Муса Джалиль - Стихотворения Страница 11

Сентябрь 1943

Сталь

Так закалялась сталь

Я и усов еще не брил ни разу,Когда ушел из дома год назад,А на плечи легло пережитое,Как будто мне минуло шестьдесят.

За год один я столько передумал,Что в голове разбухло и в груди.И в двадцать лет лицо мое в   морщинах,И поседели волосы, — гляди!

Вся тяжесть слез и пороха и кровиТеперь в ногах осела, как свинец.Потом свалил меня осколок минный,Я оперся на палку под конец.

И вот в глазах моих ты не отыщешьМальчишеского резвого огня,Задорно не взлетают больше брови,И сердце очерствело у меня.

А на лице лишь одного терпеньяНешуточный, суровый, жесткий след.Так сразу юность вспыхнула, как порох,В три месяца сгорела в двадцать лет.

Эх, юность, юность! Где твой вечер   лунный,Где ласка синих, синих, синих глаз?Там на Дону, в окопах, в черных ямахДороженька твоя оборвалась.

Не в соловьином розовом рассвете,А в грозовой ночи твой свет блеснул,И я на дальнем рубеже победыТебя кровавым знаменем воткнул…

Но нет во мне раскаянья, не бойся!Чтобы в лицо победу угадать,Когда б имел сто юностей, — все сразуЗа эту радость мог бы я отдать!

Ты говоришь: у юности есть крылья,Ей, дескать, надо в облаках парить.Что ж! Подвиг наш история запомнитИ будет с удивленьем говорить.

Мы сквозь огонь и воду шли за   правдой,Завоевали правду на войне.Так юность поколенья миновала,Так закалялась сталь в таком огне!

30 сентября 1943

Дороги

Амине

Дороги! Дороги! От отчего домаДовольно гостил я вдали.Верните меня из страны незнакомойПолям моей милой земли.

Забыть не могу я Замостье родноеИ ширь наших желтых полей.Мне кажется часто — зовут за собоюГлаза чернобровой моей.

Когда уходил я, дожди бушевали;Подруга осталась одна.Не капли дождя на ресницах   дрожали, —Слезу вытирала она.

С тревогой родные края покидая,Полсердца оставил я там…Но, вместе с любовью, и воля стальнаяВ дороге сопутствует нам.

Дороги, дороги! Людские мученьяНа вас оставляли следы.Скажите, кому принесли огорченье,Кого довели до беды?

Дороги! Чье смелое сердце впервыеНад вами стремилось вперед?Надежда крылатая в дали чужиеКого, как меня, занесет?

Мы странствуем смело. Так юность   велела.И гонят нас волны страстей.В далеких краях проторили дороги,Не ноги, а чувства людей.

Я с детства, бывало, пускался в дорогу,Бродягой считая себя.Тот юный «бродяга» к родному порогуВернулся, отчизну любя.

И снова, дороги, в сторонку роднуюВедите из дальних краев.Я в думах тревожных, по милой тоскуя,Лечу под отеческий кров.

Октябрь 1943

Рубашка

Дильбар поет — она рубашку шьет,Серебряной иглой рубашку шьет.Куда там песня! — ветер не дойдетТуда, где милый ту рубашку ждет.

Бежит по шелку девичья рука,На девичье лицо тоска легла.Сердечной тайны шелковый узорКладет в следы проворная игла.

Атласом оторочен воротник,И позумент на рукавах, как жар.Как будто все сердечное теплоПростой рубашке отдает Дильбар.

В любом узоре слез не сосчитать.За каждой складкой прячется тоска, —Пусть носит тайну девичью джигитУ сердца, возле левого соска.

Дильбар поет — она рубашку шьет:Пускай рубашка милого найдет!Пускай ее наденет удалец,С победою вернувшись, наконец!

Рубашка сшита. Может быть, вот тутЕще один узор и бахрома.Глядит Дильбар с улыбкой на шитье,Глядит и восхищается сама.

Вдруг заглянул закат в ее окноИ на шелку зарделся горячо,И кажется Дильбар, что сквозь рукавПросвечивает смуглое плечо.

