Алексей Недогонов - Дорога моей земли Страница 10

Гильза

Я увидел ее на столе

знакомого командира пол-

ка с вырезанной на бронзе

фамилией — Иванов, вот и

написал эти стихи.

Ее формовщик Ивановв печи плавильной отливал,а шлифовальщик Ивановвытачивал и шлифовал.

Беднягу график сна лишал.В конце концовв кругу заботее рожденье завершалцех окончательных работ.

Набили порохом ее,ввинтили капсюль и заряд.В подразделение твоепришел готовенький снаряд.

Сержант,замковый Иванов,вбил в ствол снаряд,замок отжал, —и, потрясенный до основ,мир в панораме задрожал.

Был немец громом в нору вжат,врага железный жар знобил:по бронеколпакамсержантво всю ивановскую бил.

А после бояв пыльный знойсвязной, ефрейтор Иванов,всклянь гильзу напоил водой,украсил кашкой, резедой —всей радугою молодойвоенно-полевых цветов.

Принес в блиндажи в полумглена стол поставил у окна.И вот сейчас стоит онау офицера на столе…

(Еекак бы в разгар боевиз жарких рук формовщикас любовью принял Иванов —пехотный командир полка.)

И освещает каганеццветов ликующий венец,непокоренное литье,шесть букв фамилии ее.

…Мне думается,что грехине всем прощают в дни войны.Но ведь без выдумки стихи —ночное небо без луны.

Днепропетровск, январь 1944 г.

Прогулка по сказке

Невысокий, желтый, бесшабашный,непонятный многим, но простой —я люблю смотреть на день вчерашний,как на птицу в клетке золотой.

И моря и песни о матросахбыли близки сердцу моему…Вот бы в руки мне библейский посох,с провиантом за спину суму.

И — вперед!По той дороге ясной,где когда-то — взором на зарю —серый волк с Еленою Прекрасноймчал за тридевять морей к царю!

По пятам.И на краю преданьявдруг у волка зарябить в зрачках —и сразиться с нимза обладаньеженщиной,затерянной в веках.

Вымчать.Поселить ее в светелке,вечно нежить, вместе с нею быть.И пускай ночами ходят волки.Нет,Алену мне не разлюбить!..

Я живу.Не так живут поэты.Без больших желаний, без любви.Тяжко.Хоть пишись в анахореты,уходи в леса и там живи.

А найдись вот в жизни повсечастнойдевушка, которой так блистать,чтобы стать Еленою Прекрасной, —мне бы тут же серым волком стать!

И к чему б тогда нужны преданья,серые от пепла времена,и к чему борьба за обладаньемумией-красавицей нужна?

Ни к чему,когда такой царевнойв госпитале города Орлакастелянша — Нина Алексевна —дочь свою доярку назвала.

1944 г.

Солдатское откровение

Шикарно зимнее убранство!Зима, как сказка, вся в лучах.Снегами сковано пространство —оно в надежных обручах.

Трещат, как грецкие орехи,морозцы мартовской земли.Снега по самые застрехиземлянку нашу занесли.

Мы в ней сидим и балагуримо неприветливой пурге,глаза у жаркой печки щурим,взахват табак трофейный курими карачуним о враге.

Но как ни занят ты вниманьем,как долго ни ведется спор —любому хочется молчаньемпереиначить разговор.

И я решаю затаенно:перед отъездом «на войну»,хотя бы жбанчик самогонаи рядом женщину одну, —

не ради прихоти,не радиприобретенья теплоты.

Нет, чтоб в ее печальном взгляденайти знакомые черты,найти разлуки ощущенье…

А что касается вина,то это «чудное мгновенье»мы дальше встретим, старина.

Но так как мы сейчас «вне сводки»,с блиндажной дружим тишиной,и не предвидитсяни водки,ни рядом женщины одной, —

у печки, кончив разговоры,заводит песню старшина,в которой есть и ласки-взоры,и реки, полные вина!

Район Кривого Рога, март 1944 г.

Мои сыновья

Есть сыновья у меня, друзья,славные сыновья!Один — Александр,Владимир — другой,и каждый — мой дорогой…

Владимиру — семь,Александру — пять.Дружно живут они:дерутся, ссорятся и опятьмирятся. Учатся рисовать.Так напролет все дни.

Володька — тот понимает бой.Рисует ежели самолет,то обязательно со звездойи непременно звездой вперед.

Фриц получается у него —весь в крестах,угловатый, злой,с волчьей мертвою головойи обязательно неживой.

Танки, орудия — все в дыму.Точно. Как на войне.Пишет: «Папочке моему» —и отсылает рисунки мне.

Есть фотография у меня,на карточке вся семья(фото арбатское): сыновья,жена, посредине — я.

Я ношу ее на войне,чувствую, коль взгляну, —сразу становится легче мнепереносить войну.

Тружусь я здесь, чтоб скорей разбитьврага. Чтобы скорее к ним —к золотым сыновьям своим…Ветром боя вперед гоним,я их спешу любить.

Любить,чтоб когда-нибудь в тишинеим, не уставшим ждать,сказку страшную о войнешепотом рассказать.

Гвардейцы!Друзья мои по ружью!У всех вас есть сыновья.И каждый любит свою семью,наверное, так, как я.

Мы связаны с вами одной судьбой,мы к детям рвемся.Но рядом бой.

Нужно кончать его. Поскорей.Нужно фашиста с землей сровнять,чтоб неожиданноу дверей,как маленьких мучеников,сыновей,своихзолотых сыновей обнять.

Днепр, апрель 1944 г.

Тайна

Ничего от меня не таи,посвяти меня в тайны свои.

Расскажи мне в письме обо всем:что ты думаешь, чем ты живешь,кто стучится в твой низенький доми кого ты негаданно ждешь?

Если ты по случайной винене решишься мне тайны открыть,я, разлуку ревнуя к войне,в одиночестве буду ходить.

Посвяти меня в тайны свои,ничего от меня не таи.

Если б мир через руки моипроходил, как испытанный друг,и неведенье для семьиобернулось бы зеркалом вдруг,ты б увидела молний клинки,орудийные вспышки во мглеи меня на военной землеу могучей славянской реки.

Зубы стиснув, я все выносил —и огонь и тоску по тебе;ты была мне опорой в борьбеи незримым источником сил.

Лишь тогда ты могла бы понять,по исчезнувшей тайне скорбя,как я долго не мог умиратьради Родины, ради тебя.

Словно в панциря жесткой броне,я любимым ходил на войне.Ты забыла — и в страшном огнеливни пуль устремились ко мне.

Но пока они где-то в пути,и мгновенья пока впереди,поспеши, поспеши, поспеши,солнцем сердца мой мрак осветии свинец в зашипевшей тишиот меня, от себя отведи!

Ты спасла меня. Слава тебе!Коль случится мне быть одному,за победу — в случайной избе —первый ковш за тебя подниму;за тебя, возвращенье мое,да святится имя твое!

Вот и все. Я не ведаю мук.Но в бою, где мы честью живем,расстояния долгих разлукмы с неверием тайной зовем.

И не тайной. А больше — судьбой:той, что все-таки зла, но тепла…Будь же тайной, но только такой,чтоб разлука святою была!

Днестр, 1944 г.

Весна на старой границе