Алексей Чопорняк - Орлы златого века Екатерины

Алексей Чопорняк

Орлы златого века Екатерины

ПОЭМЫ

ПРЕДИСЛОВИЕ

История – хороший человек – ВОТ СМЫСЛПОСЛОВИЦЫ ФРАНЦУЗСКОЙ,НО СПРАВОСТИ ЕДВА ЛИ ТЫ НАЙДЕШЬВ ИСТОРИИ, В ОСОБЕННОСТИ РУССКОЙ.

Не с вами нам историю судить, —Ведь у нее свои законы.Но суждено в истории нам жить —Иль Геростратом иль Наполеоном.

И потому мы взгляд не можем оторватьОт века золотого Катерины.Орлами окружить сумела вкруг себя,Достигнув императорского чина.

Из них мы остановим выбор лишь на двух —На большее едва ль запал у нас найдется.Но галерея образов-екатерининских орловОтсюда только лишь начнется.

АРХИСТРАТИГ СУВОРОВ

ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОЭМА

ПРОЛОГ

Кто властвовал над миром,Чинился на пирах,Давно уж обратилсяВ забытый всеми прах.

Но прах великих предковНам дорог, мил и святИ их потомки нашиЗабвенья не простят.

Пусть тень великих предковРоссию осенит,В них оживет история,И прах заговорит.

Знаком ли вам вот этот лик?Бесследно не исчез он в мире теней,И для друзей и для врагов РоссииСуворов грозен и велик,Какой же исполинский генийБыл этот немощный старик!

Суворов – это символ,Суворов – Талисман,Он Богом и историейНам и России дан.

Легендами овеянЕго был каждый шаг,Великий полководец,поэт или чудак?

Словесности изящной ценитель и знатокЦенил превыше властиСолдатский котелок,Когда в кругу бивуачном,В ночи, в дыму костраПохваливал кашицу кипящего котла:–  Помилуй Бог, кашица превыше всех похвал,Вкусней ее, признаюсь, я в жизни не едал.

Богатырям солдатам был сам отец родной,С ним шли в огонь и воду,А он за них горой,Он вызывал насмешку вельможи на пирах,Зато врагов России бивал он в пух и прах.Природою тщедушен, хил, бледен и костляв,Имел неукротимый, кипучий дух и нрав.Отцовское наследство – заношен плащ до дыр,Под ним подчас скрывалсяНаш чудо-богатырь,И в юности и в зрелые годаон с ним, как с старым другом,Не расставался никогда.Носил его в бою, в походе,И в дождь, и в зной, и при любой погоде,Когда под пулями на скакуне он мчалсяСквозь визг картечи, стоны, крики, дымИ чудом оставался он цел и невредим,то плащ тогда казался небесной парой крыл,Как будто на дракона мчалсясразить его копьем Aрхангел Михаил.

ПРЕДКИ

Хоть шведская текла кровь в жилах,Суворовых людей служилых,Был род известен на РусиКого ты только ни спроси,Как слуг царевых преданных и верныхВ делах своих нелицемерных,И в жертву каждый был готов принестьк подножию российского престолаСвое здоровье, жизнь и честь.

Иван Парфентьевич, прапрадед,Под Дубной был убит в расцвете лет,В войне, теперь уже забытой,России с Речью Посполитой,А сын его родной, прадед Суворова,Оставшись круглым сиротой,Хоть в люди выбился, но так или иначе,В чинах высоких не достиг удачи.Не по протекции отца,В приказе царского дворцаСвой хлеб снискал в поту лицаОн в скромной должности – подьячий,В трудах всю жизнь свою провел,Двор на Никитской приобрел.

Иван Григорьич, дед родной,Царю Петру до гроба состоя нелицемернопреданным слугою,Преображенским тайным ведая приказом,В первопрестольной в корне истреблялКрамольную стрелецкую заразу,Цареву следуя строжайшему наказу,И не ослушавшись ни разу,Допрос с пристрастием учинял,Что значит, пытки применял.

Царь Петр, заслуг не забывая,Слуг преданных своих любя и сберегая,Монаршей милостью своей не обделял,Живейшее участие в судьбе их принимая,Суть дела живо понимал.И, как отец родной, по-царски щедро мог наградить,А за вину отеческой рукою зело и злопоколотить дубинкой резвою своею,Зато измены не прощал и самочинно головы срубалпреступникам, изменникам, злодеям.И дед Суворова отцу,тогда еще безусому юнцу,Отеческих не нарушая правил,Блестящую протекцию составил.Тот по его прошению ПетромБыл взят к на службуДенщиком.

