Василий Бетаки - Замыкание времени. Стихи разных лет Страница 10

Всплески мазурки тонут в железном.

Пляска снежинок — в отблесках лезвий.

По ветру яркие ментики мечутся...

Иль вы презрели Царя и Отечество?

В блеске последнем слепнет заря:

«Будет отечество — и без царя!»

— Чорта ль — на площадь? Если угодно -

Можно и проще...

— Неблагородно!

Татем бесславным в вечность не канем!

Сабля скользит по граниту Гром-Камня!

Конь глазом косит — не было б хуже,

Саблю, как косу, точит Бестужев.

Блики на облике облака близкого...

Был он Бестужевым, будет Марлинским.

Всплески мазурки, вьюжной мазурки,

Пули снежинок — в черные бурки.

Скинь-ка перчатки, рыжий поручик:

Эта мазурка — без лайковых ручек!

Ядер

горячих

по льду

шипенье...

Скоро ль откликнется Польша Шопена?

Гром.

По Сенатской пушки бьют.

И лед трещит, полурасколотый,

Как будто полонез ползет через Неву....

...Через Неву бы! Солнце над Горным.

Взблеск ли клинков, или выкрики горна?

Лебедь декабрьский, горнист очумелый!

Снег ли? Кровь ли? Красный да белый

Белые стены, красные лица,

Хлещет мазурка снежной столицей!

Цепи наручников на доломанах.

Что же, поручики, нас доломало?

Лавры ль Марата? Пыл патриота?

Или святая болезнь Дон-Кихота?

Мельницей

вертятся ветры российские,

Петли пеньковые, тракты сибирские,

В ритмах мазурки гремят колокольчики:

«Кончено, кончено, кончено, кончено...»

Трупы завернуты в черные бурки.

Мельница вертится в ритмах мазурки!

Снег? Перемелется. Век? Перемелется —

Крутит Россию кровавая мельница!

Горские пули? Кавказские кручи?

Значит — в рубашке родился, поручик!

ТАНГО

Еще война за Ригой где-то и на Марне,

Гниет она йодоформом в желтой марле,

А Петроград в каком-то трансе предкошмарном

Так беззаботно в танго погружен.

Мир черно-белый, словно клавиши рояля,

Заиндевелые решетки на канале...

И хлопья снежные, спускаясь по спирали,

Уже заводят вьюжный граммофон.

На этих днях — шестнадцать лет подростку-веку.

Ему не хочется быть рифмой к человеку,

И стылый воздух на заснеженную реку

С железных крыш сметает лживый сон.

Дворец на Мойке. Электрические свечи.

И перья страуса склоняются на плечи.

И полумаски под прическами лепечут,

О том, что сам Распутин приглашен.

Сникает шорох лакированных ботинок,

Бледнеет бархат и смолкает «Аргентина»:

Из рамы двери,

как взбесившаяся картина,

Толкнув лакея, вваливается он.

Колдун, пророк, и бородища — рыжей лавой...

По волнам танго он недолго взглядом плавал —

Медвежьи глазки — зырк налево и направо,

И каждый в зале к месту пригвожден.

В холодной паузе застыли эполеты,

Не колыхнутся ни боа, ни блики света,

И оркестранты — как трефовые валеты

В кривом и белом зеркале колонн...

И вдруг он вышел,

Но кто-то слышал,

Как заперевшись от гостей,

По блюдам шарит он —

Цыпленок жареный

Уже обглодан до костей...

А зал - - как мир: его смычки опять в ударе.

Танцует сам подросток-век со смертью в паре,

Сквозь вуалетку в этом медленном угаре

Пустых глазниц еще не видит он.

Под ветром тени фонарей танцуют боком.

В декабрьском воздухе ночном и одиноком

Смерть на плечо ему роняет снежный локон -

Февральским вьюгам путь освобожден.

Под звон, катящийся вдоль Крюкова канала,

Гудит Коломна и залив мерцает ало...

И вот по набережной время побежало:

Убитый век убийцей наречен.

И сам себя под стон валторны и виолы

Несет топить, в мешок засунув трупом голым,

Пока к заутрене у синего Николы

Бьет танго колоколом голос похорон..

Белой черемухой

Кажутся липы,

Белый мороз дерет

Ветви до скрипа.

Доносят ветры снег

С дальних окраин...

В одном лице сей век

Авель и Каин:

«Смело мы в бой пойдем...»

