Анастасия Харитонова - Сочинения Страница 10

Стихи Харитоновой хочется цитировать и цитировать, их собственная нагрузка куда весомей желания истолковывать их, анализировать и оценивать… Да и сама Анастасия Харитонова нимало не была озабочена современной поэтической ситуацией, ее поисками — метаметафоризмом, концептуализмом, минимализмом и пр. Она была в другом контексте, в другом чувстве времени, ближе к вечности со всеми присущими ей темами. Она разговаривала с собой и судьбой, с Россией и миром. Творчество Анастасии Харитоновой — исповедь ни перед кем. Послания без адреса — они сами призваны найти себе адресата. Толчки боли. Вопросы без ответа. Поэт потому и поэт, что открывает в читателе неведомые ему самому душевные горизонты, возможности высокого резонанса.

Еще в одной из первых книг Анастасия Харитонова пророчески начертала: "Не зная смерти, я была невинна. Узнав о ней, виновна я во всём".

Смерть непоправима, и не нам судить о причинах ранней гибели Анастасии Харитоновой. Для нас — ее стихи. У них есть будущее. Я верю, — ее стихам "настанет свой черед" — по слову Марины Цветаевой.

Олег Филипенко

"Перестрадать и высказать себя…"

(О поэзии Анастасии Харитоновой)

О стихах Микеланджело кто-то из его современников сказал, что их автор говорит не слова, а вещи. Когда читаешь стихи Анастасии Харитоновой, возникает схожее ощущение. Во всяком случае, на фоне той легкомысленной словесной трескотни, называемой авангардистской, постмодернистской и т. д. поэзией, где слова не весят ничего и являются лишь средством для фонетической какофонии, слово Анастасии Харитоновой составляет удельный вес её опыта и работы души. Опыт этот горький, как правило, и работа души тождественна страданию. Уже ранние её стихи изумляют серьёзностью и сосредоточенностью на внутренней жизни, которая возникает как следствие действительно содержательной натуры, и вместе с тем это какой-то совершенно свежий, юный взгляд на жизнь:

            Пруды да известь монастырских башен —            Любимые, заветные места.            Лишь голос ветра так сегодня страшен,            Как будто вся земля давно пуста.            Уйти бы прочь с котомкою, с клюкою…            Но, проводив душевную зарю,            Я на себя в беспомощном покое            Уже с другого берега смотрю.            О жизнь, ответь мне, что же ты такое?

Это стихотворение из первой книги Анастасии Харитоновой «Чаша».

О жизнь, ответь мне, что же ты такое? — Восклицание настолько юное и простодушное, а вместе с тем глубокое, свойственное натурам чистым и возвышенным. Такому лирическому герою в наше бездушное, поверхностное и мутное время не найти места ни в жизни, ни в литературе. Удивительно, в 19-м веке можно было смело утверждать, что поэт, как психофизический тип, выше толпы, богаче душевно и потому нравственней. В конце 20-го века и сейчас всё ровным счётом наоборот: люди в массе своей, особенно в глубинке России, выглядят значительно нравственней и глубже современных поэтов. Не это ли является причиной того, что современная поэзия сейчас непопулярна? Пускай мне не говорят про интеллектуальный отрыв этой поэзии от среднего читателя, о том, что поэтика «усложнилась», — это всего лишь ширма для прикрытия творческой несостоятельности. Должен заметить, что многие поэты, которые сегодня якобы представляют современный литературный процесс, на самом деле питаются фонетической падалью, их души — зловонный кусок мяса, и ничего одухотворяющего они создать не могут, ибо не обладают для этого должными душевными качествами и, как следствие, лишены таланта. Ни о каком Божественном дуновении в поэзии они и слышать не слышали. Однако у них есть другие качества: расторопность, предприимчивость, напористость. И вот они уже представляют для читателя современную поэзию.

Анастасия Харитонова вела очень замкнутый образ жизни и не могла иначе. Может быть, поэтому её стихи совершенно из другого теста. Из другого теста, ещё раз повторю:

            Среди глупцов недолжно быть поэтом:            Бесславье — стыд, и слава — кабала.            А мудрый — по одной строке узнает,            Чем для меня земная жизнь была.

