Николай Рубцов - Я тебя целовал… Страница 11

В этой русской ночной красоте!

Словно слышится пение хора,

Словно скачут на тройках гонцы,

И в глуши задремавшего бора

Все звенят и звенят бубенцы…

Венера

Где осенняя стужа кругом

Вот уж первым ледком прозвенела,

Там любовно над бедным прудом

Драгоценная блещет Венера!

Жил однажды прекрасный поэт,

Да столкнулся с ее красотою, —

И душа, излучавшая свет,

Долго билась с прекрасной звездою.

Но Венеры играющий свет

Засиял при своем приближенье

Так, что бросился в воду поэт

И уплыл за ее отраженьем…

Старый пруд забывает с трудом,

Как боролись прекрасные силы…

Но Венера над бедным прудом

Доведет и меня до могилы!

Ну, так что же! Не все под звездой

Погибают – одни или двое!

Всех, звезда, испытай красотой,

Чтоб узнали, что это такое!..

Венера (вариант)

Где осенняя стужа кругом

Вот уж первым ледком прозвенела,

Там любовно над бедным прудом

Драгоценная блещет Венера!

Жил однажды прекрасный поэт,

Да столкнулся с ее красотою,

И душа, излучавшая свет,

Долго билась с прекрасной звездою.

Но Венеры играющий свет

Так сиял при своем приближенье,

Что звезде покорился поэт

И уплыл за ее отраженьем.

Он уплыл за звездою навек…

Призадумались ивы-старушки,

И о том, как погиб человек,

Горько в сумерках плачут кукушки.

Старый пруд забывает с трудом,

Как боролись прекрасные силы…

Но Венера над бедным прудом

Доведет и меня до могилы!

Столько в небе святой красоты!

Но зачем – не пойму ничего я—

С недоступной своей высоты

Ты, звезда, не даешь мне покоя!

Звезды горят

В этой деревне

огни не погашены.

Ты мне тоску не пророчь!

Светлыми звездами

нежно украшена

Тихая зимняя ночь!

Светятся, тихие,

светятся, чудные,

Слышится шум полыньи…

Были пути мои

трудные, трудные, —

Где ж вы, печали мои?

Скромная девушка

мне улыбается,

Сам я улыбчив и рад!

Трудное, трудное,

все забывается,

Светлые звезды горят!

Кто мне сказал,

что угрюмо и ветрено

Чахнет покинутый луг?

Кто мне сказал,

что надежды потеряны?

Кто это выдумал, друг?!

«Ветер всхлипывал, словно дитя…»

Ветер всхлипывал, словно дитя,

За углом потемневшего дома.

На широком дворе, шелестя,

По земле разлеталась солома…

Закачалась над омутом ель,

Заскрипели протяжно ворота,

Скоро северным зверем метель

Прибежит с ледяного болота.

Может, будешь кого-нибудь звать,

Только голос твой будет не слышен,

Будут громко всю ночь завывать

Провода над заснеженной крышей…

Мы с тобой не играли в любовь,

Мы не знали такого искусства,

Просто мы у поленницы дров

Целовались от странного чувства.

Как нам было расстаться шутя,

Если так одиноко у дома,

Где лишь плачущий ветер-дитя

Да поленница дров и солома,

И дыхание близкой зимы

Все слышней с ледяного болота…

Высокие березы, глубокая вода

Высокие березы,

глубокая вода.

Спокойные на них ложатся тени.

Влечет воображенье,

Как рыбу невода,

Старинный возраст призрачных

селений.

И поздний наш костер,

как отблеск детских лет,

Очаровал мое воображенье,

И дремлет на душе

Спокойный дивный свет

И сгинул свет недавнего крушенья.

И эхо над рекой

как голос озорной

Таинственного жителя речного,

Тотчас же повторит,

Как голос озорной,

Об этой ночи сказанное слово!

Да как не говорить,

не думать про нее,

Когда еще в младенческие годы

Навек вошло в дыхание мое

Дыханье этой северной природы?

Так пусть меня влекут,

как рыбу невода,

Виденьем кротким выступив

из тени,

Высокие березы,

глубокая вода

И вещий сон предутренних селений.

Взглянул на кустик

Взглянул на кустик —

истину постиг.

Он и цветет, и плодоносит

пышно!

Его питает солнышко,

И слышно,

Как в тишине поит его родник.

А рядом – глянь – худые

деревца,

Сухой листвой покрытая

лужайка,

И не звенит под ними

балалайка,

И не стучат влюбленные

сердца.

Тянулись к солнцу – вот

и обожглись!

Вот и взялась нечаянная мука!

Ну что ж, бывает… Всякому

наука,

Кто дерзко рвется в солнечную

высь…

Табун, скользя, пошел на

водопой.

