Фахриддин Гургани - Вис и Рамин Страница 10

И все пред ним трепещут в день сраженья.

В Иране мы подобных не найдем:

Тончайший волос он пробьет копьем.

Таких не сыщем лучников в Туране,

И птица падает пред ним заране.

Он всех страшней во дни кровопролитья,

Он всех сильней во время винопитья.

Он барса разъяренного храбрее,

Он дождевого облака щедрее.

Хоть он владеет сердцем смельчака,

В том сердце, так же как в твоем, -- тоска.

Как ты, как ты, он изнемог от страсти:

То яблочко распалось на две части.

Как ты, он одинок, тайком страдая,

То -- камышинки ветка золотая.

В тебя он с первого влюбился взгляда,

С тех пор ему другой любви не надо!

С тех пор и слез потоки полились

Из глаз его, прекрасных, как нарцисс.

С тех пор лицо, что, как луна, блестело, -

Поблекло, как солома пожелтело.

Влюбленный, он в любви познал несчастье,

В себе таит он ужас этой страсти.

Едва шагнув, попал в силки любви,

Он отдал сердце за глаза твои.

В тебе и в нем есть пламень беспокойный,

И ты и он сочувствия достойны.

Я вижу: любишь ты, -- но где любимый?

Здесь двое, что одним огнем палимы!"

Услышав эти жаркие слова,

Смутилась Вис прекрасная сперва,

Внимая с плачем скорбному рассказу,

Ответила кормилице не сразу.

Безмолвная, задумалась тогда,

Поникла головою со стыда,

И наконец ответила, вздыхая:

"Украшена стыдом душа людская.

Придворному Хосров сказал отменно:

"Бесстыжему и море по колено!"

Была бы ты стыдлива и мудра,

Так не плела бы всякий вздор с утра,

Мне и Виру в тяжелую годину

Не изменила бы, служа Рамину!

Его тоской нельзя меня растрогать, -

Скорее станет волосатым ноготь!

Годами старше ты, а я моложе,

Ты мне как мать, а я как дочь. И что же?

Мне стать бесстыжей? Но судьба казнит

Ту женщину, что потеряла стыд!

Ужель внимать должна я лжи презренной?

Как я возмущена твоей изменой!

Пусть горе и тоска мне давят душу,

Пусть я слаба, -- но чести не нарушу,

Хоть потеряю счастье и удачу,

Хоть навсегда надежду я утрачу!

А если твой Рамин красив и строен

И в Мерве самый он искусный воин,

То пусть он служит брату-господину,

А ты не будь служанкою Рамину!

Не нужен мне Рамин, хотя пригож,

Не муж он мне, хоть на Виру похож.

Деньгами -- он, ты -- предложеньем грязным, -

Не обольстите вы меня соблазном.

Впредь не внимай любовной болтовне,

А выслушав, не приноси ко мне.

Тебе б его с негодованьем встретить,

Суровой отповедью бы ответить!

Сказал мобед Хушангу: "Знай, что прав я,

Для женщин похоть -- выше добронравья,

Идут, несовершенны от рожденья,

Путем позора ради наслажденья.

Теряют разум и стремятся пасть,

Как только вдруг на них нахлынет страсть."

Подумай, посмотри, как похоть губит

Ту женщину, что наслажденья любит.

Ей посулят, -- она принять готова

Посул, и лесть, и вкрадчивое слово.

Мужчина что захочет, то возьмет, -

Он расставляет тысячи тенет:

Ведь женщина для вожделенья плоти -

Легчайшая добыча на охоте!

Орудия мужчин разнообразны:

Увещеванья, клятвы и соблазны.

То победят мольбой, то песней грустной,

То силою, то ласкою искусной.

Но стоит женщине в силок попасть,

Как сразу в похоть превратится страсть.

Тогда, ее погибели виновник,

Заносчивым становится любовник.

Любовь, ты скажешь, сожжена дотла,

Где было пламя, там теперь зола.

Она для соблазнителя -- блудница,

И он ее с презреньем сторонится.

А женщина, несчастна и упряма,

Сама запутается в путах срама.

Он свысока униженную ранит,

Лук издевательства над ней натянет.

И он, всего добившись, к ней жесток,

И ей уже привычным стал порок.

Ей от любви осталось только горе,

И гнев любовника, и жизнь в позоре.

Надежды и желанье сладких нег

Растают, как на жарком солнце снег.

Влюбленная, она в цепях желаний

Подобна раненной смертельно лани.

То мужа и родных она боится,

То ей страшна всевышнего десница.

Здесь -- горе и позор, а в преисподней -

Огонь вдали от милости господней!

Идя туда, где шахов не найдем,

Где спросят о хорошем и дурном,

Ужели я низринусь в эту грязь,

Чтоб жить, стыдясь людей, творца боясь?

Ужели поступлю, как хочет бес,

Чтоб кара на меня сошла с небес?

Узнав, что я такая, все, бесспорно,

Моей любви тотчас рассеют зерна.