Первая книга стихов Харитоновой составлена ею из стихотворений 1982–1990 годов, то есть охвачен достаточно большой отрезок времени. Своим учителем в поэзии Анастасия считала Афанасия Фета. Помню, она рассказывала, как в юном возрасте, лёжа в больнице, она открыла томик Фета и была потрясена: ей открылось содержание его поэзии. С этого момента она поняла что-то и про себя и своё творчество, ей стало ясно, как писать. В 1990 году ей было всего двадцать четыре года. Я хочу привести одно её стихотворение того времени, чтобы высказать одно наблюдение. Вот как она писала в том временном промежутке:

            Пока мой голос был высок,            Покуда я свободно пела,            Рука робела взять кусок            И сердце полюбить робело.            Теперь душа немолода,            И я за радостью и хлебом            Тянусь открыто, без стыда,            Как все под этим бедным небом.            Давно раздроблен мой хребет.            Господь поймёт и не осудит.            Ни для кого бессмертья нет,            И для меня его не будет.            К чему ж губить земные дни?            Возьму своё, как люди, с бою.            И ничего, как все они,            В тот мир не заберу с собою.

Эта робость души, свойственная, кстати сказать, и Фету, мне представляется ещё и чертой Михаила Лермонтова. При всей демонической гордыне поэтических персонажей Лермонтова в основе этой гордыни лежит робость и неуверенность в себе. Думаю, 20-й век, век психоанализа, нам это доказал. Так вот, в том, что Харитонова считала счастье недостижимым для себя, что к 24 годам она считает свою душу немолодой, есть что-то определённо лермонтовское. И потому мне вдруг видится схожесть между Фетом, Лермонтовым и Харитоновой. При всех психофизических различиях этих трёх поэтов, разной силе дарования есть то, что их, по-моему, объединяет. Я бы это назвал негативным потоком сознания, направленным на себя. Странная душевная утомлённость в начале жизненного пути Анастасии Харитоновой говорит, на мой взгляд, о том, что она была от природы натура бурная и страстная, богатая, но все свои душевные бури скрывала в себе (в тихом омуте черти водятся, как говорится), и пока все страсти улеглись, её «мускулы души», как она написала в одном стихотворении, сильно устали. Строчка «давно раздроблен мой хребет» — центральная, на мой взгляд, в приведённом выше стихотворении. Эта строчка станет едва ли не центральной и во всём творчестве Анастасии Харитоновой. Это трагическое ощущение заставит поэтессу в дальнейшем всё более разрабатывать тему смерти, всё более интересоваться смертью, всматриваться в неё… Известно, что у смерти такой человек вызывает ответный интерес… Вот как Харитонова пишет ещё в одном стихотворении (ей, напомню, в этот момент 24 года):

            Зима в начале. Двор белеет слепо.            На всех карнизах — стаи голубей.            Мне кажется, что я умру нелепо,            Так, что нельзя и выдумать глупей, —            На улице…

Уже в первой книге стихов отверженность поэта состоялась. Уже в первой книге вектор внутреннего развития автора устремлён за грань бытия. Наконец, центробежные силы опустошили её:

            Я презираю хищную молву            И не жалею о недавней силе.            Гадаешь ты — зачем я так живу?            Зачем живу… Затем, что не убили.

Но и в этом состоянии бывают минуты душевного просветления, когда Анастасии удаётся создать удивительные по одухотворённости стихи:

            Сияет обновлённая листва.            Я счастьем и теплом дышу спросонок.            Но за три дня, что я была мертва,            Земля меня забыла, как ребёнок.            Я воскресаю въяве каждый миг,            С людьми смешаться снова б я хотела,            Но чувствую, что даже свет отвык            Крутым загаром золотить мне тело.            И я весёлой грусти не таю.            Пускай напев чужой мне сердце вынет.            В людскую многоликую семью            Теперь другой и, знаю, лучший принят.            Да не страшится в мире ничего            И спит спокойно мягкими ночами.            Я стану только опытом его,            Лишь мудростью за хрупкими плечами…

Удивительно, перечитав стихи Анастасии вплоть до последней книжки «Miseria», вышедшей незадолго до её гибели, в 2003 году, я увидел духовное стояние автора в определённой метафизической точке, из которой трудно вернуться обратно, в то состояние блаженной юности, где ещё центростремительные силы выталкивают нас к Центру бытия.