Виктор Есипов - Лепта

Виктор Есипов

Лепта

Из книги «Общий вагон» (1987)

«Все мы смертны, все мы тленны…»

Все мы смертны, все мы тленны,И тебе пощады нет!Но живёт поры военнойНебольшой автопортрет.Выдают тот год жестокийСкудный фон и жёсткий штрих:Западающие щёки,Выступающий кадык.Напряжённость, ракурс резкий,Тёмен лик, как образа.Но пылают гневным блескомВоспалённые глаза.Узнаю, охвачен дрожью,Разворот военных дней.Ты свершил свой суд, художник,Над эпохою своей!..В одолевшем горе миреЗаоконный ярок свет…И отца в пустой квартиреНа стене автопортрет.

На сортировочной

Простые совершаются маневры —Товарный формируется состав.И лязг проходит, словно импульс нервный,От головных вагонов до хвоста.Вот семафор мигнул, как вспышка спички,Освобождая путь наверняка, —И, бёдрами качая, электричкаПроносится сквозь строй товарняка.Как каблучки, колёса отстучали,Сухая пыль осела на панель.Сомкнулись вновь разорванные дали,Печалью затуманился апрель…Вот здесь грузились роты в сорок первом,Решимость зрела в лицах молодых.И била провожающим по нервамСлепая медь оркестров духовых.

«Рывок – и корпуса наклон…»

Рывок – и корпуса наклон,Срывает кепку встречный ветер!Вдали грустит аккордеонО тёплых днях, о щедром лете.Соседи на гру0зовикеУже увозят вещи с дачи,Железный руль дрожит в руке,Визжит цепная передача.Так сладко знать, что чей-то взглядКак лента тянется за мною,Что рассыпает листопадРезные листья над землёю.Ах, что-то вспомнится потомИ будет в памяти вертеться!Ещё уклон, ещё подъём…Как коротка дорога детства!

В день победы

Приметой хорошей погодыЗвенят комары за окном.И снова, как в давние годы,Стоит на столе патефон.Забытого танца фигуры,Забытый пронзительный взгляд —Свет падает от абажураНа стену, где карточки в ряд.Дивана обшарпана спинка,Герань не устала цвести.Вращается плавно пластинка,Играет – грусти не грусти!Над участью вдовьей щемящей,Над ворохом трудных заботПоёт дерматиновый ящик,Пока не иссякнет завод.

«Ах, домик двухэтажный…»

Ах, домик двухэтажный,Забытые печали.Меня здесь не однаждыПриветливо встречали.

С меня снимали куртку,Со мною говорили,Смущая не на шутку,По-сестрински любили.

Две девочки-соседки.(Всё в прошлом – взятки гладки!)В окне – жасмина ветки,Картофельные грядки.

Прямой пробор у Ксени,Кудряшки у Наташи…Скрипучие ступени,Те лестничные марши!

«Средь стен крупноблочных сосна…»

Средь стен крупноблочных соснаГрустит в торжестве одиноком —Когда-то она мне виднаБыла из родительских окон.На весь разносились кварталВороньи картавые крики.Я взгляд на сосну поднимал,Когда отрывался от книги.А в книге кончалась глава,Там жизнь побеждала искусствоИ грустные чьи-то словаРождали ответное чувство.Состав, прогремев в тишине,Стихал за невидимым полем —Нам даль закрывали в окнеСараи, покрытые толем.Ещё был бревенчатый дом,Цветник с золотыми шарами,Что тоже остались в былом,В исчезнувшей той панораме.В том доме в проёме окнаСмешные косички мелькали.Осталась одна лишь сосна…Обрывки счастливого снаДа привкус забытой печали.

Кинотеатр «Салют»

Вдруг вспомнится дом у вокзала,Где тёрся окраинный людИ надпись над крышей сияла,Светилась неоном: «Салют».Фойе от портретного глянцаБлестело, в нём не было мест:Играл до начала сеанса«Амурские волны» оркестр.А лето звонками трамваяВрывалось в зашторенный зал,Когда над рядами, мигая,Слабел освещенья накал.Здесь кто-то сморкался и плакал,Летал по рядам шепоток:Смотрели «Кубанских казаков»И «Поезд идёт на Восток».Смотрели, ликуя, подростки,Видавшая виды шпана,Как, сбив двух жандармов, КотовскийВыпрыгивал в сад из окна.Во тьму билетёрша бежала,Быстрее, чем в кадре артист,На грянувший в темени залаТрёхпалый восторженный свист…Ах, что нам тогда не прощалось!Но в сердце оставили следИ фильмов наивных слащавость,И горькая правда тех лет.