А я смотрю с влюбленностью

щемящей

На свет зари, за крыши

уходящий

И уводящий вечер за собой.

Потом с куста нарву для

милых уст

Малины крупной, молодой

и сладкой,

И, обнимая девушку украдкой,

Ей расскажу про дивный этот

куст.

Сельский вечер

Над березовой рощей —

мерцанье.

Над березовой рощей – светло.

Словно всяких забот отрицанье,

За рекою почило село.

Неподвижно стояли деревья,

И ромашки белели во мгле.

И казалась мне эта деревня

Чем-то самым святым на земле…

В дороге

Зябко в поле непросохшем.

Не с того ли детский плач

Все настойчивей и горше,

Запоздалый и продрогший

Пролетел над нами грач.

Ты да я, да эта крошка —

Мы одни на весь простор!

А в деревне у окошка

Ждет некормленая кошка

И про наш не знает спор.

Твой каприз отвергнув тонко,

Вижу: гнев тебя берет!

Наконец, как бы котенка,

Своего схватив ребенка,

Ты уносишься вперед.

Ты уносишься… Куда же?

Рай там, что ли? Погляди!

В мокрых вихрях столько блажи,

Столько холода в пейзаже

С темным садом впереди!

В том саду кресты и плиты

Пробуждают страх в груди,

Возле сада, ветром крытый,

Домик твой полузабытый…

Ты куда же? Погоди!

Вместе мы накормим кошку,

Вместе мы затопим печь!

Ты решаешь понемножку,

Что игра… не стоит свеч!

Ветер с Невы

Я помню холодный ветер с Невы

И грустный наклон твоей головы.

Я помню умчавший тебя трамвай,

Спокойное слово твое: «Прощай!»

Я помню свою одинокую ночь

И волны, летящие мимо и прочь.

Любовь, а не брызги речной синевы,

Принес мне холодный ветер с Невы…

Ветер с Невы (вариант 1)

Я помню холодный

ветер с Невы

И грустный наклон

твоей головы.

Я помню умчавший тебя

вагон

И желтые стены

со всех сторон.

Я помню свою

сумасшедшую ночь

И волны, летящие

мимо и прочь!

Любовь, а не брызги

речной синевы,

Принес мне холодный

ветер с Невы…

Ветер с Невы (вариант 2)

Я помню холодный ветер с Невы

И грустный наклон твоей головы.

Я помню умчавший тебя вагон

И желтые стены со всех сторон.

Я помню бессонную долгую ночь

И волны, летящие мимо и прочь.

Любовь, а не брызги речной синевы,

Принес мне холодный ветер с Невы…

«В святой обители природы…»

В святой обители природы,

В тени разросшихся берез

Струятся смутные воды

И раздается скрип колес…

Усни, могучее сознанье,

Но чей-то свист и чей-то свет

Внезапно, как воспоминанье,

Моей любви тревожит след!

Прощальной дымкою повиты

Старушки-избы над рекой…

Незабываемые виды!

Незабываемый покой!

А как безмолвствуют ночами

Виденья кроткие! Их сон

И все, что есть за их молчаньем,

Тревожит нас со всех сторон!

И одинокая могила

Под небеса уносит ум,

А там полночные светила

Наводят много, много дум…

На вокзале

Закатилось солнце за вагоны,

Задремал померкший эшелон.

И сирени дух одеколонный

В пыльном сквере жалок и смешон.

Кто-то странный (видимо, не веря,

Что поэт из бронзы, неживой),

Постоял у памятника в сквере

Покачал печально головой.

Посмотрел на надпись с недоверьем

И ушел, насвистывая, прочь…

И опять родимую деревню

Вижу я: избушки и деревья,

Словно в омут, канувшие в ночь.

За старинный плеск ее паромный,

За ее пустынные стога

Я готов безропотно и скромно

Умереть от выстрела врага…

О вине подумаю, о хлебе,

О птенцах, собравшихся в полет,

О земле подумаю, о небе

И о том, что все это пройдет.

И о том подумаю, что все же

Нас кому-то будет очень жаль,

И опять, веселый и хороший,

Я умчусь в неведомую даль!..

«…Помню пламенный взгляд…»

…Помню пламенный взгляд,

Помню грустные девичьи руки,

И прощальная ночь мне настойчиво

снилась не раз.

Но отступит любовь перед натиском

трудной разлуки,

И не будет огня в синем блеске

Насмешливых глаз…

Грани

Я вырос

В хорошей деревне

Красивым – под скрип телег!

Одной деревенской

Царевне

Я нравился, как человек!

Там нету

Домов до неба,

Там нету реки с баржой.

Но там,

На картошке с хлебом,

Я вырос такой

Большой!

Мужал я

Под звуки джаза,

Под голос притонных дам. —

Я выстрадал,

Как заразу,