Анатолий Жариков - Influenza. Лирика

Influenza

Лирика

Анатолий Жариков

© Анатолий Жариков, 2017

ISBN 978-5-4485-7444-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Температура тела

Человеческое, слишком человеческое.

Фридрих Ницше

Город. Музыка. Зима

Ждану

Насторожённый ворох слов,как мусор неуютных улиц;и с хваткою пришитых пуговиц —торговые ряды лотков.

Отставленного локтя ближеприблизиться уже нельзяк непонимающим глазам,напоминающим о жизни.

И злы, и молоды глазаапостолов серпа и молота.Аптека. Улица. Вокзал.Столовая родного города.

Маэстро стынущей странев худой обувке на резинев подземке на одной струнеконцерт играет Паганини.

И граждане от злобы днябегут домой по снегу талому,и тает музыка огняна кухне в запахе метана.

А утро, трезвое как трусость,размажет в ширину холстаменя, приятеля, мента,аукнется похмельной Русью.

Озябшему ещё пенятьна пошлый день в косую строчку.Жену, купеческую дочку,на валенки не поменять.

Сними подземный переход,расклей последнюю афишу…И человек не подаёт,и Бог твой Реквием не слышит.

День не годится жизни для,прокуренный и не согретый.И музыку уносят где-тоза край земного февраля.

***Если и память залечатили перо подпилят,Боже, добей картечью,чтобы всю душу навылет.

Кореш готовит лыжи,только без родины тесно,на кладбище под Парижемнету свободного места.

Да и с годами не вышелни суетой, ни славой.Не отнимайте права —чувствовать, слышать.

***Если б не взошедшая звезда,не четверг, не чётная неделя,карт расклад бы не да не судьба;насморк не да русские метели;

если бы не карликовый рост;если бы не смрад и блуд в столице;если б не отвагой пьяный росс;если бы не ад Аустерлица;

если бы не бабьи рогачи,если б не Давыдов со товарищи;если б не кривой пердун с печи,не Бородино, Москвы пожарище;

если б не, как шторм, последний штурм,если б не уланов не жалея;если б на века не вздыбил шум,кто бы помнил этого пигмея.

***Ресторан был раскрыт. Канун Рождества.Заказали бисквиты и крепкого чаю.Кто-то громко входил и бросал слова,и слова в переполненном зале дичали.

Кто-то шумно вздыхал, кто-то резко вставал.Поднимались и падали длинные тени.Был январский вечер. Канун Рождества.Говорили, смеялись, пили и пели.

Вы сидели напротив. Был канун Рождества.И шутили развязно, и пальцами нервнотеребили салфетку, роняли словаи топили их в мутном стакане с портвейном.

Снова вверх поднимались и плыли слова,плыли тени, и плыли значенья на лицах.Был январский вечер. Канун Рождества.Наливалась вином и румянцем провинция.

В сизом дыме тонули, как рыбы, слова.Плыли свечи, в подсвечниках таяло время.Был январский вечер. Канун Рождества.Шли волхвы. Восходила звезда в Вифлееме.

***Круг друзей ограничен до здравствуй, привет, как дела?..Обессолнечен день, как в тридцатые храм обезглавлен.И раскроена жизнь, словно ножницами, пополам;Достоевского словно предзнающей книги заглавием.

Обесценена жизнь, и в цене возрастает вина,и герой возмужал. И сомнения душу не гложут.На подрамник надев холщовый кусок полотна,снова чёрный квадрат на белом малюет художник.

Жизни русской рулеткой отмерены нужность и срок,и весы правосудия богу иному вручили.И контрольную пулю, как учили, вгоняет в висок;и напарника следом надо мочить, как учили.

***

Красные помидоры

кушайте без меня…

Б. Чичибабин

Нам ещё грызть арбузкрасный, как воспалённый глаз,с семечками миндалинами;есть ещё красных помидоров запасна воле у нас, правда, горьковатых на вкус,но которых давно не едали Вы.

На ладонях моих лучитсяэта закусь, как угли, красная.В два стакана налью за почившихи живых, живущих не напрасно.

На ладонях моих две судьбы,кривые линии.Выпьем горькую. Жили б Вы,повторили б мы.

Почитали бы вслух строчки ненапечатанныеи пошли бы вдаль закоулками-задворками,друг поддерживая друга плечами иикая окончаниями и красными помидорами.

***Земля охрипла в воздухе ночном,молчит ни звука не роняя.Во всю Украйну – ни конца, ни края —насупившийся чернозём.

Оцепененье падающей тьмы,пустая, оглоушенная зга,как обезвоженные га,как невостребованные – мы.

***Долгий вечер, дальний вечер.Тёплая, как солнце, пыль в горсти,тихий шёпот: «Господи, простичеловеку человечье…»

***

Владимиру Баркову

Что ни случится, к лучшему;камни родятся с волнами.Так вереница случаеввыточится в гармонию.

Сверху звезда светлая,снизу земля чёрная.Дуй за попутным ветромсразу во все стороны.

Пулю венчали с песней,словно душу с решёткой.Если нечётное первое,значит второе чётное.

Бесы с глазами детскими,кто вы под красным знаменем?Проза у Достоевскогосущее наказание.

Вся-то история – тенисвета; и света сновасмерть, это спасениеот Богослова.

С дерева голым свистомили закатишься денежкой,вымарают из списковживые, сам-то куда денешься…

***Ты лучше жизни не перечьи смерть на завтра не пророчь,поскольку день ещё не ночьи жизнь ещё не стоит свеч.

И воду в ступе не толочь,поскольку есть живая речь.И надо эту речь беречьи с нею что-то превозмочь.

И надо эту жизнь беречь,поскольку день ещё, не ночь.И надо что-то превозмочь,поскольку жизнь не стоит свеч.

***Такая даль, такая ширь, такая грусть.И не замечу, как однажды не вернусь.

Триптих

…Мы платили за всех, и не нужно сдачи.

И. Бродский

1.Мы и счастливы тем, что мы просто люди,что не знаем, что было, и не помним, что будет.И грешны лишь в том, что на этом светепосле тех двоих появился третий.И что дождь слепой, и что ветр порхатый,мы сегодня и в этом уже виноваты.Если б не было ада и райского сада,мы бы мудро придумали это сами.И чтоб небо с овчинку, а щель с баранкупоказались, избрали вождей и тиранов.Время выйдет, помрём и за кошт казённыйстанем частью земли, а потом чернозёмом.

2.Мы построили сами костьми и стихамибеломорканалы, амуры и бамы.И теперь, назвав историю дурью,вспоминаем про это, когда закурим.И, чтоб наши вожди, дай бог, не проснулись,именами их называем улицы.Если уж ползуч, зачем ему крылья.Если мы в дороге, значит, будем пылью.Мы звенели словами, шумели медью,мы составили речи из междометий.А читая стихи и пия от скуки,мы не знаем, куда деть ненужные руки.

3.Мы не любим кулак, что нам тыкают в морду;мы бедней индейца и богаче Форда.Мы смеёмся так, как гогочут гуси,мы не плачем, когда над нами смеются.Мы сначала посеем, потом запашем,всё, что после будет, будет нашим.И что после запашем и что посеем,отдадим попугаям и канареям.Мы б хотели жить, и как можно чаще,нам хватает ста капель для полного счастья.Наши кони храпят, горят наши трубы.Мы ещё научимся целовать в губы.

***Деться б куда, да некуда деться,я уже чувствую сердце и сердцем.В грубых заплатах худая одёжа;новую шьют, не рано ли, Боже?

Колеры вышли, и снова в два цветавечный узор вышиванки поэта.Сорок моих сороков подорожныхмиру явились. Боже, не поздно ль?

Я не безгрешен, и ты уж не сетуй,если молитвы в словах моих нету.Плоть мою жалко: кости да кожа.Нас разделяет не слово твоё же?

***Плохо писать не хочется,а хорошо не пишется.Жду, что моё одиночествостанет её величеством.

Поздно, однако. В люлю, баи.Не снизойдёт высочество.Водки не пьёт, чай не хлебаеткровь голубая, белая косточка.

***Уже воспоминанья тень —не часто, не отчётливо, не смело:свет глаз не ярче света тела.Был вечер. Было утро. Первый день.

***

М.Х.