Михаил Светлов - Стихотворения и поэмы Страница 11

20. МОСКВА

Чтобы ночью не ночевать,Фонари зажигает столица…Я хотел бы светить, Москва,У твоих фонарей научиться.

И над ямами впалых щекПо ночам зажигая два глаза,Я хотел бы еще и ещеПодчиняться твоим приказам.

Но, пока ты готовишь приказ,Заостряя его приговором,Я боюсь, чтобы эта рукаНе отвыкла щелкать затвором.

Мой родной пулеметный стукЯ услышать теперь не сумею,Если даже красноармеецТоже тих на посту…

Никакие громкие словаЭту тишь на гром не переменят…Ради КИМовцев твоих, Москва,Хоть бы маленькое выдумай сраженье.

Ты меня, я знаю, любишьИ, как сыну, мне указываешь путь.Хорошо бы нам с тобой к утру быНовым выстрелом на запад полыхнуть.

Хорошо бы нам с тобоюРастянуть на всю Европу фронт.Знаю ведь, что в ожиданье бояКаждый домик твой в меня влюблен.

Только спросишь: «Который час?» —И по улицам отдаленнымМне любезно с Кремля каланчаОтвечает взволнованным звоном.

И я верю: с вершин Кремля,Быть может завтра на рассвете,«Куда идти, в кого стрелять?» —Я спрошу,И каланча ответит.

21. «Не один, не два раза бессонницей…»

Не один, не два раза бессонницейДогонял я будущность свою…Так еврей за поездом гонится,Увозящим всю его семью.

Он бежит, а поезд быстрееНапрягает взмах колеса…Но утеха есть у еврея,Что семья его поскорееОбещала ему написать.

Мне же, мне под колесный грохотОт кого еще вести ждать,Провожающему эпохиБесконечные поезда…

Провожаю ее —                            и не вижу ее,Ни глаз ее,                    ни кудрей.Белая ли она,                     смуглая ли,                                       или рыжая,Или только череп у ней?

Я хотел бы тяжелой хваткойПоложить ее на пероВ темный час, когда украдкойВыбегает она на перрон.

Выбегает и слепо ищетНаши руки и наш удар,Оттого, что знает: нищиеМы стихами в эти года.

Мы стихаем, и мы не можемС громким словом связать язык,И не наш ли по бездорожьямТонким стономЗамер крик?

Было б радостно, было б любоДни, как пленников, повести,Или так, чтоб зубами схватить,Или так, чтоб вышибло зубы.

22. РАБОТНИЦЕ

На руках твоих улегся труд,И овал лица так тонок,Ты похожа на мою сестру,У которой есть ребенок.

Поздним часом сумерки                                         пасутОблаков задумчивое стадо,В щели улиц радость понесуИ пойду с тобою рядом.

Месяц сядет в голубом                                          зрачке,Звезды синие вплетутся в косы…Завтра на тяжелом молоткеЗагремит, заплачет осень.

А пока под серое окноПриходи синеть, сентябрьский                                               вечер.Ты похож на мой станок,У которого согнулись плечи.

Когда смелее и увереннейРазнесся площадями гул,Твой облик тихий и вечернийЗаночевал в моем мозгу.

И в час, когда лихие звоныПерекликались на борьбу,Я видел красные знаменаИ пару ямочек на лбу.

Твоя коса, как сноп гречихи,И спелые изгибы плеч,И вечер пал большой и тихий,Как в праздник доменная печь.

Я помню: колыхнулись песниИ строчки поплыли звеня,И месяц глянул в поднебесьиНа труп скучающего дня.

Зорька ль вспыхнула над домомИли милка у станка поет…Это голос твой знакомыйРучейком весенним капает,День, шатаясь, в небе тянется,Захмелел весенний пьяница.

Ранним утречком напевы чьиПринесла из Комсомола ты…Два котла, как груди девичьи,Белым соком льют на молоты…Ох, и дразнят, окаянные,От лучей весенних пьяный я.

Утром месяц плавал в инее,Опрокинул к низу день его…Показалось небо синееТвоей кофточкой сиреневой,Синих птиц увидел тоже я,На глаза твои похожие.

