Флаги - Борис Юлианович Поплавский

Борис Поплавский

Флаги

Флаги Бориса Поплавского: долгий путь на родину

Эмиграция есть трагический нищий рай для поэтов, для мечтателей и романтиков…

«О мистической атмосфере молодой литературы в эмиграции», 1930

Когда я впервые ознакомилась со сборником «Флаги», автор этих удивительных, завораживающих стихов был мне совершенно неизвестен. Борис Поплавский представлялся как «голый человек, вырванный из земли, как мандрагора». Стихотворения, не похожие ни на что, ранее известное, казались чудом, возникшим вне времени и пространства. Чем же объясняется столь долгое забвение личности и творчества «Монпарнасского царевича», «Русского Рембо», гремевшего в те годы на весь русский Париж? Именно в Париже, который он считал «родиной молодого эмигрантского человека», Поплавский сформировался как личность и как поэт, именно здесь он смог жить и творить свободно, здесь же, после его загадочной смерти, уцелел его архив, сбереженный в тяжелый военный период близкими друзьями – Диной и Николаем Татищевыми. Но всемирный катаклизм, который Поплавский предвидел – не зря почитатели приписывали ему дар ясновидения – положил конец русской эмиграции первой волны. Кроме того, еще при жизни автор «Мореллы» служил мишенью для советской критики. Некий Герман Хохлов, нападая на «молодых покойников» (Божнева, Поплавского, Ладинского), упрекал их в том, что они «тянут в небытие и отравляют своим трупным ядом все живое, что противостоит их социальной обреченности». Немудрено, что «Флаги» вместе со своим автором надолго попали в небытие.

* * *

Борис Поплавский родился 24 мая 1903 года в Москве, в довольно зажиточной и культурной семье. Родители Поплавского познакомились в консерватории: мать играла на скрипке, а отец – на фортепиано. Юлиан Игнатьевич Поплавский – человек несколько эксцентричный – был одним из любимых учеников Чайковского. Борис многое унаследовал от отца[1]. Мать поэта, София Валентиновна, приходилась дальней родственницей Е. П. Блаватской и сама увлекалась антропософией, что оказало влияние на интерес Бориса к теософии и оккультизму. В семье, кроме Бориса, было ещё трое детей: старшие – Наталия и Всеволод и младшая – Евгения. Воспитывали их иностранные гувернёры. Старшая дочь Наташа, «авангардная» московская поэтесса, «лихорадочная меховая красавица»[2], позже погибла в Шанхае, приняв слишком сильную дозу опиума. Младшая дочь Евгения болела туберкулёзом. Для её лечения вся семья – за исключением отца – переехала в 1906 году в Европу и прожила три года в Швейцарии и Италии. Италия произвела сильнейшее впечатление на Бориса. Открытие античного мира отразилось позднее на его поэзии, в которой часто встречаются образы римских городов и итальянские пейзажи («Римское утро», «Стоицизм», «Древняя история полна», «Орфей» и т. д.).

За границей Борис настолько забыл родной язык, что по возвращении в Москву поступил во французский лицей Филиппа Неррийского, где и учился до революции. Он рано пристрастился к чтению и рисованию и стал писать стихи. В мир гашиша и кокаина, как и в мир поэзии, Бориса ввела его сестра Наталия, вращавшаяся в кругах литературной богемы, злоупотреблявшей наркотиками. Сестре пятнадцатилетний Борис посвятил стихотворение «Караваны гашиша», предвещающее атмосферу «Флагов».

Летом 1918 года семья Поплавских временно разделилась. Софья Валентиновна со старшими детьми осталась в Москве, а Борис вместе с отцом уехал на юг, навсегда покидая Москву. В январе 1919 года состоялся литературный дебют начинающего поэта: он читает стихи в Чеховском литературном кружке в Ялте. В марте того же года Борис с отцом уезжает в Константинополь, но летом Поплавские возвращаются в Россию. В том же году Борис посещает литературный кружок «Никитинские субботники», где знакомится с молодым поэтом Георгием Штормом, разделявшим его интерес к мистике и теософии. Шторм вспоминал, как они с Поплавским посещали библиотеку Мореходного училища, где Поплавский читал Герберта Уэллса: именно Уэллсу посвящено единственное стихотворение Б. Поплавского, опубликованное в России[3].

В 1920 году Борис с отцом проделал «вторую эвакуацию».

Прибыв в Турцию, Борис Поплавский поселяется с отцом на острове Принкипо в доме армянского патриарха. Именно здесь, в момент сильного духовного кризиса, юный поэт обращается к православию и перестает употреблять наркотики, хотя позже и случались срывы. С Принкипо Борис с отцом переезжают в турецкий квартал Бешик-Таш, около живописного летнего дворца «Фламур». В это время в Константинополе насчитывалось 150 тысяч русских (в 1924 году их осталось не более 10 тысяч) – и легко было вообразить, что это какое-нибудь предместье Одессы.

Отныне Борис посещает русскую гимназию, читает творения отцов церкви и становится вегетарианцем. Он увлекается теософией и скаутизмом, вступает в теософскую организацию «Звезда на Востоке». В «Маяке» – русском очаге, организованном Союзом Христианской Молодёжи, Борис знакомится с Владимиром Дукельским, будущим американским композитором (известным под именем Вернон Дюк), дружит и с Лазарем Воловиком, будущим участником парижской группы «Через». Уже тогда Борис пленяет собеседника своими «сладкострунными» стихами, из которых «сочился странный яд». Юные любители поэзии создают «Цех поэтов», провозгласивший: «…Долой школу (акмеистов, имажинистов и проч.), ибо революция утвердила личность!»[4].

В мае 1921 года отец с сыном уезжают в Париж, где поселяются в бедной гостинице на улице Жакоб. Борис посещает Художественную Академию «Ля Гранд Шомьер» на Монпарнасе, сближается с группой молодых художников. Вскоре завязывается дружба юного поэта с Константином Терешковичем. Поплавский пишет с натуры, но также пробует свои силы в модном тогда кубизме: пишет супрематические картины. По вечерам вся компания собирается в кабачке «Хамелеон», где вскоре возникает кружок «Гатарапак», являвшийся, по словам Давида Кнута, первым коллективным начинанием русской творческой молодежи в Париже.

На Монпарнасе Борис знакомится с Ильёй Зданевичем, чья незаурядная личность сразу привлекает его, и с Михаилом Ларионовым, ставшим его верным другом. Известно, что Ларионов оказал большую финансовую помощь для посмертного издания «Снежного часа» (1936 г.). Тяга «молодой пишущей братии» к художникам объясняется её драматическим положением – невозможностью печататься и отсутствием среды: не зря Поплавский пишет о «полурукописной литературе».

Вместе с К. Терешковичем, которого он считает своим учителем, в ноябре 1922 г. Поплавский отправляется в Берлин изучать изобразительное искусство. Там он знакомится с Белым, Пастернаком и Шкловским, которые поддержали его как поэта, посещает «Дом искусств», где встречается с Маяковским, пишет рецензию на работы русских авангардистов, выставлявшихся на «Первой русской художественной выставке», организованной издателем журнала «Штурм» Германом Вальденом.

Именно в Берлине Поплавский поставил крест на своей художнической карьере, но, «не найдя прямого воплощения, художественное дарование Поплавского со временем становится знаменательной составной частью его поэтического видения