Сборник - Волшебная лютня. Зарубежная баллада Страница 10

Томас Кемпбелл

Уллин и его дочь

Был сильный вихорь, сильный дождь;

Кипя, ярилася пучина;

Ко брегу Рино, горный вождь,

Примчался с дочерью Уллина.

«Рыбак, прими нас в твой челнок;

Рыбак, спаси нас от погони;

Уллин с дружиной недалек:

Нам слышны крики; мчатся кони».

«Ты видишь ли, как зла вода?

Ты слышишь ли, как волны громки?

Пускаться плыть теперь беда:

Мой челн не крепок, весла ломки».

«Рыбак, рыбак, подай свой челн;

Спаси нас, сколь ни зла пучина,

Пощада может быть от волн —

Ее не будет от Уллина!»

Гроза сильней, пучина злей,

И ближе, ближе шум погони;

Им слышен тяжкий храп коней,

Им слышен стук мечей о брони.

«Садитесь, в добрый час; плывем».

И Рино сел, с ним дева села;

Рыбак отчалил; челноком

Седая бездна овладела.

И смерть отвсюду им: открыт

Пред ними зев пучины жадный;

За ними с берега грозит

Уллин, как буря беспощадный.

Уллин ко брегу прискакал;

Он видит: дочь уносят волны;

И гнев в груди отца пропал,

И он воскликнул, страха полный:

«Мое дитя, назад, назад!

Прощенье! возвратись, Мальвина!»

Но волны лишь ответ шумят

На зов отчаянный Уллина.

Ревет гроза, черна как ночь;

Летает челн между волнами;

Сквозь пену их он видит дочь

С простертыми к нему руками.

«О, возвратися, возвратись!»

Но грозно раздалась пучина,

И волны, челн пожрав, слились

При крике жалобном Уллина.

Джордж Гордон Ноэл Байрон

Видение Валтасара

Царь на троне сидит;

Перед ним и за ним

С раболепством немым

Ряд сатрапов стоит.

Драгоценный чертог

И блестит и горит,

И земной полубог

Пир устроить велит.

Золотая волна

Дорогого вина

Нежит чувства и кровь;

Звуки лир, юных дев

Сладострастный напев

Возжигают любовь.

Упоен, восхищен,

Царь на троне сидит —

И торжественный трон

И блестит и горит…

Вдруг – неведомый страх

У царя на челе

И унынье в очах,

Обращенных к стене.

Умолкает звук лир

И веселых речей,

И расстроенный пир

Видит (ужас очей!):

Огневая рука

Исполинским перстом

На стене пред царем

Начертала слова…

И никто из мужей,

И царевых гостей,

И искусных волхвов

Силы огненных слов

Изъяснить не возмог.

И земной полубог

Омрачился тоской…

И еврей молодой

К Валтасару предстал

И слова прочитал:

Мани, фекел, фарес!

Вот слова на стене,

Волю Бога с небес

Возвещают оне.

Мани значит: монарх.

Кончил царствовать ты!

Град у персов в руках —

Смысл середней черты;

Фарес – третье – гласит:

Ныне будешь убит!..

Рек – исчез… Изумлен,

Царь не верит мечте.

Но чертог окружен

И… он мертв на щите!..

Поражение Сеннахериба

1Ассири яне шли, как на стадо волки,В багреце их и в злате сияли полки,И без счета их копья сверкали окрест,Как в волнах галилейских мерцание звезд.2Словно листья дубравные в летние дни,Еще вечером так красовались они;Словно листья дубравные в вихре зимы,Их к рассвету лежали рассеяны тьмы.3Ангел смерти лишь на ветер крылья простерИ дохнул им в лицо – и померкнул их взор,И на мутные очи пал сон без конца,И лишь раз поднялись и остыли сердца.4Вот расширивший ноздри повергнутый конь,И не пышет из них гордой силы огонь,И как хладная влага на бреге морском,Так предсмертная пена белеет на нем.5Вот и всадник лежит, распростертый во прах,На броне его ржа и роса на власах;Безответны шатры, у знамен ни раба,И не свищет копье, и не трубит труба.6И Ассирии вдов слышен плач на весь мир,И во храме Ваала низвержен кумир,И народ, не сраженный мечом до конца,Весь растаял, как снег, перед блеском Творца!

Сша

Генри Уодсворт Лонгфелло

Сон негра

Измучен зноем и трудом,Он наземь бросился ничком.Недвижно рис над ним стоял.Палимый зноем, он дремал…То был ли бред, то был ли сон —Родимый край увидел он.