Помнишь, к смене утром ранним,Шел я, думами волнуемый,Рядом ты… Звала в тумане,Угощала поцелуями,А с окраины по-прежнемуЗвал и звал гудок рассерженный.

Грудь твою нащупал рядомЯ руками неуклюжими,Ты меня суровым взглядомНавсегда обезоружила.С той поры гляжу за топкамиНа тебя глазами робкими.

Белый пар и печка краснаяНас связали крепкой клятвою,За работою напрасно яПереплыть хотел глаза твои,Даже солнце алой птицеюУтонуло за ресницами.

И когда с работ обратно яШел, как с праздника веселогоКто-то кинул шаль закатнуюНа твою хмельную голову.День, шатаясь, брел усталоПо рабочему кварталу.

23. УТРОМ

Ранним утром счастливые вестиМне газеты опять принесли —И о том, что волненья в ТриестеИ о том, что здоров Ильич.На окне моем изморозь вяжетСноп непахнущих зимних цветов,Мне сегодня о многом расскажутКорпуса онемевших шрифтов.Льют столбцы оживленные пренья,Непонятные для меня…С белой стенки наклонится ЛенинИ тихонько начнет объяснять.Декабря непонятным узоромРасписались на мерзлом окне…Будут Ленина добрые взорыНа холодном стекле леденеть.Вьюга снежно ворвется в сениРазузнать у замерзших шрифтов —И о том, что где-то волненья,И о том, что Ильич здоров.

24. «Я в гражданской войне нередко…»

Я в гражданской войне нередкоБыл веселым и лихим бойцом,Но осталось у меня от предковУзкое и скорбное лицо.

И повсюду за мною следомМчит прошедшее, бьет крылом…Мой отец родился от деда,Деда прошлое родило.

Детство мнится комнаткой душной,Свет молитвенный ждет зари…В этой комнаткеМеня учили быть послушнымИ слишком громко не говорить.

Но однажды, уйдя из дому,Я растаял в большой толпе,И марсельезу незнакомуюГортанный голос мой запел.

И теперь:Ночью, сторожа мою поэму,Дом Советов недвижим и тих,И в полуночной, тревожной дремеСлышу: бродят в голове моейПрошлого неровные шаги.

Сумрак серый к постели клонит,И рассказывает, и поет:Дед мой умер и похоронен,И отец мой скоро умрет.

Сумрак дальше:                  — Древней сыростьюПрошлому меня не обнять.Под знаменами сын мой вырастет,Если будет сын у меня,Если пуля не возьмет меня.

И пока, темнотой окутан,Дом Советов глаза закрыл,Голоса далеких могилВспомнил я на одну минутуИ забуду через минуту.

25. ПОД ВЕЧЕР

Девушка моего наречья,По-вечернему тиха и смугла,Приходила ко мне под вечерБыть любимой — и не могла.

И глаза ее темные-темныеДревней грустью цвели, цвели…Я ж люблю, чтобы лил в лицо мнеСветлых глаз голубой прилив.

Так всегда… После первой встречиПо любимой затосковав,К девушке чужих наречийТянутся мои слова.

И лишь изредка, лишь                                  случайно,Только в окна заглянет                                       мгла,Выплывает старая тайнаИз глубин голубых глаз.

Мгла не мгла, а седой пергаментРазворачивается у век,И я чувствую: под ногамиУж не тот шевелится век.

И мне кажется земля моложе,Сверху — небо, внизу — зима,И на снежном бездорожьеОдинокая корчма.

Дед мой мечется от стойки                                           к пануИ от пана к стойке назад,Пан на влажное дно стаканаУронил свирепеющий взгляд.

И я вижу в любимом взглядеЖенских глаз, голубей степей,Как встает их разбойник прадедИ веселой забавы радиРвет и щиплет дедовский пейс.

Я гляжу…И не пляшет, не свищет злобаВ затуманенной голове,Оттого ли, что, должно быть,Кровь меняется каждый век,

Оттого ли, что жизнь моя                                            отданаДням беспамятства и борьбы,Мне, не имевшему родины,Родину легче забыть.

И при первой случайной встречеТак легко мне совсем                                        забыть,Так легко мне не полюбитьДевушку моего наречья.

26. С ИЗВОЗЧИКОМ