Владимир Алейников - Звучащий свет

Владимир Алейников

Звучащий свет

I

«Откуда бы музыке взяться опять?…»

Откуда бы музыке взяться опять?Оттуда, откуда всегдаВнезапно умеет она возникать —Не часто, а так, иногда.

Откуда бы ей нисходить, объясни?Не надо, я знаю и такНа рейде разбухшие эти огниИ якоря двойственный знак.

И кто мне подскажет, откуда плывёт,Неся паруса на весу,В сиянье и мраке оркестр или флот,Прощальную славя красу?

Не надо подсказок, – я слишком знакомС таким, что другим не дано, —И снова с её колдовским языкомИ речь, и судьба заодно.

Мы спаяны с нею – и вот на плаву,Меж почвой и сферой небес,Я воздух вдыхаю, которым живу,В котором пока не исчез.

Я ветер глотаю, пропахший тоской,И взор устремляю к луне, —И все корабли из пучины морскойПоднимутся разом ко мне.

И все, кто воскресли в солёной тишиИ вышли наверх из кают,Стоят и во имя бессмертной душиБезмолвную песню поют.

И песня растёт и врывается в грудь,Значенья и смысла полна, —И вот раскрывается давняя сутьЗвучанья на все времена.

«Конечно же, это всерьёз…»

Конечно же, это всерьёз —Поскольку разлука не в силахРешить неизбежный вопросО жизни, бушующей в жилах,Поскольку страданью даноУпрямиться слишком наивно,Хоть прихоть известна давноИ горечь его неизбывна.

Конечно же, это для вас —Дождя назревающий выдохИ вход в эту хмарь без прикрас,И память о прежних обидах,И холод из лет под хмельком,Привычно скребущий по коже,И всё, что застыло молчком,Само на себе непохоже.

Конечно же, это разладСо смутой, готовящей, щерясь,Для всех без разбора, подряд,Подспудную морось и ересь,Ещё бестолковей, верней —Паскуднее той, предыдущей,Гнетущей, как ржавь, без корней,Уже никуда не ведущей.

Конечно же, это исходОттуда, из гиблого края,Где пущены были в расходГуртом обитатели рая, —Но тем, кто смогли уцелеть,В невзгодах души не теряя,Придётся намаяться впредь,В ненастных огнях не сгорая.

«Ставшее достоверней…»

Ставшее достовернейВсей этой жизни, что ли,С музыкою вечернейВызванное из боли —Так, невзначай, случайнейЧередованья светаС тенью, иных печальней, —Кто нас простит за это?

Пусть отдавал смолоюПрошлого ров бездонный,Колесованье злоеШло в толчее вагонной, —Жгло в слепоте оконнойИ в тесноте вокзальнойТо, что в тоске исконнойБыло звездой опальной.

То-то исход недаромТам назревал упрямо,Где к золотым СтожарамВместо пустого храма,Вырванные из мрака,Шли мы когда-то скопом,Словно дождавшись знакаПеред земным потопом.

Новым оплотом встанемНа берегу пустынном,Песню вразброд не грянем,Повременим с почином, —Лишь поглядим с прищуромНа изобилье влагиВ дни, где под небом хмурымВыцвели наши флаги.

«Для смутного времени – темень и хмарь…»

Для смутного времени – темень и хмарь,Да с Фороса – ветер безносый, —Опять самозванство на троне, как встарь,Держава – у края откоса.

Поистине ржавой спирали витокБесовские силы замкнули, —Мне речь уберечь бы да воли глоток,Чтоб выжить в развале и гуле.

У бреда лица и названия нет —Глядит осьмиглавым дракономИз мыслимых всех и немыслимых бед,Как язвой, пугает законом.

Никто мне не вправе указывать путь —Дыханью не хватит ли боли?И слово найду я, чтоб выразить сутьЭпохи своей и юдоли.

Чумацкого Шляха сивашскую сольНе сыплет судьба надо мною —И с тем, что живу я, считаться изволь,Пусть всех обхожу стороною.

У нас обойтись невозможно без бурь —Ну, кто там? – данайцы, нубийцы? —А горлица кличет сквозь южную хмурь:– Убийцы! Убийцы! Убийцы!

Ну, где вы, свидетели прежних обид,Скитальцы, дельцы, остроумцы? —А горлица плачет – и эхо летит:– Безумцы! Безумцы! Безумцы!

Полынь собирайте гурьбой на холмах,Зажжённые свечи несите, —А горлица стонет – и слышно впотьмах:– Спасите! Спасите! Спасите!

