволовЯ на лодке скольжу по владеньям бобров.

Там, где груды осин на другом берегуНепролазной стеной их покой берегут, —

Понастроили звери к холодной зимеДобровольных плотин, не в пример Колыме.

Где-то рядом по хатам подземным сидят,Кормят горькими ветками малых бобрят:

Вас и ваших детей в книгу Жизни внесли,А крестьянское племя на смерть обрекли…

И плыву я один меж пустых берегов,Мимо вымерших сёл и творений бобров,

И всё чудится, что в ледяной глубинеБог, живущий в реке, улыбается мне…

«Гаснет кайма золотая…»

Гаснет кайма золотаяЗапада… За ночь пургаСнова следы залатаетТам, где ступала нога

Солнца. Припушит на дивоЯблони, крыши, скамью,Тропку витую к обрывуИ на реке полынью…

Ах, если б давние чувстваС дырами в цельном сукнеПрочно, легко и искусно,Сердцем латались во сне!

«Какими словами мне выразить то, что знакомо…»

Какими словами мне выразить то, что знакомоМальчишке, идущему в жизнь по размытому следу:Встречая закат на ступенях родимого дома,Не чувствуя, – зная, что завтра отсюда уеду.

Районный автобус, пыля, заскрипит тормозами,И, с модной клеёнчатой сумкойИ хрустким пакетом,Ещё раз украдкою встретившись с мамой глазами,Устроюсь в проходе, коль не было с местом билета.

Сгоревшая церковь, и клубС провалившейся кровлей,Старушечьи руки и спящий, как ангел, младенецОстанутся там, за рекой, и в пугающей новиЖеланье вернуться мелькнёт, но души не заденет…

Старуха

Бормочет глухо,Да крестит рот.Как жизнь, старуха,Кто дома ждёт?В секунду твёрдоЗамрёт клюка,И голос гордоИз-под платка:«Бог дал, в порядке:Сестра в Туве,Дочь на Камчатке,Сынок в Москве.А мне и надо,Чтоб хлеб у нихБыл бел да сладок,Как у других».

Пошла до хаты.Там со стеныГлядят солдатыБольшой войны.Там за трельяжем,Где паутень,Стопа бумажек —На чёрный день…

«Уходит вода, но за ней не уходит Россия…»