Михаил Кузмин - Сети (Первая книга стихов) (издание 1923 года) Страница 10

IV

Мудрость

Я спрашивал мудрецов вселенной…

Я спрашивал мудрецов вселенной:«Зачем солнце греет?зачем ветер дует?зачем люди родятся?»

Отвечали мудрецы вселенной:— Солнце греет затем,чтоб созревал хлеб для пищии чтобы люди от заразы мерли.Ветер дует затем,чтоб приводить корабли к пристани дальнейи чтоб песком засыпать караваны.— Люди родятся затем,чтоб расстаться с милою жизньюи чтоб от них родились другие для смерти.

«Почему ж боги так все создали?»— Потому же,почему в тебя вложили желаньезадавать праздные вопросы.

Что ж делать…

Что ж делать,что багрянец вечерних облаковна зеленоватом небе,когда слева уж виден месяци космато-огромная звезда,предвестница ночи —быстро бледнеет,таетсовсем на глазах?Что путь по широкой дорогемежду деревьев мимо мельниц,бывших когда-то моими,но променянных на запястья тебе,где мы едем с тобой,кончается там за поворотомхотя б и приветливымдомомсовсем сейчас?Что мои стихи,дорогие мне,так же, как Каллимакуи всякому другому великому,куда я влагаю любовь и всю нежность,и легкие от богов мысли,отрада утр моих,когда небо яснои в окна пахнет жасмином,завтразабудутся, как и все?Что перестану я видетьтвое лицо,слышать твой голос?Что выпьется вино,улетучатся ароматыи сами дорогие тканиистлеютчерез столетья?Разве меньше я стану любитьэти милые хрупкие вещиза их тленность?

Как люблю я, вечные боги…

Как люблю я, вечные боги,прекрасный мир!Как люблю я солнце, тростникии блеск зеленоватого морясквозь тонкие ветви акаций!Как люблю я книги (моих друзей),тишину одинокого жилищаи вид из окнана дальние дынные огороды!Как люблю пестроту толпы на площади,крики, пенье и солнце,веселый смех мальчиков, играющих в мяч!Возвращенье домойпосле веселых прогулок,поздно вечером,при первых звездах,мимо уже освещенных гостиницс уже далеким другом!Как люблю я, вечные боги,светлую печаль,любовь до завтра,смерть без сожаленья о жизни,где все мило,которую люблю я, клянусь Дионисом,всею силою сердцаи милой плоти!

Сладко умереть…

Сладко умеретьна поле битвыпри свисте стрел и копий,когда звучит трубаи солнце светит,в полдень,умирая для славы отчизныи слыша вокруг:«Прощай, герой!»Сладко умеретьмаститым старцемв том же доме,на той же кровати,где родились и умерли деды,окруженным детьми,ставшими уже мужами,и слыша вокруг:«Прощай, отец!»Но еще слаще,еще мудрее,истративши все именье,продавши последнюю мельницудля той,которую завтра забыл бы,вернувшисьпосле веселой прогулкив уже проданный дом,поужинатьи, прочитав рассказ Апулеяв сто первый раз,в теплой душистой ванне,не слыша никаких прощании,открыть себе жилы;и чтоб в длинное окно у потолкапахло левкоями,светила заряи вдалеке были слышны флейты.

Солнце, солнце…

Солнце, солнце,божественный Ра-Гелиос,тобою веселятсясердца царей и героев,тебе ржут священные кони,тебе поют гимны в Гелиополе;когда ты светишь,ящерицы выползают на камнии мальчики идут со смехомкупаться к Нилу.Солнце, солнце,я — бледный писец,библиотечный затворник,но я люблю тебя, солнце, не меньше,чем загорелый моряк,пахнущий рыбой и соленой водою,и не меньше,чем его привычное сердцеликуетпри царственном твоем восходеиз океана,мое трепещет,когда твой пыльный, но пламенный лучскользнетсквозь узкое окно у потолкана исписанный листи мою тонкую желтоватую руку,выводящую киноварьюпервую букву гимна тебе,о Ра-Гелиос, солнце!

