Сборник - Ялос-2016. Сборник Ялтинского международного литературно-музыкального фестиваля Страница 10

Как будто из Гейне

Качается звездная люстра.Раздвинь же колени скорей.Вот радостный смысл искусства.Вот суть философии всей.

Подбрось к небесам эти ноги,Сильнее за бедра держись.Сошлись в этой бездне дороги,Лишь в ней лучезарная высь.

Вот Гегель! Вот сила искусства,Вот дух философских начал.Все то, что нам рек Заратустра,Все то, что Сократ завещал.

Навьи чары

Вольный баловень забавы,В темный лес тебя влекутДевы, жены, шлюхи, павы,Сладострастные отравыТак из нас веревки вьют.Для тебя в чащобе злачнойБьет кастальский ток прозрачный,Как сердец любовный жар.Ты, кого зовут в постели,Рассыпая свист и трели,В глухомани навьих чарВсюду феи и колдуньи,А вглядишься – лгуньи, лгуньи.Где-то люди, воля, свет,Но туда мне ходу нет.

В грозу

Когда, слезами обливаясь,Ты раздевалась вновь и вновь,Шептал я, губ твоих касаясь:«Возьми, возьми мою любовь!»Там в нежности твоей минутной,В постыдном развороте позМерещился мне ропот смутныйИ веял сладкий запах роз.Грозил копьем святой Егорий.Ты раздевалась, как всегда.Метафор, даже аллегорийЯ не чуждался никогда.

Из Микеланджело

Блаженство – спать… Когда бы камнем бытьВ безумный век жестокости и тленья,Удел богов не чувствовать смятенья,Не сметь, не мыслить, не роптать, не жить.

Нужда

Вот поэт колотит шлюху,Просит похмелиться.Юнкер Шмидт клянет старуху,Хочет застрелиться.

Вот ведь как нужда прессует.Да и как без денег?Юнкер Шмидт старух танцует.Так вот, современник.

Thanatopsis[13]

Нежить очнется на склоне осеннего дня,Северный ветер насквозь продувает меня,Падает свет фонаря на запущенный сад,Ночь разразилась, и черные птицы летят.

Плоть моя – угли, лицо мое – сколотый лед.Станешь по рельсам шататься ты взад и вперед,Выйдешь за кладбище, ноги стянув мешковиной,Улицы города к ночи разят мертвечиной.

Темною ночью в округе не видно ни зги.Флюгер бормочет и спать не дает у реки.Я заверну по дороге в ночной кегельбан,Здесь подыхает знакомый один корефан.

Из оловянных посудин дымится наш суп,И, обкурившись, мы пробуем вечность на зуб.В пекле Москвы приближается ночь к апогею,Въеду на белом коне и в Кремле околею.

Прячусь и жду, как ребенок, подняв воротник.Сердце мое под мостом переходит на крик.Разве кого дозовешься над ширью пустынной?Душу отдам я канистре из-под бензина.

Только мне снится, что волосы ночью горят.Вновь на себе я ловлю ненавидящий взгляд.Царство ли мертвых внимает неслышным молитвамИли же дряхлый младенец скучает по битвам?

Кто же станцует со мною на битом стекле,Дива ли дивная, шлюха ли навеселе?Много ли женщин мы встретим на кратком веку?Кто это там на разврат нагоняет тоску?

Сквозь Апокалипсис ангелы смерти летят.Сколько их кружит? Какой еще там газават?Кто же придет и утешит меня в темноте?Кто разглядит этот воздух на мутной воде?

Сонет

Джон Китс. Вольное переложение

Когда охватит страх, что век сочтенИ дух сражен – и не довоплотиться,А труд всей жизни: до конца раскрытьсяНе завершен; увы, не завершен.Когда, открытый звездам лишь на треть,Я созерцал туманный символ чувства,Меня тревожил грозный смысл искусства,И я задумал смерть запечатлеть.Ужели наступает мой черед,Когда под тенью тайного проклятьяРыдает скорбь и рушатся объятья,Я на краю – внизу поток ревет.Стою один в пределах той страны,Где слава и любовь осуждены.

Сорок лет

Сорок лет просвистел… Не заметилЧей эсминец сбивает волну,Я ли лучшую женщину встретил,Я ли выл по ночам на луну.

Я повел тебя в синие дали.Все смеялась, вдыхая цветы.Расскажи, как тебя целовали,Расскажи, как целуешься ты.

Журавель у глухого колодцаСорок лет все скрипит и скрипит.В том окошке никто не смеется,Но стекло отраженье хранит.

С поцелуями лезут старухиИ горит под ногами земля.Молодые красивые шлюхи,Словно крысы, бегут с корабля.