В его обязанностей кругНемногочисленных услугЦарю входило оказанье.Не ждал Василий приказаньяИ не боялся наказанья,Поскольку вскоре знал наперечетИ что царь ест и что он пьет,Когда ложится и встает,Тем более что ПетрК себе особого не требовал вниманья —Едва ли был чета всем нам,Ведь он любил все делать сам.

И вскоре он Петра стал настоящей тенью,В царевы тайны посвящен,Не раз он с честью выполнял его особы порученья,Чем заслужил петрову похвалуИ первую завистников хулу,И не по щучьему веленью или чьему-нибудь хотенью —Bcей статью глядя молодцом —Стал при дворе значительным лицом,Признанье вскоре получил решительный талант,Василий – царский адъютант.

Способности его раскрылись рано,По указанию Петра с французскогоон переводит труд Вобана.

И все ж при всех своих талантахХодил он долго в адъютантах,Был далеко совсем не простЕго карьерный и служебный рост,С кончиною Петра и вовсе удален был от двора.

И лишь екатерининским указомвчерашний и опальный адъютантВ Преображенский полк лейб-гвардиисержантПо должности назначен.И все ж был тот служебный рост бесспорною удачей.Нет внятных для того причин,Но первый офицерский чинОн получил совсем в преклонны лета,Уж при дворе известен, в высшем светеИ признан был – как ныне говорят – в авторитете.Хоть в гвардии он службы срокКо времени тому отмерил уж немалый,Да и служака был удалый,Служебный взлет —Пусть не покажется нам странным —Свой пережил совсем немолодым, уже седым —При воцарении императрицыАнны ИоанныНе дрогнул он под пристальнымИмператрицы взором,С достоинством проверки все прошелИ был назначен обер-прокурором.Империи законов прокурорВасиль Иваныч наш Суворпочти что десять летСтоял на страже —И был, быть может, чересчур суров,И все ж не наломал притом ни разу дров, —Не допускалказны и государева имуществарастрат и распродажи,Отечества был верный сын —Прихватизации,Что обокрала нас – бы он не допустил.А по указу императрицы ЕлизаветыСовсем в преклонные уж летаС учетом возраста, заслугИ прочих жизненных причинОн выслужил и генерал-майорский чин,И в чине этом в бозе он почил.

Ну что ж, всему свой час и срок,Весь мой рассказ пока лишь был пролог,Душой я тороплюсь и сам того не скрою,Скорее перейти к повествованью о героеВы не ошиблись, это он,Суворов – гений всех времен.

МАЛЕНЬКИЙ ГЕНИЙ

Средь ночи к бабке-повивалкеВ окошко кто-то постучал,И чей-то голос прокричал:«Вставай, Матвевна, барин ждет,Стоит коляска у ворот».Она в ответ: «Да погоди,Зайди, хоть дух переведи».А ей: «Уж нечего годитьПриспело барыне родить».Помчались вскачь. Вот барский дом,Все фонари горят кругом.Уже навстречу ей бегут,Куда-то за руку ведут:«Cюда, направо, в эту дверьИ вверх по лестнице теперь.Уж роды начались, молись,За ремесло свое берись,Роженице помочь поторопись».Недолго роды продолжались,И крики радости раздались.На божий свет явитьсяОна младенцу помогла,К себе на руки принимала,Высоко в воздух поднималаИ показала всем кругом:«Герой-то наш, гляди, с пером!».То знак судьбы? Судите сами,Через неделю в сельском храмеНоворожденный был крещенИ Александром наречен.Вот годы детские прошли как сон,И вскоре уж подросток он,В свою мечту он с детства погружен.

Заглянем же в усадьбу родовую,Чтоб Сашу юного понять,Нам детство нашего герояПодробнее придется описать

Хоть барчуком был Саша по рожденью —Отец имел трехсот крестьян —В его примерном поведеньеЕдва ль усмотришь ты изьян.

Здоровьем крепким одаренПриродой вовсе не был он.Был тощ, хил, бледен и костляв,Зато имел неукротимый нрав,Но и поныне тайна свята,Кто первый искру заронилИ сердце в нем воспламенилОдним желаньем – стать солдатом.

Чтоб ворогов России побеждать,Он начал волю закалять:В любую бурю-непогодуОн окна настежь растворял,Под тонким одеялом спал,Проснувшись, делал упражненья —Ряд гимнастических движений,Водою ледяною обливался,Народ дворовый на него глядел и удивлялся.С безусой юности и до последних днейРежим столь строгий соблюдал,Чем современников немало изумлял.

