Игорь Соколов - Медитации на мысли Василия Розанова. том 2 Страница 10

Медитация 384

«Да, психологическое основание для перелома, конечно, было, но не было основания религиозного, т. е. относящегося «до вечности» и в себе самом заключающего «вечность». Вся древняя цивилизация износилась, истерлась… Стреляли, стреляли из пушки – и она обратилась в «кувалду»: нарезы сгладились, ствол измялся, вся она «деформировалась»… Вчера сыт, сегодня сыт, всегда был сыт: нужно и поголодать, хочется поголодать. Но это – феномены, психические состояния, перемены бытия, жизнь\ Нет жизни, где нет перемен, пульса. Вот в смысле «пульса» покаяние и пост, пустыня и молитва были нужны. Но, повторяем, – это феномен, который никогда не смел переходить в религию, в котором не было содержания для религии! В этом все дело. Но и затем вопрос: где «изначальная правда» и где «первородный грех», в светлом ли взаимодействии с природой, или «в облачках» души человеческой, которые тоже есть, есть они извечно, прорезывают самую чистую радость, самый безмятежный, казалось бы, покой? Здесь, не в силах разгадать, я передам, что чувствую: хотя я вечно, казалось бы, «защищаю язычество», но на светлом пиру Эллады и я выбрал бы, сел бы рядом и заговорил бы с тобой, которую так хорошо очертил поэт:

Но, в разговор веселый не вступая,

Сидела там задумчиво одна,

И в грустный сон душа ее младая

Бог знает чем была погружена…»

Лишь жажда – тяга вечных перемен —Заставляла строго думать – голодать —Но это был безумный феномен —А в облачках души – сияла Божья мать!

Медитация 385

Предположение, что пол есть «цельная величина» и вообще не «текущее», породило ожидание, что всякий самец хочет самки и всякая самка хочет самца; ожидание, до того всеобщее, что оно перешло и в требование: «всякий самец да пожелает своей самки» и «всякая самка да пожелает себе самца»… «Оплодотворяйтесь и множитесь», конечно, это включает. Но навсегда останется тайной, отчего же при универсальном «оплодотворяйтесь, множитесь», данном всей природе, один человек был создан в единичном лице Адама! Изумление еще увеличится, если мы обратим внимание, что позднее из Адама вышла Ева, «мать жизни» (по-еврейски – «мать жизней», яйценосная, живородящая «ad infinitum» – До бесконечности (лат.)), т. е. что в существе Адама скрыта была и Ева, будившая в нем грезы о «подруге жизни»… Адам, «по образу и подобию Божию сотворенный», был в скрытой полноте своей Адамо-Евою, и самцом, и (in роtentia – В возможности (лат.)) самкою, кои разделились, и это – было сотворением Евы, которою, как мы знаем, закончилось творение новых тварей. «Больше нового не будет». Ева была последней новизной в мире, последней и окончательной новизной.»

Адамо-Евою был в скрытой полноте —Самый первый и безгрешный человек —Но Бог предал его огню – в своей мечте —Разделив – на 2 – один побег!

Медитация 386

«Лишь в силу всеобщего ожидания „всякий самец хочет самки“ и т. д. образовалось и ожидание, что самые спаривания самцов и самок имеют течь „с правильностью обращения Луны и солнца“ или по типу „соединяющихся кислорода и углерода“, без исключения. Но все живое, начиная от грамматики языков, имеет „исключения“: и пол, т. е. начало жизни, был бы просто не жив, если бы он не имел в себе „исключений“, и, конечно, тем более, чем он более жив, жизнен, жизнеспособен, животворящ… Не все знают, что уже в животном мире встречаются, но лишь в более редком виде, решительно все или почти все „уклонения“, какие отмечены и у человека; у человека же, можно сказать, нельзя найти двух самочных пар, которые совокуплялись бы „точка в точку“ одинаково. „Сколько почерков – столько людей“, или наоборот и совершенно дико даже ожидать, что если уж человек так индивидуализирован в столь ничтожной и не представляющей интереса и нужды вещи, как почерк, чтобы он не был индивидуализирован также в совокуплениях. Конечно, „сколько людей – столько лиц, обособлений в течении половой жизни“. Это не только всеобщее „так“: но было бы порочно, преступно, „нищелюбиво“ и „нищеобразно“, и совершенно уродливо, если бы это не было „так“. Всякий „творит совокупление по своему образу и подобию“, решительно не повторяя никого и совершенно не обязанный никому вторить: как в почерке, как в чертах лица…»

Всякий творит любовь – совокупленье —По образу – подобию – в судьбе —У каждого – свое предназначенье —Но исчезают все в одной земной борьбе!

Медитация 387

«„Всеобщее ожидание“ в области, где вообще нет и не должно быть „всеобщего“, породило ропот, осуждение, недовольство, пересуды: „Отчего та пара совокупляется не так, как все“, причем разумеется собственно – „не так, как Я“… Ответ на это многообразен: „Да вы-то точь ли в точь живете так, как все?“ или: „Я не живу, как вы, по той причине, по которой вы не живете так, как я“. Но, в итоге, эти „всеобщие ожидания“, присмотревшись к которым можно бы заметить, что самых-то „ожиданий“ столько, сколько людей, но только это особенное в каждом затаено про себя, – они породили давление морального закона там, где в общем его не может быть, так как вся-то область эта – биологическая, и не „моральная“, и не анти-„моральная“, а просто – своя, „другая“. Моральный закон, неправо вторгнувшись в не свою область, расслоил совокупление на „нормальные“, т. е. ожидаемые, и „не нормальные“, т. е. – „не желаемые“, причем эти „не желаемые“ не желаются теми, которые их не желают, и в высшей степени желаются теми, которые их желают и в таком случае исполняют. Все возвращается, собственно, к тому, „что есть“, как и естественно в биологии; но около того, что „есть“, с тех пор приставился раб, бегущий за торжественной колесницей жизни, хватающийся за спицы ее колес, обрызгиваемый из-под нее грязью, падающий в грязь, вновь встающий, догоняющий, опять хватающийся за спицы и неумолчно ругающийся. Он представляет собой те „ожидания всех“, которых в наличности нет с абсолютным тожеством, но к которым равнодушно присоединились и те, которые далеко отступили от нормы: равнодушно по интимности самой этой области, о которой каждый думает про себя, что ее не уконтролирует „общее правило“, и по стыдливости этой области, где каждый „свое особое“ хоронит особенно глубоко, и нет лучшего средства схоронить это „особое“, как присоединясь к „общему правилу“ и осуждая все „особое“. От совокупности этих обстоятельств и условий вытекла необыкновенная твердость, можно сказать, „незыблемость“ морального закона в половой сфере, которая в действительности не только всегда была „зыбка“, но, можно сказать, ни в одной точке своей и ни на одну минуту не переставала волноваться и представляла вечный океан, с величественными в нем течениями, с бурями, водоворотами, с прибоем и отбоем у всякой отдельной скалы… „Незыблемость“ правила шла параллельно совершенной „зыбкости“ того, к чему оно относилось; и, собственно, „зыбкость“-то и была единственным внутренним правилом, из самой сущности стихии вытекающим… Конечно, все таятся – и потому никто особенно не страдает от „общего правила“; но выпадают случаи объявления, обнаружения: и тогда поднятые камни побивают „отступника“ от того, к чему решительно никто „не прилежит“. Между тем пол – именно океан, и в нем не зародится"водоворот» там, где ему «не указано быть», вековечные течения его не перестанут и не спутаются, не расширятся и не сузятся; и все останется так, «как есть» и «предуказано», и в том случае, если правило исчезнет под давлением истины, что оно вмешалось в область, существенно не свою. Здесь все принадлежит наблюдению и ничто исправлению.

Пол – океан – водоворот страстей —Несет людей – в безумное теченье —Но сколько жизней в Вечности не сей —Как угодно ты исчезнешь за мгновенье!

Медитация 388

«Разное религия и пол – и нет их соединения в бреду, в словах, в мысли! Но если мы допустим то, что пол и действительная истинная религия имеют не только корневую близость, но и корневое тожество, единство, слиянность или, точнее, целость одного и того же существа, то все эти феномены не только объяснятся, но мы о них скажем, что „иначе и не могло быть“… При этом я совершенно допускаю, что „половой бред“ в этих медицинских случаях есть „ерунда“, как „ерундою“ же является и религиозный бред этих субъектов: это уже не меняет дела и ничего не изменяет в заключениях. Ведь и обычный бред обычных сумасшедших есть, однако же, психический бред или логическая нелепость, все-таки тем не менее логический, все-таки тем не менее психический, из этого моря, из этого океана взятый. Поэтому как только „эротический бред“ путается с „религиозным бредом“ – мы заключаем с неизбежностью, что „та капля“ и „эта капля“ – из одного моря! Иначе нельзя: ведь никто же лепет идиота не отнесет к кожным явлениям, маниакальные идеи не назовет феноменом перерождения мускульной ткани, и проч. Такой „абдекарабды“ никто не скажет: но значит и разъединить пол и религию было бы научной „абдекарабдою“. Если „бредовые“, т. е. нелепые, явления лежат тем не менее рядом, то очевидно, ясные и спокойные явления двух этих порядков текут не только рядом же, но это есть даже одна текущая река, одни воды, дающие в одной части спокойную и ясную религию, как наше отношение к Богу, как связь с Небом, как чувство Судьбы и Провидения, как мистику и трепет перед „миром Иным“, „миром Еще“, поверх эмпирической, наличной действительности; и в другой части влекущие к сближению, к совокуплению, к рождению детей, к жизни бесконечной здесь на земле,..»