Политрук

– Построенье закончить, – сказал политрук. —Просто так наш народ не возьмешь на испуг.

И застыли бойцы, и затвор он открылИ последнюю пулю с улыбкой вложил.

– Всем равненье на ять! коммунисты, вперед,Нам еще неизвестно, кто первым умрет.

Уцелевшим сто грамм, и почет мертвецам.Подравняться! Направо! И руки по швам.

И держать этот фронт, как держали вы строй,Мы посмотрим в бою, кто на деле герой. —

Так сказал политрук, и стихла гармонь.Из сплошного огня мы шагнули в огонь.

В том бою никому не дано уцелеть.Так уходит народ наш на верную смерть.

Легкое дыхание

Я, словно гром небесный, один в родном краю.Я вижу сны над бездной и песенки пою.Такое невозможно забыть и растерять.Мне топнуть бы ногою и землю раскачать.Беру ли я преграды? на небо ли гляжу,Все так же сердце бьется, все так же я дышу.Весь мир как на ладони – зарницы, миражи.Ах, жизнь моя, забава! Дыши, дыши, дыши!

Я хлопну и притопну – и выйду налегке.Какое солнце светит в туманном далеке!Ах, жизнь моя, забава! Надежды и мечты.А сердце знать не знает, что будет впереди.Я топну и притопну, да так, что пыль столбом.Я хлопну и прихлопну в тумане голубом.Кто едет, тот и правит, и пальцев не разжать,Где запросто могли мы и верить и дышать.

Держу ли оборону? С удачей ли дружу,Все так же сердце бьется, все так же я дышу.И вроде все как надо, и вроде цель близка.Легка моя походка, и жизнь моя легка.Жар-птица в синем небе махнет своим крылом.Страна моя припомнит, как шел я напролом.Все тот же я! все те же подруги и друзья.Ах, жизнь моя, забава! Ах, молодость моя!

Когда же разлюблю я гулять и воевать,Нисколечко не стану грустить и тосковать.Возьму да и построю себе надежный кровИ привезу красотку с далеких островов.Сижу ли на крылечке? в окошко ли гляжу,Все так же сердце бьется, все так же я дышу.Весь мир как на ладони – зарницы, миражи.Ах, жизнь моя, забава! Дыши, дыши, дыши!

В ожидании варваров

На мотив Верлена

Я – римлянин периода упадка.Я духом пал. Я жалок и смешон.И варвары теснят со всех сторон,Когда в душе – ни строя, ни порядка,В руке не меч, увы! лишь рукоятка,Земная пыль на пурпуре знамен.Взгляни окрест: какой ужасный сон,Куда бежать мне от себя? Загадка.Я поднимусь, чтоб в эту землю лечьНа рубежах предательства, засады.Все – вдребезги! Все выпито с досады.Глумится чернь. Но не об этом речь.Что жизнь и смерть? Обходят стороной.Но только так я стал самим собой.

Шарманка

Вернулась шарманка,О чем-то вздыхая.Вернулась шарманка,Ночами рыдая.Страдает шарманка,Стирая улыбки.Рыдает шарманкаС душой первой скрипки.Влекут ли мечты небывалые,Цветут ли цветы запоздалые,Все так же рыдает шарманка,В Париже она – чужестранка.

Все так же шарманкаО чем-то жалеет,Все так же шарманкаГрустит и стареет.Страдает шарманка,Стирая улыбки.Рыдает шарманкаС душой первой скрипки.

Почти в альбом

С глаз долой! Среди белого дня

От любви я своей отступил.

Только как ты теперь без меня? —

Я подумал и тут же забыл.

Что искал я под вечной луной,

О высоком и низком скорбя?

Ты прошла, словно жизнь, стороной.

Только как я теперь без тебя?

Константин Фролов

Фролов Константин Юрьевич – крымский бард, актёр, поэт. Родился в 1956 году в городе Новохопёрск Воронежской области. Окончил исторический факультет Воронежского педагогического института. Работал директором школы в одном из сёл Воронежской области. С 1983 года живёт в Крыму. С 1996 года работает в Крымском академическом русском драматическом театре имени М. Горького. Автор шести поэтических сборников: «Вера» (1996), «Ксения» (1996), «Поединок» (2000), «Весенний благовест» (2001), «Честь рождает славу» (2002), «Гималайский спасатель» (2007). Лауреат многих литературных и театральных премий, среди них: кинофестиваля «Виват, комедия!» имени М. Пуговкина, литературной премии имени Н. Гумилёва, кавалер Креста «За мужество и гуманизм» Союза ветеранов локальных конфликтов (2009). Лауреат Грушинских фестивалей. Живёт в Симферополе.