Одни, любовью воспылав земною,

Все отдадут, чтоб насладиться мною,

Другие грешницу осыплют бранью,

Меня подвергнут злому осмеянью.

Но где же, если по рукам пойду,

В конце концов я окажусь? В аду!

Ужели изберу такой удел,

Чтоб вечный ужас мною овладел?

Нет, лучше в разуме найду приют,

Пусть правда и добро меня ведут.

Надеюсь я на божью благодать:

Лишь на творца нам надо уповать!"

Кормилица, поняв, что безуспешна

Ее затея, ибо Вис -- безгрешна,

Сказала ей, пойдя другим путем:

"Не там, где ищем, счастье обретем.

Нас движет всех вращение судьбы,

Именование людей -- "рабы"!

Ты думаешь, что смелые слова

Отнимут мощь и мужество у льва?

Иль ты таким владеешь ремеслом,

Что куропатку сделаешь орлом?

Мир не зависит от твоих стараний,

Все наверху предписано заране.

Наш путь предуготован, предуказан,

С своей судьбой навеки смертный связан.

Ты от Виру отторгнута судьбой,

Судьбой Шахру разлучена с тобой,

Судьба тебя унизит и возвысит, -

Твой путь и ныне от судьбы зависит."

"Пусть так. Судьба, -- сказала Вис в ответ,

Несет нам зло и благо, тьму и свет.

Но, сделав зло, мы только зло добудем,

Зло возвращается к зловредным людям.

Шахру сочтем первопричиной зла:

Невесту шаха сыну отдала!

Мы неповинны, а на ней вина,

Мне и Виру зло принесла она.

Я обесславлена, он обесславлен,

И я раздавлена, и он раздавлен.

Хороший получила я урок

И прокляла порочных и порок.

Зачем самой себе мне быть врагом

И на судьбу свою пенять потом?

Ужель тогда судьба пошлет мне счастье,

Когда приму в дурных делах участье?"

Кормилица ответила: "Не сын,

Не родич мне прославленный Рамин,

Чтоб я трудилась для него, как мать,

Его любви стараясь помогать.

Но если он найдет опору в боге,

То что плохого будет в той подмоге?

Слыхала ль ты, что говорил мудрец?

"Во всяком деле всемогущ творец."

Бог создал мир, и нас, и нашу веру,

Делам, вещам -- всему нашел он меру.

Ты посмотри, глаза раскрой пошире, -

Есть много удивительного в мире.

Бог превращает злых и лживых -- в честных,

Богатых -- в нищих, в странников безвестных,

В развалины -- чертоги и твердыни,

И в цветники -- бесплодные пустыни.

Становятся сановники рабами,

Становятся невольники царями.

Ты горечи отведала в любви?

Так суждено, ты с горечью живи.

А станешь ты любимицей судьбы, -

Исполнит небо все твои мольбы.

Здесь бесполезны знанье, ум, здоровье,

Предосторожность или хладнокровье,

Ни мудрость не важна, ни безразличье,

Ни золото, ни имя, ни величье,

Ни хитрость, ни искусство, ни господство,

Ни благочестие, ни благородство,

Ни круг друзей, ни смысла ясный свет,

Ни родина, ни родичей совет.

Приходит страсть, и нет страшнее боли, -

Но покориться надо поневоле.

"Она права", -- ты скажешь про меня.

Ужели дым взовьется без огня?

Когда сильней полюбишь, чем теперь,

Мои слова похвалишь ты, поверь.

Тогда поймешь, увидишь ясно вдруг,

Кто я тебе -- иль враг, иль добрый друг.

Увидишь: все, что станется с тобой,

Заране предначертано судьбой."

КОРМИЛИЦА ПРОДОЛЖАЕТ УГОВАРИВАТЬ СВОЮ ПИТОМИЦУ

После долгих уговоров кормилице наконец удается склонить

сердце Вис к Рамину.

ВИС ВИДИТ РАМИНА И ВЛЮБЛЯЕТСЯ В НЕГО

Однажды во дворце у властелина

Шел пир -- на счастье юного Рамина.

Сверкали звезды, месяц и заря -

Красавицы и воины царя,

Все -- знатные, и все -- друг друга краше,

Тюльпанами в руках пылали чаши.

Как щедрой влагой облако полно,

Так щедрым счастьем разлилось вино.

Князья, военачальники, вельможи

На яркие созвездия похожи,

Как солнце среди них -- Рамин высокий,

Глаза -- нарциссы, как шиповник -- щеки.

Уста -- как виноградная услада,

А кудри -- словно гроздья винограда.

Он вырос, как цветник растет весной,

Он -- кипарис вблизи воды речной.

Он узок в поясе, и узок рот,

И сердце сузилось из-за невзгод!

Он пировал и чанг держал в руке,

Но был он -- как утопленник в реке.

От страсти и вина он пьян вдвойне,

Его тоска -- в разлуке и в вине.

Как золото, от пьянства лик расплавлен,

Нет, горечью любви Рамин отравлен!

Лицо любимой для него -- вино,

Ее дыханьем сердце сожжено!