Алексей Недогонов - Дорога моей земли Страница 11

Одесса, июнь 1944 г.

Баллада о железе

Говорят, что любой человексостоит из воды и металла:девяносто процентов воды,остальное — огонь и металл.Нет, не выдумка то.Мне душою кривить не пристало,сознаюсь —я действительно где-то об этом читал.

Но не верить не грех мнесухим кабинетным наукам.Я по выкладкам, формулам,честное слово, совсем не мастак.Я б советовал нашимеще не родившимся внукамо проценте железа судитьв человеке вот так…

…Если Франциюнéкогдабила в упор митральеза,а народ, чтобы жить,воскресал, выживал, выносил, —значит, весь человексостоял из такого железа,что его даже смерть,чтоб сразить,выбивалась из сил.

Если злая беданад Россией веками витала,если русский народне поник под железной пятой,значит, наш человексостоит из такого металла,в поединке с которымне выдержит сплав золотой.

Мир стоит на железе,да будет такое от века!На полях отгремевших боевтишина непривычно гудит,и степным императоромс профилем древнего грекана поверженном танке немецкомчерный ворон спокойно сидит.

Мир к железу привык.Он на глине был жалок и ветох.Государство растенийживет под железным жезлом:я видал, как фиалкипод солнцем цветут на лафетахзапыленных немецких орудийв степи под Орлом.

Беспощадным железомпокой человека изрезан,но никто из людей

раньше времени не умирал…По долинам Россиипрошло испытанье железом:против сталелитейного Рурамы выставили Урал.

Не окончен поход.Мы оружие гладим рукамии читаем в теплушкахжелезных законов устав.Воздух бредит железом.Грохочет на запад с войскамипо железной дорогежелезнодорожный состав.

Счета нет на переднемслучайным погибельным безднам:словно адская кузня,грохочут железо и медь.Мне пушкарь Железняк говорил:— Ерунда! В этом громе железномпросто-напросто нужножелезные нервы иметь.

…Как Давно мы не спалив спокойном родительском доме!Как мы трудимся долгона огневой полосе!Мы по женам тоскуем.Тоскует зерно в черноземепо дождям проливным,и тоскует трава по косе…

Мы победу возьмемв молодые солдатские руки.Нас немецкая сталь не доймет —мы покрепче ее на войне!Пусть со мной согласятсямужи первоклассной науки:девяносто —не десять — процентов железа во мне.

Я бы всю родословную —внуков и правнуков — отдал,я пошел бы на то,чтоб при всехпод сияньем светилиз меня златоустинский мастерснаряды сработали чтоб их Железнякв ненавистный Берлин вколотил!

1944 г.

Солдатам большого мужества

Снега и пыль дорог и расстояний!За нашею спиной — солдатской славы след…Трехлетний стаж тяжелых испытанийзачтется нам за тридцать добрых лет.

Мы выросли, окрепли, возмужали;наш ратный труд вовеки не умрет;большое наше мужество войдетв истории великие скрижали.

За орудийным громом, минным воеммы вырвемся просторами долинк Германии. И станет нам Берлинпередним краем и последним боем!

21 июня 1944 г.

Баллада о позывных

Плацдарм за Изюмомв земле молчал.На командном пунктедежурный боецохрипшим голосомв трубку кричал:— Днепр! Днепр!Говорит Донец!

Три дня не смыкалиживыеглаз;на переднемспали одни мертвецы.Земля как будто всяподнялась:в Днепропетровсквступили бойцы.

…Зима. Каганец.В блиндаже серо.Зуммер не слышенсквозь вьюги свист.— Днестр! Днестр!Говорит Днипро!(Тот же самый телефонист.)

…По горло в грязи.Наступленье шло.И вот —на солдатский сон и штыкисады Заднестровьясквозь звезд теплоуронили майские лепестки.

В знойный походшел батальон:был в движеньепередний край.Телефонист кричал в микрофон:— Дунай! Дунай!Дайте Дунай!

…У дунайского гирлая видел его,в плавнях Тульчи,над мертвой водой.Немецжелезом целил в него —адская кузня ковала бой.

Бойцу было радостнои тяжелоот ревущихрядом с ним батарей,но он во все горлочерту назлокричал в микрофон:— Вызывай Рейн!Срочно Рейн! Время не ждет!..

Рассвет занимался.Потом с утра —сильное, хриплое слово:— Вперед! —И до Карпат покатилось «ура».

Я знал: до черныхберлинских ворот,этапами тяжких боев речных,сквозь шнур,сквозь юность и кровь дойдетэта ведущая нас впередпобедная молния позывных!

Измаил, август 1944 г.

Последний отбой

Вой сирены свистящ и режущ.Рокочет вражеский самолет.В электрический сумрак бомбоубежищдевочка молча с куклой идет.Она по камням, стучит башмаками,спокойная девочка.

В этот миггулкими медленными шагамиавиабомбыидут над нами —к Арбату от Каменного —напрямик…

К рассвету лишь девочка услыхалаголос диктора над собой:«Угрозавоздушногонападенияминовала.Отбой!»

…Скоро счастливый рассвет настанет,когда сквозь вражеский буреломпоследний залп орудийный грянетнад последнимосвобожденным селом.

И наш автоматчикс гневом солдатав последнийвойны напряженный час,в последней атакеиз автоматавыстрелит в немцапоследний раз.

И над чужою страноюросчеркзенитки нашеймглу рассечет:последнийфашистскийбомбардировщик,объятый пламенем,упадет.

И русским женщинамв их волненьеот радостизатуманит глазасчастливая,щедрая, как исцеленье,последняя,медленная слеза.

И людипоследний раз из подвалавыйдут.И мир огласится трубой:«Угрозавоздушногонападенияминовала.Отбой!»

Измаильская обл., г. Болград, 1944 г.

Храм святого Николая

На самом центральном куполе

русские зодчие установили крест,

который возвышается над

турецким полумесяцем

как символ победы христианства.

Над шипкинскими облаками,где воздух, словно лед,лилов,звонарь играет языкамишестнадцати колоколов

Неуловимые рыданьяпод сводом старых изразцов —глухие отзвуки преданья —плач над могилой мертвецов.

Нет, не рыданья, а воскресшийбессмертный реквием солдат,чьи имена,как грани флешей,на белом мраморе лежат.

И мне казалось, мне казалось,что звуков медная волнаглубин моей души касалась —ее невидимого дна.

Она,как горный гул обвала,над пылью трав,над сном орлато плакала,то ликовала,то замирала,то росла…

Стоял великий храм,в багрянецсентябрьских зорь и звезд зажат.— Сними пилотку, сталинградец,здесь наши прадеды лежат!..

Сквозь звуки летмы слышим, внуки,и бой,и бегство янычар,и русских труб литые звуки,и ликование болгар.

Здесь все с нечеловечьей жаждойхранит следы былых легенд:и кость картечника, и каждыйтравой поросший ложемент,

и скалотвесныеотсеки,что будто срезаныножом,и крест, поставленный навеки,на полумесяце чужом…

Я к храму шел боями славы —сквозь Сталинград,сквозь огнь и дым, —и я оружьем добыл правостать на колени перед ним.

Шипка — София, 1944 г.