Увидел он: в степи глухойНесется Нигер голубой;Под сенью пальм стоят шатры;К ним караван ползет с горы,И люди веселы кругом;Он в том народе был царем.

Среди цветов стоит жена,Толпой детей окружена;И дети к ней, ласкаясь, льнутИ в лес – отца искать – зовут…И вот – сквозь сон, горячий сон —В бреду заплакал тихо он…

И снова чудится во сне:На борзом мчится он коне,Как вольный вихорь конь летит,Взбивая прах из-под копыт,Златою сбруею звеня, —И сабля бьет в бока коня…

Что миг – свободней дышит грудь!Что шаг – торжественнее путь!Всё ближе горы. Лев рычит,Кричит гиена, змей свистит,И тяжело по тростникамИдет к реке гиппопотам.

Под небом темно-голубымФламинго красный, перед нимНесясь вдали, крылами бьет,Как знамя красное, – и вотЕму открылся кафров станИ в очи глянул океан!

И встал он там, и слышит вдруг:Подобный трубам, мощный звукПоколебал и дол, и лес,И глубь пустынь, и глубь небес…То звал к свободе из оковВеликий дух своих сынов.

И вздрогнул он, услыша клич…И уж не чувствовал, как бичПо нем скользнул и как ногойЕго толкнул хозяин злой,Как он, сдавив досады вздох,Пробормотал потом: «Издох!..»

Эдгар Аллан По

Аннабель Ли

Это было давно, это было давно,В королевстве приморской земли:Там жила и цвела та, что звалась всегда,Называлась Аннабель Ли, —Я любил, был любим, мы любили вдвоем,Только этим мы жить и могли.

И, любовью дыша, были оба детьмиВ королевстве приморской земли.Но любили мы больше, чем любят в любви, —Я и нежная Аннабель Ли.И, взирая на нас, серафимы небесТой любви нам простить не могли.

Оттого и случилось когда-то давно,В королевстве приморской земли:С неба ветер повеял холодный из туч,Он повеял на Аннабель Ли;И родные толпою печальной сошлисьИ ее от меня унесли,Чтоб навеки ее положить в саркофаг,В королевстве приморской земли.

Половины такого блаженства узнатьСерафимы в раю не могли, —Оттого и случилось (как ведомо всемВ королевстве приморской земли):Ветер ночью повеял холодный из туч —И убил мою Аннабель Ли.

Но, любя, мы любили сильней и полнейТех, что старости бремя несли,Тех, что мудростью нас превзошли, —И ни ангелы неба, ни демоны тьмыРазлучить никогда не могли,Не могли разлучить мою душу с душойОбольстительной Аннабель Ли.

И всегда луч луны навевает мне сныО пленительной Аннабель Ли;И зажжется ль звезда, вижу очи всегдаОбольстительной Аннабель Ли;И в мерцаньи ночей я все с ней, я все с ней,С незабвенной – с невестой —с любовью моей, —Рядом с ней распростерт я вдали,В саркофаге приморской земли.

Франция

Франсуа-Огюст Паради де Монкриф

Алина и Альсим

Зачем, зачем вы разорвалиСоюз сердец?Вам розно быть! вы им сказали, —Всему конец.Что пользы в платье золотоеСебя рядить?Богатство на земле прямоеОдно: любить.

Когда случится, жизни в цвете,Сказать душойЕму: ты будь моя на свете;А ей: ты мой;И вдруг придется для другогоЛюбовь забыть —Что жребия страшней такого?И льзя ли жить?

Алина матери призналась:«Мне мил Альсим;Давно я втайне поменяласьДушою с ним;Давно люблю ему сказала;Дай счастье нам». —«Нет, дочь моя, за генералаТебя отдам».

И в монастырь Святой ИриныОтвозит дочь.Тоска-печаль в душе АлиныИ день и ночь.Три года длилося изгнанье;Не усладилНи разу друг ее страданье:Но все ей мил.

Однажды… о! как свет коварен!..Сказала мать:«Любовник твой неблагодарен»,И ей читатьОна дает письмо Альсима.Его черты:Прости; другая мной любима;Свободна ты.

Готово все: жених приходит;Идут во храм;Вокруг налоя их обводитСвященник там.Увы! Алина, что с тобою?Кто твой супруг?Ты сердца не дала с рукою —В нем прежний друг.

Как смирный агнец на закланье,Вся убрана;Вокруг веселье, ликованье —Она грустна.Алмазы, платья, ожерельяЕй мать дарит:Напрасно… прежнего весельяНе возвратит.

