Андрей Кайгородов - Великий некроромантик

Великий некроромантик

Андрей Кайгородов

© Андрей Кайгородов, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«И каждый день, спускаясь с неба…»

И каждый день, спускаясь с неба,Фрезой врезается в мой мозг,И давят череп части света,И тает жизнь моя, как воск.

Сонливость – состояние века,В пустых глазницах боль и страх,Игра длиною в человекаИ похоть плесеньюНависла на губах.

Все вертится и тонет в крике,В куске веревки, в острие шприца,В помойной яме, в однокрылой птице,В глазах забитого ногами пса.

И я вдыхаю этот трупный запах,Я пробираюсь улицами снаИ трупы белоснежно улыбаясьПолзут по ним, таща свои тела.

Мне дурно, тошнота подходит к горлу,Я задыхаюсь, я не знаю, где тут я,И только облака по небу ходят,И просится на волю грешная душа.

«Веселились в свете луны…»

Веселились в свете луныСны отрезанной головы.Она летела сквозь призрачный крайВ рай, под эго весны.

И все они собрались здесь,В семи измерениях небес,И груди свинцовых невестЕст седой похотливый самец.

И вечная пустотаСтоит перед нами нагаИ мы, соблазненные ейВходим между грудей.

И растворяемся там,И погружаемся в срам,Не замечая пасхальных свечей…

«Былое, быль, увядший свет зари…»

Былое, быль, увядший свет зари,Метель, снега, и журавли,Спешащие в безумство дня,Где нет тебя, где нет меня.

И всё как прежде, испокон времён,Беспечное создание на шаре,И пылкий юноша без памяти влюблёнВ мечту свою живущую мечтами.

Два этих призрака в полночной синеве,Хрустальных клавиш дикое сплетенье,Сквозь призму времени сверкающим лучом,Сольются музыкой безумства, наслаждения.

Их вспыхнувший огонь осветит небеса,Сверкающей звездой опустится на землю,И сотый раз, как день настанет тьма,И по миру пройдёт любовь неясной тенью…

«Ты лилась, как кровавые сгустки…»

Ты лилась, как кровавые сгустки,Ты пилась, как скупая слеза.Сквозь осеннее утро несмело,Ты светилась величием сна.

Каучуковым запахом гариБыл покрыт твой мраморный бюст,Твои нежные губы печалиИскупались как изумруд.

И я рвал упругие мышцыКеросиновой тонкой струёй,И слюной обезжиривал тело,Начиняя его собой.

Ваша краска размылась и слезла,Вы мочалите хладный свой труп,А на улице мокро и серо,Да грехи ваших тайных простуд…

Животные

В этом воздухе столько томительных вздохов,И раскинув язык по губам,Я ласкаю его неприлично и пошло,Обнажив патетический срам.

Ты безнравственно треплешь копну своих прядей,Поедая глазами мой плодИ во взгляде твоём ни любви, ни печали,А одна только похоть ползёт.

Ты потеешь при звуках вечернего гимна,Улыбаешься вязко и зло.Я ведь знаю, что ты всего лишь скотина,Что в тебе лишь поёт естество.

И упившись блевотного, мерзкого пойла,Закусивши его огурцом,Я влезаю на труп твой вонючий и потный,Притворяясь влюблённым юнцом.

И проснувшись с лучами весеннего утра,Зажимая руками свой пакостный рот,Я пытаюсь сдержать свои светлые чувства,Но всё тщетно – желчь горлом идёт.

Ты молчишь и тихонько воняешь у стенки,И, глотая свою тошноту,Соскребая пальцами коросты с коленки,Размышляешь: Боже, как я живу…

И не нужно искать оправданья поступкам,Копаясь в прошлом дерьме,Всё равно нам всю жизнь ползать на брюхе,Мы всего лишь животные…

Запах на мёртвом человеке

Цвет крови, цвет помоев, цвет сирени,Плохая сказка, тридцать три ступени.На свет труп девки, отмороженной и грязной.Салазки, маски, дикие олени.Кричу руками, розовые щёкиСползают медленно по обгоревшему закату.У этих ног густая пелена восьмёрок,У этих губ поношенное знамя.На кол наткнувшись пузом иль коленом,Не замечая ритм коня-калеки,Прокусывая шею одеяломОт запаха на мёртвом человеке.Назвав три точки, семь зловонных капельКубами меряя пространство, дыры, время,Я силюсь позабыть, но тщетны все старанья,Меня тошнит от запаха на мёртвом человеке.Я задыхаюсь в твоих сточных плоских граняхИ, оголяюсь нервом иль привычкой,Влюблённою пьянчужкой забываясь,Я пробую найти к замку отмычки.Но глыба нечистот, тоски и болиКомками грязи, лезвием по мясуКричать напрасно, выть, кусать и плакать,Когда на мёртвом человеке запах.Пред зеркалом, без глаз, без паутины,Слюною едкой утопаю в раме,Ведь это я с пробитыми рукамиСебя же к стенке прибиваю…