«Вихри над нами...»

Век — он в лице одном

Феникс и пламя...

...А феникс жареный,

А феникс пареный

В костер заката погружен...

«Аль водки мало?»

«Даешь — подвалы!»

«И грабь награбленное, мать твою в закон!»

Распутин — всё, Распутин — все, Распутин — всюду

Он в тех же самых бойких ритмах бьет посуду,

И черный маузер, готовый к самосуду,

Висит на поясе, как дремлющий дракон.

Но не поверив, что История ослепла,

Цыпленок-Феникс возрождается из пепла,

И ... крылья складывает — снова камнем в пекло

Под хриплый смех столпившихся ворон.

...................................

Квадраты черные в кварталах ночи белой.

Углы вылизывал закат осатанелый.

И глыбой алой на Исаакии горел он —

В петлице чьей-то вянущий пион...

В скрипичных воплях ленинградского трамвая,

На каждом такте равномерно замирая,

Танцуют тучи, отсвет пламени стирая,

Но не задев недвижных серых крон...

Внизу скелет гранитный выпятил недобро

Мосты, как черные недышащие ребра,

И танго мертвое скользит, и пляшет кобра —

Змеиным ритмом век заворожен.

По серым улицам без видимой причины

Ночными воронами шастали машины,

И под конвоем выходили в ночь мужчины,

И до утра опять не спал район...

Над красной жестью крыш неслышными шагами

Крадется танго равномерными кругами,

Влипая в паузы бескостными ногами

Над полутрупом вымирающих времен...

В ту полночь волчью

Век вышел молча,

Чтоб навсегда уйти с земли.

Его поймали,

Арестовали

И на Литейный повели.

Пока не помер —

Двадцатый номер

Ему таскать по лагерям...

Пока не ожил —

Все будет то же,

И там и тут, и тут и там...

От Воркуты до Колымы проходит путь он,

И конвоирует его опять Распутин,

Да танго старое, знакомое до жути:

Опять заел на вахте патефон.

И над землей, как сумасшедшая шарманка,

Неотвратимое, как гусеницы танка,

От самой Праги до Камчатки воет танго,

И машет ворон крыльями погон

Над мертвым фениксом за проволокой крепкой,

Где рубят лес, и где стволы идут на щепки...

А на плакатах, улыбаясь из-под кепки,

Глядит Распутин в зареве знамен! 

IV. ЗЕЛЕНЫЙ ЗРАЧОК

"В электрическом сне наяву

Я искал бесконечно красивых

И бессмертно влюбленных в молву...»

(А. Блок)

* * *

Когда случается всерьез —

Доверься ветру — он излечит,

Доверься мчащейся навстречу

Реке асфальтовых полос,

Доверься милости берез,

Пусть осень их зажжет, как свечи,

Чтоб в теплый нестеровский вечер

Они гляделись в темный плес.

Когда случается всерьез —

Неповторимость каждой встречи

Впивается, как хищный кречет

В тебя... Так пальцы тонких лоз

Кирпич ласкают и калечат.

Когда сбывается всерьез —

Закат над морем бесконечен,

Пусть берег отойдет далече

И лодка вскидывает нос.

Случайно брошенный вопрос

Особой глубиной отмечен,

Залив туманен и беспечен,

И весла попадают врозь...

И ты не замечаешь гроз,

А грозы падают на плечи...

* * *

Г. У.

Летящий парус на ходу сворачивая,

Стремясь к причалу,

Сквозь пену, ветром замороченную —

Возвращаюсь.

Или на полке в купе прокуренном

На дребезжащих скоростях не сплю ночами —

В сквознячных тамбурах, сквозь ночь пропоротую —

Возвращаюсь.

От всех скитаний, от поездов, автобусов, гостиниц

Я возвращаюсь под сень волос твоих исчерна-синих!

Не пес в конурку, не овца в овчарню —

К работе — мастер.

Так, не меняя сущность, обращаются

Актеры к маскам,

Отбросив хлам дотошных мелочей

И декораций...

Почувствовать, что ты — опять ничей, и...

Возвращаться!

И к тем рукам, отлитым из огня

(А с ними так не вяжется их робость!)

И к тем плечам — когда-то для меня

Писал их Рубенс,

Взлетала кисть его, кренясь, как мачта

Под шквалом счастья —

Он знал, что значит работать начерно и...

Возвращаться, переиначивая

Жизнь и картину снова —

А это значит — все только начато: