Александр Петрушкин - Кожа. Стихотворения 2000—2017 годов

Кожа

Стихотворения 2000—2017 годов

Александр Александрович Петрушкин

© Александр Александрович Петрушкин, 2017

ISBN 978-5-4485-5470-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Решетка ржавая, спасибо,Спасибо, старая тюрьма!Такую волю дать могли быМне только посох да сума.Мной не владеют больше вещи,Все затемняя и глуша.Но солнце, солнце, солнце блещетИ громко говорит душа.Запоры крепкие, спасибо!Спасибо, лезвие штыка!Такую мудрость дать могли быМне только долгие века.Не напрягая больше слуха,Чтоб уцелеть в тревоге дня,Я слышу все томленье духаС Екклезиаста до меня.Спасибо, свет коптилки слабый,Спасибо, жесткая постель.Такую радость дать могла быМне только детства колыбель.Уж я не бьюсь в сетях словесных,Ища причин добру и злу,Но чую близость тайн чудесных,И только верю и люблю.

2000—2008 годы

«Ты проснулся беременным – значит прыщи все исчезли…»

Ты проснулся беременным – значит прыщи все исчезли:Это просом весна рассыпается по полу. В пол-Шестого почувствуешь, как пошевелится (сын ли?Дочь?), обнимет тебя изнутри. Ты положишь на столДве сухие ладошки, обнимешь потерянный воздух,Ощущая иглу, что тебя разгибает насквозь.Ты проснулся беременным. Все остальное – неврозы.И ты слышишь, как их (там, в тебе) оплавляется ось.

[Египет]

– 1 —Снега манна, первая в эти сорок,нота ми – из посуды, упавшей в небо,лужа ужалит воздух одной из веревокводяных или он разобьет свое отраженье. Нелепоне любить свою речь, но так приключилось ия дорогу забыл, как черновик. Забыл,

– 2 —но не город меня напугал – рекакряхтела под птичьей шубой: ах, ты – тля,на твоем серебристом лобке – руказамерзала до вылета из рукавов воробья(опускаясь все глубже, в предел прирученной цели,я не заметил, что камни свое отпели)

– 3 —На колоде дубовой – пробковая головаразлетелась в четыре от головной боли,отпуская на волю мысли. Сталь не права,но дышится легче, а на просвете – прозрачные сколымраморной вены и два слепых хиппаряищут под стать свою поводыря.

– 4 —Хор калек не родит солиста, и ядумаю: это ветер соврал погодуПитера для Урала. Хромой занял себя гладкописанием, ая огляделся, сплюнул бумагу и дал ходудо пустыни, в которой любая странаотсуствует. Свобода – это, когда тебя посылают на —

– 5 —ты идешь, куда хочешь. Напролом,подобно снегу, хуярящему на зрачок,в декабре, чье начало обратилось концомслова, и просит милостыню торчок,чтоб гранита иней позолотил бочокего. Бабочка умерла, задев сачок,

– 6 —но в желтом доме ее оплачет дурак —переводной, как пули в обойме. Дряньзаливает дрянь мне в глотку. Шлакскладывает беззвучия в полый мрак.Оглянувшись наружу, мы видим дно,потому и держим закрытым окно

– 7 —до поры, когда порченая веснахлестанет из поры, которой женщина дышит,когда речь – для пропавшего в зренье – тесна.Вещь – тем меньше, чем ближек нервам. Рвется все, что имеет плоть:жизнь, стихи и обугленный рот.

– 8 —Будем стоять на своей черной дыре,выпившей море и отхаркнувшей назадкровавые воды. Висельник и Назорей —едины по матери и по отцу. Взглядбога похож на слепоту, так какпуты его определяют страх

– 9 —перед детьми. А сегодня – опять судьба,троллейбус и несчастливый билет.Мы – по части прощенья – большие доки, даникто не хочет прощенья. Уг (р/л) истый ментдостает из кармана часы – емуехать в полном вагоне, но – как всегда – одному.