«Из тишины, сквозь иглы наслаждений…»

Из тишины, сквозь иглы наслаждений,Вобрав в себя всю сладость отвращений,Пытаясь уловить чуть слышный вкус землиСпи сладким сном во чреве матери, урод слепой.С душой больной и третьим глазом на грудиСпи, спи, спи, спи, спи, спи…

«И плавно, чуть слышен шелест папоротниковых роз…»

И плавно, чуть слышен шелест папоротниковых розСквозь лики луны полётом полночных стрекоз,Росой стебелька, испей три тысячи светлых страниц пустоты,Лейся прозрачной вуалью звёздМой трижды усопший родник, водопой.Прикосновение прохлады ночной, рождённый в песчаной пыли,Бог, повенчанный с пеной морской,И звени, моя радость тонкими нитями счастьяВ мерцающей дымке, в стеклянном комочкеВ хрустальной рыбьей слезе…

«Светись в беспомощных тисках заката…»

Светись в беспомощных тисках закатаЗлато. Бесформенным распятьем адаВонзи своё тугое жалоВ беспомощную твердь забралаИ ороси пыльцой кровавой тугую плоть.

Скреби зубами бесконечность,Огнём пылающую вечностьУ врат конца и без началаС причала в омут на живца.

Офелия – безумная старухаВниз, по теченью, кверху брюхом.Раскалывая льды и ямыВершины гор, дворцов сараиЯвлялась в облике забавыНа милых шуток карнавалыИ напивалась кровью алойИз ран беспечных мудрецов.

Заросших гнилью и червями,Покрытых плесенью и пнямиС расплавленной, как сыр, печёнкойИ вечной, как помои, водкой.

Светись рассветным колыханьем,Ненужным званием позвенев,Молись покуда есть страданьяПокуда ты не выйдешь весь.

«В вашем милом личике…»

В вашем милом личикеБледность и усталость.Всё казалось вечностью,А осталось – малость.Как в какой-то повестиЗлой и не понятнойВы лежите в гробикеЧистой и опрятной.Чьи-то губы алыеЛоб ваш покрывают,Чьи-то руки жаркиеСлёзы вытирают.Только вам не ведомо,Вот какая жалостьЧто на вашем личикеБледность и усталость.Зеркала завешаны,Всюду тишинаИ лишь кто-то скажет вамТихо, не спешаУпокойся с господом,Бедная душа.

«Насыпь мне сахара…»

Насыпь мне сахараТри чайных ложки в чайИ выпей залпом.И мяч на дерево,Как гусеница в май.Питаясь хвоей,Твоё ли тело вылезет смеясьИз кухни душной,И ты ль взлетишьЧтоб завтра опуститься в грязьИ быть уж никому не нужной.Но ты не плачь.Ладонь моя тебя согреет,И хоть на несколько минутВдруг станет и тебе теплее,И ты уже не выйдешь вновьИз старой кожи,А я иголкой заколовТебя в коробку жить положу.

«Ты мудр, как капля весенней росы…»

Ты мудр, как капля весенней росы,Уснув, проснулся и смотришь сны.Это вечное счастье летящих стрекоз,В целомудрии бархатных розБесконечность безумной ночи.

Спи Юпитер, сожравший свои города,Это варево скорби лечит тебя,Этот воздух опухший от криков и слёз,Мёртвых, трупных выдохов звёзд,Утопающих в месиве дня.

«Он приходит как слон…»

Он приходит как слон,Увидевший мышь.– Ш, ш, ш, ш,– Я сплю.Кричишь ты ему.Он бьёт своим лбомО бетонный полИ шепчет: – Я слышу тебя.И ты умираешьСо спокойной душой,Не смея закрыть глаза.

«Я синим мрамором плечей твоих разбужен…»

Я синим мрамором плечей твоих разбуженИ вскрыт мой череп бритвой твоих глаз,Мой бездыханный труп в тисках твоих задушенИ адским пламенем в ночиСверкает твой дряхлеющий алмаз.

«Тропою гусениц…»