Но тут вошел какой-то человек,Вручил письмо и сразу убежал.Две строчки на листочке:   «Твой джигитНа поле битвы мужественно пал».

Стоит Дильбар, стоит, окаменев.Ее лицо белее полотна,Лишь часто-часто задышала грудь,Как на ветру озерная волна.

— Нет! — говорит. — Не верю! —   говорит. —И замолчала, тяжело вздохнув.Лишь две слезинки показались вдруг,На бахроме ресниц ее блеснув.

Затем рубашку тщательно свернув,Дильбар идет, торопится, бежит.В почтовом отделении она:— Отправьте мой подарок, — говорит.

— Но он погиб! Не может получить…— Пускай погиб! Везите, все равно.Пускай убит, пускай землей прикрыт,Наденьте мой подарок на него.

В моей рубашке оживет джигит —Сердечный жар в нем должен запылать,Ведь я его любила всей душой,Не уставала ждать и тосковать.

На почте люди слушали ДильбарИ согласились: девушка права.Его нашли, одели —   он воскрес.Сбылись любви правдивые слова.

Восходит солнце. У окна ДильбарВолнуется, возлюбленного ждет.Джигит вернулся, ясный, как восход,И в голубой рубашке к ней идет.

Ведь это сказка?Да.Но ты скажи,Любовь моя, цветок моей души, —Не ты ль меня зажгла лучом любви,Как будто приказала мне: «Живи!»

Плясала смерть передо мной сто разНа бруствере окопа моего.Чистейшая любовь твоя сто разМеня спасла от гроба моего.

От ста смертей спасла. Из ста смертейСто раз я к жизни возвращался вновьИ вновь в рубашке, вышитой тобой,Встречал твою горячую любовь.

Октябрь 1943

Костяника

С поля милая пришла,Спелых ягод принесла,Я ж сказать ей не решаюсь,Как любовь моя светла.

Угощает цветик мойКостяникой в летний зной.Но любимой губы слащеКостяники полевой.

8 октября 1943

Соленая рыба

Ты зачем к реке меня отправила,Раз самой прийти желанья нет?Ты зачем «люблю» сказать заставила,Коль не говоришь «и я» в ответ?

Ты зачем вздыхала, как влюбленная,Если и не думаешь гулять?Рыбой кормишь ты зачем соленою,Если мне воды не хочешь дать?

8 октября 1943

Последняя обида

С обидой я из жизни ухожу,Проклятья рвутся из души моей.Напрасно, мать, растила ты меня,Напрасно изливала свет очей.

Зачем кормила грудью ты меня?Зачем ты песню пела надо мной?Проклятьем обернулась эта песнь.Свою судьбу я проклял всей душой.

Ответь мне, жизнь: пока хватило сил,Кто все твои мученья выносил?Не я ли столько горя перенес,Пока в моих глазах хватало слез?

Любая тварь вольна нырять и плыть,Когда захочет жажду утолить.А мне на смертном ложе не судьбаЗапекшиеся губы увлажнить.

Не знал я дружбы… Мне сжимали   рукиОковы — не пожатия друзей.И солнце в миг моей предсмертной   мукиМне отказало в теплоте лучей.

Пускай умру, но как перед концомЯ не увижу дочери моей?Как умереть и не припасть лицомК родной земле, к могиле матери   моей?

Зачем в тюрьме я должен умирать,Своею кровью раны обагрять?Уж не за то ль, что землю так любил,Ее тепла совсем лишен я был?

О жизнь! А я-то думал — ты Лейла.Любил чистосердечно, как Меджнун,Ты сердца моего не принялаИ псам на растерзанье отдала.

От матери-отчизны отлучен,В какую даль заброшен я тобой!Я горько плачу, но моим слезамНе оросить земли моей родной.

Отчизна, безутешным сиротойЯ умираю тут, в стране чужой.Пусть горьких слез бежит к тебе   поток!Пусть кровь моя зардеет как цветок!

Октябрь 1943