– 10 —Одиночество – это ключ от Египта. Яне умел говорить, но бог прошел стороной:то ли читать не умел, то ли увидел меня,и порешил, и соткал деревянный покоймне. До фени, что он бормотал —я спал

– 11 —у расколотой камнем речи и на печи,тырил коврижки неба и калачиземные. Воронка ширилась и звенели ключи,плавилось время, которым летели грачив лишенное оси облако, сиречь – провал.Я спросил: где Египет? – бог молчал.(2002)

«Спросят: какое число? – отвечай: много…»

Спросят: какое число? – отвечай: много.Умея только до двух – все, что выше,называю несуразно. Два века гудела погода,чтобы сойти на блеф или что-то тише.Мы искали смысл, чтоб потерять. Свистетьнас учили раки и книги. Из мертвых женщинближе всех – та, что вдалеке. Просейнас сквозь время свое и соски огрубеют. Меньшеруки бога – только жирный его трахарь Цезарь.Наши дети забудут нас, поиграв в могилы.Ни хирург, ни ветврач не спасут. Только чахлый писарьсосчитает нас перед тем, как покинуть. «Милый,разучись дышать…» – слышу я,подчиняя звезду отливу.(2002)

«В этом меде нет пчел…»

В этом меде нет пчел,только дети и тени детей,и дождя вертикальная нить.И короткая память камнейразминает ладонью твоеймокрый мякиш чужой немоты:то приходишься братом песку,то сестрою своей темноты.(2002)

«Шел дождь. Росла трава…»

Шел дождь. Росла трава.Мы пили эту воду,мир поделив на два:на афоризм и оду.Остаток – пустотемы сбрасывали в баки.Они гремели так,что лаяли собаки.С той стороны листаглядит на нас бумага,как мы с ее лицапьем воду, точно брагуЛюбой из нас убит,но мы не умираем,лакаем белый стыд,и губ не обжигаем…(2002)

«Закончил ветер выть, как только свечерело…»

Закончил ветер выть, как только свечерело,а инвалид-сверчок чуть позже замолчал,ты задала вопрос, точней – его пропела,да я не отвечал.

О чем мне говорить, что лето нецензурно,что нас имеет вновь любимая страна,что ива у реки прозрачна, как мензурка,а речка – холодна?

Что не умею жить без сурдоперевода,что не умел любить и получил за то,что из меня теперь течет моя свобода,которая – ничто?

Что ты идешь гуляешь с чистопородным шпицем,что весело свистишь, сзывая кобелей,что в сумочке твоей двойная доза в шприце?Давай ее скорей…(2002)

«Соль разъедает и камень, и воздух – лишь речь…»

Соль разъедает и камень, и воздух – лишь речьИмеет прочнее валентность – твой ХаритонУспеет обресть полураспад – пока мы течь-Перетекать устанем сквозь шели свои в свободу.Кода времени – это пустой человек,С помощью междометий обратившийся в воду.

Не торопись, мой птенчик, на этот вокзал:Поезда плетут лишь одно направленье на Север, и скоро оченьПрялка выткет железную нить из аватар,Которые падают в землю замедленным снегом,И прежде чем изливаться из крынки – ты оглянись:Что будешь ты – после, там, за своим пределом.

Слова кончаются. Дальше – по видимому – темнота.Над ЧТЗ – ангелы и прочая чертовщина.И ты выходишь из меня первой из ста:Дыханьем, когда «-40» – сигаретным дымом.Моя соленая речь растворит тебя наверняка —Во все стороны от Камчатки и притворится Крымом.(2003)

«Ловля звезд – пустое занятье, но ты…»

Ловля звезд – пустое занятье, но тызанималась всегда этим лучше, чем я,и после свиданий с тобой я слышал, как роют фундамент кротыи скоро здесь вырастет Колизей, а потом – скользяпо поросшему редкой травой побережью – волны забудут про нас.И это правильно – поскольку это – о нас.

Как только закончился бог – мы пошли в театр,смотрели на линии между надбровных дугсцены и старались не хмуриться. И повторяя соцарт —соприкасались рыбьей кожей разводные мосты. Из подруг,с которыми я спал в те стрёмные времена —только ты вплавила влажный штрих-код в мои пелена.

Крошки с наших столов давно обрели свой гранит —только крепость их – десять последних лет – гранит мой зрачок,и мы прошли, как земную жизнь, холодный Аид,в том смысле, что я в свой карман положил от него клочок.И если кто-то случайно спросит тебя —не отвечай ни о чем – как и я.(2003)

«По петле перепелки в кустах …»