V

Отрывки

Сын мой…

Сын мой,настало время расстаться,Долго не будешь ты меня видеть,долго не будешь ты меня слышать,а давно литебя привел твой дед из пустынии ты сказал, смотря на меня:«Это бог Фта, дедушка?»Теперь ты сам как бог Фта,и ты идешь в широкий мир,и ты идешь без меня,но Изида везде с тобою.Помнишь прогулкипо аллеям акацийво дворе храма,когда ты говорил мне о своей любвии плакал, бледнея смуглым лицом?Помнишь, как со стен храмамы смотрели на звездыи город стихал,вблизи, но далекий?Я не говорю о божественных тайнах.Завтра другие ученики придут ко мне,которые не скажут: «Это бог Фта?»потому что я стал старее,тогда как ты стал походить на бога Фта,но я не забуду тебя,и мои думы,мои молитвыбудут сопровождать тебя в широкий мир,о сын мой.

Когда меня провели сквозь сад…

Когда меня провели сквозь садчерез ряд комнат — направо, налево —в квадратный покой,где под лиловатым светом сквозь занавескилежалав драгоценных одеждах,с браслетами и кольцами,женщина, прекрасная, как Гатор,с подведенными глазами и черными косами —я остановился.И она сказала мне:«Ну?»а я молчал,и она смотрела на меня, улыбаясь,и бросила мне цветок из волос,желтый.Я поднял его и поднес к губам,а она, косясь, сказала:«Ты пришел затем,мальчик,чтоб поцеловать цветок, брошенный на пол?»— Да, царица, — промолвил я, —и весь покой огласилсязвонким смехом женщиныи ее служанок;они разом всплескивали руками,разом смеялись,будто систры на празднике Изиды,враз ударяемые жрецами.

Что за дождь!

Что за дождь!Наш парус совсем смоки не видно уж, что он — полосатый.Румяна потекли по твоим щекам,и ты — как тирский красильщик.Со страхом переступили мыпорог низкой землянки угольщика;хозяин со шрамом на лбурастолкал грязных в коросте ребятс больными глазами,и, поставив обрубок перед тобою,смахнул передником пыль,и, хлопнув рукою, сказал:«Не съест ли лепешек господин? "А старая черная женщинакачала ребенка и пела:«Если б я был фараоном,купил бы я себе две груши:одну бы я дал своему другу,другую бы я сам скушал».

Снова увидел я город, где я родился…

Снова увидел я город, где я родилсяи провел далекую юность;я знал,что там уже нет родных и знакомых,я знал,что сама память обо мне там исчезла,но дома, повороты улиц,далекое зеленое море —все напоминало мне,неизменное, —далекие дни детства,мечты и планы юности,любовь, как дым улетевшую.Всем чужой,без денег,не зная, куда склонить главу,я очутился в отдаленном квартале,где из-за спущенных ставен светились огнии было слышно пенье и тамбуриныиз внутренних комнат.У спущенной занавескистоял завитой хорошенький мальчик,и, как я замедлил шаги, усталый,он сказал мне:«Авва,ты кажешься не знающим путии не имеющим знакомых?зайди сюда:здесь все есть,чтоб чужестранец забыл одиночество,и ты можешь найтивеселую, беспечную подругус упругим телом и душистой косой».Я медлил, думая о другом,а он продолжал, улыбаясь:«Если тебя это не привлекает,странник,здесь есть и другие радости,которых не бежит смелое и мудрое сердце».Переступая порог, я сбросил сандалии,чтобы не вносить в дом весельясвященного песка пустыни.Взглянув на привратника,я увидел,что он был почти нагой,и мы пошли дальше по коридору,где издализвучали бубны навстречу.

Три раза я его видел лицом к лицу…