Viktoria Pressman - Все реки идут на восток. Стихи разных лет

Все реки идут на восток

Стихи разных лет

Viktoria Pressman

© Viktoria Pressman, 2017

ISBN 978-5-4483-2725-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

К обетованным брегам

Господь как полноводная рекаНадежды, милости и жизни Увековечена в веках.Века, что пали ниц бессильныСвободу воли изменить,Свободу истины и чуда,И пусть нам не дано дожить,Я где-то там навеки будуВ объятьях Отчих почиватьИ наблюдать как птицы, что летят отсюда,Стремятся к новым берегамИ иcчезают в треугольнике бермуды.

бездомность

Оставляя горняя, продираясь впотьмах,

вдруг забыть этот вздох, этот взгляд…

По-иному взглянуть на цветы бытия,

Зацвести посреди февраля

и в июле выпустить цвет

в череду новых лет

и поверить опять, никого не принять,

отпустить словно дым

и лишь только одна и лишь только один

такой же отчаянный, резкий, прямой,

свой, понятный, родной.

Мы как звезды блуждаем в ночи окружающей злобы,

и бездомность нас гонит к новым дорогам,

мы не знаем пути иного

лишь только в Царство Бога живого

все дороги страдальцев бездомных идут.

Все думают, что мы плохие,

и нас не любили и мы не любили,

мы пили живую воду,

и так много ее расплескалось в дорогах,

потерявшим так много,

открыты ворота для чуда,

благодарностью Богу

уляжется новая вьюга.

Красавица и чудовище

Промежность времени, пространства, счастья,

Структура Бытия.

Глаза и снасти, якоря, что тянут в прошлые разлуки,

Но больше нет ни сил ни муки

Терять и думать по чем зря.

Безмерные глаза печали и чьей-то прухи,

Рычанье раненого зверя, чудовища,

А кто же я?

В чудовище красавица жила,

А в темном полусвете

И в предрассветном шелесте и ветре

Красавица грозою обернулась

И падалью запахло изо рта.

Мы монстры ночи, мы дети солнечного дня,

Нашедшие свою любовь

И потерявшие ее по пьяни навсегда.

И больше не любя все ж верить в чудо.

Вот, жизнь волной смывает смерть,

Но все же просится уйти отсюда.

Темза река

А если так – в полноте, в ожидании чуда,

Позабыв друг про друга.

Да, в полноте, словно Солнце лучами во вне, —

Непредвзято, свободно.

Все как надо и все по нутру.

Волны Темзы стучат в берега

Из камней и домов и людей.

Волны Темзы несут корабли и секунды морей,

Прорезая как истины нить серебристой иглой

Новострой и поверхностный блеск,

Все ж несет сквозь века

Темза река

Старой истины гул,

Новой истины свет.

Христос Воскресе

Господь, Он больше всех любит

Вот этих бездомных в коробках бездонных

С глазами как буря.

Господь, Он был странник и словно как ветер

И Он не осудит поломанных судеб.

Их взгляд быстротечен и нету в нем боли,

Ведь пуще неволи свобода от чисел.

Главу преклоню на груди у чуда.

Христос наш Воскресе,

И все мы там будем.

If only i could love you twice

Если бы можно было мне любить дважды… Смогла бы я любить как прежде.. Или только однажды мое сердце пронзали стрелы. Я иду тебе навстречу, но там вдалеке ничего не вижу.. Все так быстротечно, брызжет волнами у пояса и ниже. В твоей отороченной бархатом жизни есть ли место для чуда? Можешь ли ты стать нищей, погрузившись в глаза друг друга, можешь ли ты быть нежной, опрокинув бокал за встречу… Все же стать немного той прежней и еще немного беспечней. С пеной у рта смеяться, обжигаясь при встрече глазами, и все-таки не отдаться тому мигу волшебства и удачи. Я тебя не держу и не неволю. У меня по соседству вечность. Колокольный звон и птицы щебечут. И почти хочется поверить в то, что наша встреча состоится. На краю бушующей бездны прозвучит снова песня детства…

Против шерсти

И в той зоне дипломатической культурной неприкосновенности, где мне все можно, – причесал бы кто против шерсти. Апогей осторожности – свернуться пытливым комочком скукоженной совести, и тогда может быть зажгутся лампочки бессмертия. Покинуть зону отчужденности и встать на стезю неизбежности, прорываясь вперед словно истина и на ходу обрастая стержнями.