Но как же дни свои смиренноВедет она!Вся жизнь семье уединеннойПосвящена.Алины сердце покорилосьСудьбе своей;Супругу ж то, что сохранилосьОт сердца ей.

Но все по-прежнему печалиДуша полна;И что бы взоры ни встречали, —Все мысль одна.Так, безутешная, томилаПять лет себя,Все упрекая, что любила,И все любя.

Разлуки жизнь воспоминанье;Им полон свет;Хотеть прогнать его – страданье,А пользы нет.Всё поневоле улетаемК мечте своей;Твердя: забудь! напоминаемДуше об ней.

Однажды, приуныв, АлинаСидела; вдругКупца к ней вводит армянинаЕе супруг.«Вот цепи, дорогие шали,Жемчуг, коралл;Они лекарство от печали;Я так слыхал.

На что нам деньги? На веселье.Кому их жаль?Купи, что хочешь: ожерелье,Цепочку, шальИли жемчуг у армянина;Вот кошелек;Я скоро возвращусь, Алина;Прости, дружок».

Товары перед ней открывши,Купец молчит;Алина, голову склонивши,Как не глядит.Он, взор потупя, разбираетЖемчуг, алмаз;Подносит молча; но вздыхаетОн каждый раз.

Блистала красота младаяВ его чертах;Но бледен; борода густая;Печаль в глазах.Мила для взора живость цвета,Знак юных дней;Но бледный цвет, тоски примета,Еще милей.

Она не видит, не внимает —Мысль далеко.Но часто, часто он вздыхает,И глубоко.Что (мыслит) он такой унылый?Чем огорчен?Ах! если потерял, что мило,Как жалок он!

«Скажи, что сделалось с тобою?О чем печаль?Не от любви ль?.. Ах! Всей душоюТебя мне жаль». —«Что пользы! Горя нам словамиНе утолить;И невозвратного слезамиНе возвратить.

Одно сокровище бесценноЯ в мире знал;Подобного Творец вселеннойНе создавал.И я одно имел в предмете:Им обладать.За то бы рад был все на свете —И жизнь отдать.

Как было сладко любоватьсяИм в день сто раз!И в мыслях я не мог расстатьсяС ним ни на час.Но року вздумалось лихомуМне повредитьИ счастие мое другомуС ним подарить.

Всех в жизни радостей лишенный,С моей тоскойЯ побежал, как осужденный,На край земной:Но ах! от сердца то, что мило,Кто оторвет?Что раз оно здесь полюбило,С тем и умрет».

«Скажи же, что твоя утрата?Златой бокал?» —«О нет: оно милее злата». —«Рубин, коралл?» —«Не тяжко потерять их». – «Что же?Царев алмаз?» —«Нет, нет, алмазов всех дорожеОно сто раз.

С тех пор, как я все то, что льстило,В нем погубил,Я сам на память образ милыйИзобразил.И на черты его прелестныСмотрю в слезах:Мои все блага поднебесныВ его чертах».

Алина слушала унылоЕго рассказ.«Могу ль на этот образ милыйВзглянуть хоть раз?»Алине молча, как убитый,Он подаетПарчою досканец обвитый,Сам слезы льет.

Алина робкою рукоюПарчу сняла;Дощечка с надписью златою;Она прочла:Здесь все, что я, осиротелый,Моим зову;Что мне от счастья уцелело;Все, чем живу.

Дощечку с трепетом раскрыла —И что же там?Что новое судьба явилаЕе очам?Дрожит, дыханье прекратилось…Какой предмет!И в ком бы сердце не смутилось?..Ее портрет.

«Алина, пробудись, друг милый;С тобою я.Ничто души не изменило;Она твоя.В последний раз: люблю Алину,Пришел сказать;Тебя покинув, жизнь покину,Чтоб не страдать».

Алина с горем и тоскоюЕму в ответ:«Альсим, я верной быть женоюДала обет.Хоть долг и тяжкий и постылый:Все покорись;А ты – не умирай, мой милый;Но… удались».

Алине руку на прощаньеОн подает:Она берет ее в молчаньеИ к сердцу жмет.Вдруг входит муж; как в исступленьеОн задрожалИ им во грудь в одно мгновеньеВонзил кинжал.

Альсима нет; Алина дышит:«Невинна я(Так говорит), Всевышний слышитНас судия.За что ж рука твоя пронзилаАлине грудь?Но Бог с тобой; я все простила;Ты все забудь».

Убийца с той поры томитсяИ ночь и день:Повсюду вслед за ним влачитсяАлины тень;Обагрена кровавым токомВся грудь ея;И говорит ему с упреком:«Невинна я».

Эварист-Дезире де Парни