В воскресный вечер

Ах, Тихвинская улица, признал!Здесь были раньше Тихвинские бани.А нынче – стройка, стройка. И проездЗакрыт. Забор дощатый.За забором уже дома вздымаются на треть.А старые – с отбитой штукатуркойИ с выбитыми окнами – стоятИ ждут, когда их тоже поломают.А стены их хранят воспоминаньяИ старый шрифт. Вот надпись: «Мясо – Зельцъ»,«Чай. Сахаръ. Кофе». Чудом сохранилисьДоископаемые письмена.Под вывесками новыми, как видно,Они хранились до поры, до срокаИ вот сейчас видны на пустыре.Видны, да кто теперь их прочитает!..Идет трамвай, в нём пассажир один —Осенняя тоска. Крошатся листьяИ падают на пыльный тротуар.Как много попадается мужчин,Не знающих забот и сожалений.Они вдвоём, втроём идут к палаткеС названием нелепым: «Зал пивной»,Толкаются у входа в магазин,И ветер гладит их по потным лицам.А вот один, гуляющий с собачкой,Кричит: «Козявка! Ну, бегом ко мне!»По узенькой асфальтовой дорожкеБежит собачка, высунув языкИз окаймлённой зубчиками пасти.А день к концу подходит выходной.Осенний день, но ясный и погожий.И солнце, отработав, отсветив,Скрывается за крышами квартала,Чтоб завтра новый долгий день начать…

«На диване цветная накидка…»

К. К.

На диване цветная накидка,Книжный шкаф, пёстрый коврик у ног.В сером сумраке красная ниткаИз мотка убегает в клубок.Плеск дождя из раскрытой фрамуги,Вечереющей улицы вид.Плавно ходят проворные руки,Круг за кругом моталка бежит…На исходе неяркого летаВ сердце врезаны острым резцомЭта комнатка, женщина эта —С ранней проседью, с добрым лицом.И от этой возвышенной мукиНоет сердце… Но, нервы щадя,Осторожно сплетаются звуки:Шорох нити и шорох дождя.

«Дух сиреневый в окно…»

Дух сиреневый в окноТянет ветер струйкой горькой.До утра темным-темноЗа распахнутою створкой.Вздохи, всхлипы, бормотанья —Спит предместье, сон глубок.И ко мне на огонёкИз темницы мирозданьяЗалетает мотылёк….

«Найдёшь на дороге потёртый пятак…»

Найдёшь на дороге потёртый пятак —Ты с детства пророческим снам и приметам,Конечно, не веришь! А всё-таки как:Орлом или решкой упала монета?Достанется в кассе счастливый билет —Дождь моет квадраты автобусных окон,А сердце, казалось бы, повода нет,Опять трепыхнётся как пойманный окунь.Билетик, монета. Приметы не в счёт.А в окнах то Пресня, то площадь Восстанья…То канет бесследно, то вновь оживётРисунок надежды, мотив ожиданья.

«Не избыть этой грусти ни в слове, ни в песне…»

Не избыть этой грусти ни в слове, ни в песне —Разве можно словами поведать о том,Как стоит тишина в переулке на ПреснеИ как топчется дождь во дворе проходном.Посмотри, что наделала осень-злодейка:Как шуршит листопад, как шумит водосток,Как на чьём-то окошке снуёт канарейка,Словно в клетку попался кленовый листок.

Зеленый фургончик

Зелёный фургончик, влекомый усталойлошадкой.Опять меня будит её осторожный шажок,И я, просыпаясь, как в детстве тянусь заразгадкой —Так звук этот странный загадочен и одинок.Задумчивый кучер сидит неподвижно на козлах,В фанерную стенку фургона упёршись спиной,А небо, что было недавно в светящихся звёздах,Уже засерело, и влажен асфальт мостовой.Но звук затихает, копыта всё тише и тише.Вот шум городской в переулок заносит опять.Потом месяцами волшебной лошадки не слышу:Пропала? Иль в будни приходится раньшевставать?

«Говор венского извода…»

Говор венского извода,Свечи, лица прихожан;Сотрясая арки свода,Просыпается орган.Растворяясь в звуках мессы,Бронзой вспыхнув на стене,Догорает день воскресныйВ узком стрельчатом окне.Чей-то голос в мощи хораТему пробует мою,Здесь, под сводами собора,Ход времён осознаю.И сквозь ткань житейской прозыПроступают, словно соль,Очистительные слёзы,Искупительная боль.

«Московский старый двор…»