Как дворянину быть прилично,Любил  Отчизну безграничноИ для нее без лишних словБыл жизнью жертвовать готов.

Любил леса, поля и горы,Ее безбрежные просторы,По бездорожью напрямикСкакать на лошади привык.Нередко даже и во снеОн скачет в поле на коне.Вся жизнь была дана ему —Полет во сне и наяву.Благодаря своей судьбеБыл предоставлен сам себе,Крестьянских сверстников любилИ дружбу крепкую водил.В их играх, спорах или дракахВ походах в чащах, буеракахВсегда участье принималСлучалось, умывался кровью,Никто его не донималСлепой родительской любовью.

А вот почти что ничегоНе знаем мы о матушке его.В семье дьячка его рожденье,Она звалась Авдотья Федосеевна,Кротка, благочестива и тиха,Зато нашла лихого жениха.К причастию христовым тайнам и дарамДетей водила в сельский храмИ с детских лет считала нужнымпривить им навыки церковной службы.глубоко веруя, что в воспитанье главно —Быть христьянином православным,Причем на деле, а не на словах —Все дети пели на хорах.Но пробил грозный час, и судеб рокПерешагнул родительский порог.Авдотья Федосевна еще одну дочурку родила,А вскоре вслед за тем и померла,Покинула душа измученное телоИ птицей в поднебесье отлетела.

Однажды в гости приезжал к отцу в усадьбу Ганнибал,Его старинный друг, в отставке генерал,Арап и крестник он Великого Петра.Тут, как на зло, оказия случилась,И колесо у брички отвалилось,А до усадьбы оставалося лишь полверсты с вершком,И старику пришлось идти пешком.

Дорога тут выходит на бугор,И перед ним открылся вдруг простор:Необозримые леса, луга, поля,Вдали течет река – весь мирный сельский вид,А солнце, как назло, нещадно так палит.И видит он ватагу ребятишек,По виду по всему – сражение мальчишек,Игра в войну, их крики нарушали тишину,Царившую кругом, и барский домУже вдали виднелся за холмом.Сраженье не на шутку разыгралось,И партии одной так здорово досталось,Что улепетывать куда глаза глядят пришлось,Надеясь лишь на русское авось.И вдруг какой-то мальчуганНа лошади верхом,Рубаха надувалась пузырем,Наперерез бегущим поскакал,Крича им что-то, – он не разобрал —Те бег замедлили, остановились, опомнилисьИ в бой опять пустились,А юный полководец то и делокоманды подает направо и налевоИ в бой свои войска решительно ведет.Противник вдруг запнулся, дрогнул, отступилИ по полю рассеян был.–  Вот так баталия идет! – промолвил генерал. —Какой сражения внезапный поворот!Оно, конечно, не Полтава,Но полководцу и войскамК лицу и честь и слава!

И вскоре генерал, сняв сапоги, отдав их казачку,идет пешкомИ, утираясь клетчатым платком,В усадьбу друга входит босиком.

Ему навстречу уж спешит хозяин,Старый друг Василий,Уж не в расцвете лет,Но в крепости еще и в силе.Они обнялисьИ троекратно тут облобызались.

Под сенью липдрузья за праздничным столомУж чарки пенные за здравие друг друга подымаютИ о делах давно минувших дней,Деяниях Великого Петра за чаркой вспоминают.–  А где же Александр, наследник твой?–  Гуляет, наверное, в войну опять играет,Не повзрослеет все никакВсе мнит себя стратегом, вот чудак!А вот и он, идет хромаетВелю его позвать. – Повремени, пусть отдыхает,Попозже сам к нему зайду.–  Позвольте, с вами я пойду.

Старик Степан, Суворова дворовый дядька,Во флигелек к нему дорогу показать собрался,И разговор такой меж ними состоялся:– Давно ль у барчука ты дядькой служишь?Да по тебе видать – что вовсе и не тужишь.Или, может быть, придирчив, строг?–  C пеленок, почитай. Помилуй Бог, душонкаангельская, барин.Совсем наоборот, какой там строг, уж слишком добр,не то что наш сосед-татарин.Жалеет нас, дворовых, не по-барски, и щедр бываетчересчур, по-царски,Не требует услуг, ни одевать ни раздеватьСебя не позволяет – солдатом хочет быть,Он это твердо знает.Тогда за мною, говорит,Уж будет некому ходить.Одна беда – уж больно много книг читает,Лишь голову себе напрасно забивает.

(Входит к Александру).