«Воображенья торжество…»

Воображенья торжествоДа непомерные мученья,Как бы на грани всепрощенья,А рядом – рядом никого.

Покуда силятся сверчкиПощаду вымолить у неба,Я жду и всматриваюсь – все быТак миру были бы близки.

Когда бы все ловили такПриметы каждого мгновенья,В ночи оттачивая зренье,Прозрел бы звук, звучал бы знак.

Не потому ли мне данаВпрямую, только лишь от Бога,Как небывалая подмога,Душа – и чувствует она,

Как век, отшатываясь прочь,Клубясь в сумятице агоний,Зовёт, – и свечка меж ладонейГорит, – и некому помочь,

Никто не может, ничего,Что схоже с откликами, нету, —И вот, в тоске по белу свету,На ощупь ищешь ты его.

«Тирсы Вакховых спутников помню и я…»

Тирсы Вакховых спутников помню и я,Все в плюще и листве виноградной, —Прозревал я их там, где встречались друзьяВ толчее коктебельской отрадной.

Что житуха нескладная – ладно, потом,На досуге авось разберёмся,Вывих духа тугим перевяжем жгутом,Помолчим или вдруг рассмеёмся.

Это позже – рассеемся по миру вдрызг,Позабудем обиды и дружбы,На солёном ветру, среди хлещущих брызг,Отстоим свои долгие службы.

Это позже – то смерти пойдут косяком,То увечья, а то и забвенье,Это позже – эпоха сухим костякомПотеснит и смутит вдохновенье.

А пока что – нам выпала радость одна,Небывалое выдалось лето, —Пьём до дна мы – и музыка наша хмельнаТам, где песенка общая спета.

И не чуем, что рядом – печали гуртом,И не видим, хоть вроде пытливы,Как отчётливо всё, что случится потом,Отражает зерцало залива.

«Для высокого строя слова не нужны…»

Для высокого строя слова не нужны —Только музыка льётся сквозная,И достаточно слуху ночной тишины,Где листва затаилась резная.

На курортной закваске замешанный бред —Сигаретная вспышка, ухмылка,Где лица человечьего всё-таки нет,Да пустая на пляже бутылка.

Да зелёное хрустнет стекло под ногой,Что-то выпорхнет вдруг запоздало, —И стоишь у причала какой-то другой,Постаревший, и дышишь устало.

То ли фильма обрывки в пространство летят,То ли это гитары аккорды, —Но не всё ли равно тебе? – видно, хотятЖить по-своему, складно и твёрдо.

Но не всё ли равно тебе? – может, слывутБезупречными, властными, злыми,Неприступными, гордыми, – значит, живут,Будет время заслуживать имя.

Но куда оно вытекло, время твоё,И когда оно, имя, явилось —И судьбы расплескало хмельное питьё,Хоть с тобой ничего не случилось,

Хоть, похоже, ты цел – и ещё поживёшь,И ещё постоишь у причала? —И лицо своё в чёрной воде узнаёшь —Значит, всё начинаешь сначала?

Значит, снова шагнёшь в этот морок земной,В этот сумрак, за речью вдогонку? —И глядит на цветы впереди, под луной,Опершись на копьё, амазонка.

«Вот и вышло – ушла эпоха…»

Вот и вышло – ушла эпохаТополиного пуха ночью,В час, когда на вершок от вздохаДышит лёгкое узорочье.

Над столицею сень сквознаяВиснет маревом шелестящим, —И, тревожась, я сам не знаю,Где мы – в прошлом иль в настоящем?

Может, в будущем возвратятсяЭти шорохи и касаньеКо всему, к чему обратятся, —Невесомое нависанье.

Сеть ажурная, кружевная,Что ты выловишь в мире этом,Если дружишь ты, неземная,В давней темени с белым светом?

Вспышка редкая сигаретки,Да прохожего шаг нетвёрдый,Да усмешка окна сквозь ветки,Да бездомицы выбор гордый.

Хмель повыветрит на рассветеВек – железный ли, жестяной ли,Где-то буквами на газетеЛюди сгрудятся – не за мной ли?

Смотрит букою сад усталый,Особняк промелькнёт ампирный, —Пух сквозь время летит, пожалуй,Повсеместный летит, всемирный.

Вот и кончились приключенья,Ключик выпал, – теперь не к спехуВспоминать, – но влечёт мученье —Тополиного пуха эхо.

«Курево скверное – «Ватра»…»