Игорь Северянин - Том 3. Менестрель. Поэмы Страница 11

Развенчание

Да разве это жизнь — в квартете взоров гневных,В улыбках, дергаемых болью и тоской,И в столкновениях, и в стычках ежедневныхИз-за искусства, угнетенного тобой?

Да разве это жизнь — в болоте дрязг житейских,В заботах мелочных о платье и куске,В интригах, в сплетнях, в сальностях лакейскихС физиологией гнусней, чем в кабаке?

Да разве это жизнь, достойная поэта,Избранника сердец, любимца Божества,Да разве это жизнь — существованье это?И если это жизнь, то чем она жива?

Она жива тобой, цветком махровым прозы,Бескрылой женщиной, от ревности слепой,Тупою к красоте и к окрыленьям грезы.Тобой рожденная, она жива тобой!

Она жива тобой, мертвящею поврагойПрироды, лирики, любви и Божества,Тобой, ничтожною, залившей черной влагойМои горячие и мысли, и слова.

Разбитою мечтой, причиной катастрофыПоэта творчества вовеки ты пребудь.Ты — бездна мрачная! ты — крест моей Голгофы!Ты — смерть моя! ты — месть! в тебе сплошная жуть.

Я так тебя любил, как никого на свете!Я так тебя будил, но не проснулась ты!Да не пребудешь ты пред Господом в ответеЗа поругание невинной красоты!

27 окт. 1919 г.

Toila

IV. Земле — земное

За несколько часов

Дорогая ты моя мамочка,Поправься ради меня,Ради твоего сына блудного —Поэта светозарней дня.

Мамочка моя ненаглядная,Побудь еще немного жива:Ведь мною еще недосказаныВсе нежные тебе слова.

О, единственно-единственная,Незаменимая здесь никем!Перед жизнью твоей драгоценноюТак ничтожно величье поэм.

Пусть ты чуждая всем, ненужная,Пусть ты лишняя на земле, —Для меня ты — моя мамочка,Избави бог видеть тебя на столе…

Боже! Господи! Великий и Милостливый!Дай пожить ей и смерть отсрочь!Не отнимай у меня моей матери, —Не превращай моего дня в ночь…

13 ноября 1921 г.

10 ч. веч.

Toila

Поэза к смерти

Именем Божьим тебе запрещаю войтиВ дом, где Господь повелел жизни жить и цвести,Именем Божьим тебе запрещаю я, смерть!Мало ли места тебе на обширной земле —В стали кинжальной и пушечном емком жерле?Именем Божьим тебе запрещаю я, смерть!Эй, проходи, проститутка! не стой у дверей!Льдяным дыханьем своим дом поэта не грей!Именем Божьим тебе запрещаю я, смерть!

С утесов Эстии

Риторнель

Который день?… Не день, а третий год, —А через месяц — даже и четвертый, —Я в Эстии живу, как в норке крот.

Головокружный берег моря крут,И море влажной сталью распростертойЛаскается к стране, где — мир и труд.

Я шлю привет с эстийских береговТому, в ком обо мне воспоминанье,Как о ловце поэзожемчугов.

Лишь стоило мне вспомнить жемчуга,В душе возникло звуков колыханье:Prelude Бизе, — иные берега…

В мечтах плыву на красочный восток:Там, где Надир целует знойно Лейлу,Растет священный сказочный цветок.

Он — мира мир, желанная мечта.И не она ль мою чарует ТойлуИ оживляет здешние места?

Но север мне и ближе, и родней:Здесь по ночам мне напевает Сканда.Люблю ее и счастлив только с ней!

Пусть бьется мир, как некий Громобой, —Тиха моя тенистая веранда.О, Балтика! о, Сканда! я с тобой!

По вечерам вернувшись в свой шатрок, —Я целый день обычно рыбу ужу, —Я говорю себе: исходит срок,

Когда скажу я Эстии: «Прости, —Весенний луч высушивает лужу:Пора домой. Сестра моя, расти!