Весна в Берлине

И вот я снова вспарываю кожу дорог.(Весна вспарывает живот зимы.)Я проникаю глубоко в ee нутро.Я вместе с горячей кровью теку по ее артериям,я щурюсь от солнца – морщины у глаз становятся новыми русламибурных весенних паводков.И словно слеза по водосточным трубамльется радость новой жизни.Я ступаю нежно по обнаженным мускулам бездорожья.Осторожно, безмятежно.Все увереннее поют птицы.Дети – самые заинтересованные на этом празднике жизни.Триумфальные арки, бранденбургские ворота, системы лояльностей для постоянных клиентов.Как все это ново и жестоко.Парк Тельмана и улица Маркса.Пригретые на груди евреи.Бундесмарка диктует новую моду, показывает античность и воплощает любовь к труду.Несмотря на кризис перенаселенности и непогоду.

Diamonds of the roads

And all the diamonds of the roads that you admiredWill make you closer to the things that you desireDeserve or not – all passions, glories(like ancient dutchess in the castle) —All various restrictions, neverending storiesOf love and freedom in the book of ZionThe ancient wisdom of the truthWill always lead you from somewhere behind.Вторая свежестьИ вдруг показалось, что это как твоя и моя вторая свежесть, которая пронеслась перед глазами вместе с солнечным бурлящим днем и улеглась в ногах мартовским междустрочьем, почти мертвецки пьяным на пике сарацинской крепости с сигарой во рту, прочувствовав едва ли твой обнаженный смысл, твою красоту, которую мне заново позволили познать на берегах обретенного рая.

Новое солнце свободы

Отпускаю своих демонов на волю. Выхожу из неволи на дорогу. Светит новое солнце свободы. Меня обижают, забывают, не прощают, все видят мою оболочку, а не нутро, и дарят бесчестие. Впрочем как и я..Я давно залезла в свой панцирь. Моя вселенная больше чем государство. Просто больше нет никого. Расчищено пространство. До пределов допустимого лимита и раздето полностью сердце поэта. Нет желаний и мечты больше нету. Все вокруг поглотилось мечтой.Странник – и ничего великого. НИ там и не здесь. Ни с кем. Мы никому по настоящему не нужны. Кроме Бога. И у нас здесь нет дома.Что сказать тебе, друг?Все слишком печально? Или скорее мистериально..Наполнено смыслами линий и передач..Мистерии древних инков, этрусков и каролингов, ключи соломона и аппиева дорога.И на всем рука Бога – вреховного судьи и архитектона. И на всем печать красного кумача… Тревога…? Быть всегда неготовой, нетерпеливой оторвой, забывая задняя и простираясь вперед с порога.

Танцы с волками

Я не помню, когда начались они, эти танцы с волками.. Давно.. А потом начались танцы с дубами, танцы с морями, танцы с ветрами. И ламий пронзительный крик разрезал небеса в предрассветной печали. Каждый крик словно вспоротый миг, еще один волк для стаи. Хоть все в лес, как его не корми, но давно уж отбился от стаи тот огненный волк. Иногда убегает в пустыню, чтобы снова вспомнить о доме своем. Интересно, в книге судеб прописаны ли наши встречи, отороченные серебром? Интересно, кто из нас останется все же живым огнем? Кто будет греть несмотря на жестокость и гореть не жалея о том, что впроголодь. Босиком по камням и по соснам поглощая уже осторожно живьем новые весны, когда чаши весов опыта и ошибок достигнут баланса оков благоразумной сдержанности. И когда жестокость наших дней и ночей для кого-то станет беспамятсвом, а кому-то обернется одиночеством потерь и жалом в плоть. Пусть не так высоко и быстро как раньше, но спокойно и уверенно, ближе к земле, большими сильными крыльями, рассекая пространство и время. И я не жду от тебя ничего кроме прощения. Прощение лучше забвения, – поверь, забвение душит, наступает на горло птице-судьбе, вырастает стена там, где могла бы родиться река новых смыслов. Пойми, молчание змеи не лучше, чем голубя воркование. Я не знаю где ты и кто ты сейчас, и это мое наказание за наше с тобой преступление. Мое проистекание впрочем от этого глубинно не пострадало. Я все же очень устала от того, что тебя нет в досягаемости. Впрочем как и кого-то другого – на замену иль вместо или до тебя. Не хватает немного иного бытия. Где все прощены и рады и несмотря на то, что все можно, никто не наказан. Разве такое возможно? Положа руку на плаху скажу, что даже если такое возможно, мы выберем то, что сложно и то, что меняет (как дождь, что смывает зиму) меланхолию на грусть.

В моем саду бесчисленных огней