Спасибо, благородная страна,Любимая и любящая братски, —В гостеприимстве ты была нежна…»

До полночи я пью Créme de prunellesИ, позабыв бич современья адский,Плести, как сеть, кончаю риторнель.

Письмо из эстонии

Когда в оранжевом часуНа водопой идут коровыИ перелай собак в лесуСмолкает под пастушьи зовы;Когда над речкою в листвеЛучится солнце апельсинноИ тень колышется недлинноВ речной зеленой синеве;Когда в воде отраженыНогами вверх проходят козыИ изумрудные стрекозыВ ажурный сон погружены;Когда тигровых окунейЗа стаей стая входит в заводь,Чтобы кругами в ней поплаватьВблизи пасущихся коней;Когда проходят голавлиГолубо-серебристо-ало, —Я говорю: «Пора насталаИдти к реке». Уже вдалиТуман, лицо земли вуаля,Меняет абрис, что ни миг,И солнце, свет свой окораля,Ложится до утра в тростник.Светлы зеркальные изгибыРеки дремотной и сырой,И только всплески крупной рыбы,Да крики уток за горой.Ты, край святого примитива,Благословенная страна.Пусть варварские временаТебя минуют. ЛейтмотиваТвоей души не заглушитБэдлам всемирных какофоний.Ты светлое пятно на фонеХаосных ужасов. Твой вид —Вид девочки в публичном доме.Мир — этот дом. Все грязны, кромеТебя и нескольких сестер, —Республик малых, трудолюбных,Невинных, кротких. Звуков трубныхТебе не нужно. Твой шатерВ тени. И путь держав великихС политикою вепрей дикихТебе отвратен, дик и чужд:Ведь ты исполнен скромных нужд…

Но вечерело. С ловли рыбыЯ возвращаюсь. ОкунькиНа прутике. Теперь икры быПод рюмку водки! ОгонькиСквозь зелень теплятся уютно,И в ясной жизни что-то смутно…

Хвала полям

Поля мои, волнистые поля:Кирпичные мониста щавеляИ вереск, и ромашка, и лопух.Как много слышит глаз и видит слух!

Я прохожу по берегу реки.Сапфирами лучатся васильки,В оправе золотой хлебов склонясь,Я слышу, как в реке плеснулся язь,

И музыкой звучит мне этот плеск.А моря синий штиль? а солнца блеск?А небные барашки-облака?Жизнь простотой своею глубока.

Пока я ощущать могу ее,Да славится дыхание Твое!А там землею станет пусть земля…Поля! Животворящие поля!

Сонет («Вселенная — театр. Россия — это сцена…»)

Вселенная — театр. Россия — это сцена.Европа — ярусы. Прибалтика — партер.Америка — «раек». Трагедия — «Гангрена».Актеры — мертвецы, Антихрист — их премьер.

Но сцена им мала: обширная арена —Стремленье их. Они хотят безгранных сфер,Чтоб на губах быков окровенела пена,Чтоб в муках исходил извечный Агасфер!

О, зритель, трепещи! От бешеных животных,Ужасных в ярости, от мертвецов бесплотныхИ смертью веющих — преградой лишь барьер.

Вот-вот не выдержит их дикого напора, —И в чем тогда твоя последняя опора?— Строй перед цирком храм объединенных вер!

Поэза отчаянья

Я ничего не знаю, я ни во что не верю,Больше не вижу в жизни светлых ее сторон.Я подхожу сторожко к ближнему, точно к зверю.Мне ничего не нужно. Скучно. Я утомлен.

Кто-то кого-то режет, кто-то кого-то душит.Всюду одна нажива, жульничество и ложь.Ах, не смотрели б очи! ах, не слыхали б уши!Лермонтов! ты ль не прав был: «Чем этот мир хорош?»

Мысль, даже мысль продажна. Даже любовь корыстна.Нет воплотимой грезы. Все мишура, все прах.В жизни не вижу счастья, в жизни не вижу смысла.Я ощущаю ужас. Я постигаю страх.

Апрель 1920 г.