Толстая книга авторских былин от тёть Инн - Инна Ивановна Фидянина-Зубкова Страница 11

а на пальце кольцо Алешкино.

Топнула Дусенька ножками,

нож достала булатный,

отрезала палец и сразу

в бабушку превратилась,

в маленькую такую. Забилась

под ракитовый кусток,

потому как соколок

уже клевал её в темечко.

И подобрав колечко,

к хозяйке полетел своей

мимо лесов, мимо полей.

Ну, а бабушка Яга

тихо в дом к себе пошла

новые козни обдумывать,

чинить баньку, подкарауливать

новых русских богатырей.

А кот-коточек, котофей

сбежал от бабкиных костей

прямо в лес, лес, лес, лес —

ловить мышей да их есть.

Вот и сокол-соколок

колечко лихо доволок,

опустился на окно.

Тук-тук! В горенке темно.

Хозяйка плачет и рыдает,

своего мужа поминает.

— Ты не плачь, не горюй, жена,

жив, здоров твой муж!

На, проверь сама, —

кинул на пол соколик колечко,

покатилось оно за печку.

Полезла Настя его доставать,

а там блюдечко. Надо брать.

Схватила девица блюдце,

протёрла тряпочкой. Тут-то

и показало оно Алешку.

Жив, здоров,

с друзьями и кошкой

бредут по лесу куда-то,

лошадей потеряв. Ай, ладно.

7. Баба Яга и Илья Муромец

— Ах, вы сильные

русские богатыри!

Недалеко ль до горя, до беды?

Куда путь держите,

на кого рассчитываете,

кому хвалу-похвальбу поёте,

о чём думу думаете,

почему пешие, а не конные? —

старичок-лесовичок,

тряся иконою,

спрашивает наших пешеходов.

— Потеряли, батяня, подводу,

и теперь мы не конны, а пешие, —

удальцы поклоны отвесили.

— Знаю, знаю я горе-беду:

подводу вашу ведут

баба Яга с сотоварищами

на старое, древнее кладбище.

Там коней ваших спустят в ад,

и пойдут на них скакать

бабы Ёжки приятели черти.

— Не видать лошадям смерти!

Что там за сотоварищи?

Мы им выколем глазищи.

— Кыш, Хлыщ и Малыш

ростом с большущую гору.

Я вам дорогу укажу.

Разозлились богатырешки

и вдогонку!

Только пыль

забилась под иконку

у старичка-лесовичка,

да и то не на века.

Волен мужик, не волен,

а богатырь тем более.

Бежит дружина,

дрожит мурава полынна!

Бабу Ягу проклинают,

московских князей вспоминают

недобрым словом:

«Обяжут ль пловом?»

Дошли, наконец, до полянки,

где разбойничье

гульбище-пьянка:

Кыш, Хлыщ и Малыш

ростом с гору

едят, пьют день который.

Замочки с харчей богатырских

скинули,

с вином бочоночки выпили,

и жуткие песни поют.

— Погоди, не спеши, уснут, —

Селянович тормозит дружину. —

А спящих с земельки сдвинем

и быстро опустим в ад.

Час прошёл, и воры спят,

лишь баба Яга у костра

сидит, сторожит сама.

Но с бабой проклятой тягаться —

каково это, знают братцы.

Тут кот-коточек, котофей

вдруг прыгнул к бабке:

— Мне налей,

хозяйка, чарочку вина;

сбежал я от богатыря,

устал, замучился совсем,

он бил меня, налей скорей!

— Черныш нашёлся! —

бабка плачет. —

Иди скорей ко мне, мой мальчик,

(а сама совсем уж пьяна)

попей, лохматушка, дурмана, —

и чарку подносит коту.

Лакает кот, плюёт в еду

какой-то слюной нехорошей.

Яга ест вместе с ним.

— Ох, сложно

тягаться с духом мужицким!

Напущу на них чёрта побиться, —

вымолвила ведьма, уснула.

Фыркнула кошка и дунула

обратно к своей дружине:

— Берите воров, былинные!

Богатыри, богатыри,

богатыречочки,

нет, не хилы они,

яки мужичочки!

И у них хорошо всё вышло:

берут они спящих за дышло,

раскручивают

да под землю кидают

прямо в котлы, где варят

черти грешников лютых.

Пусть и эти уснут тут!

А Муромец бабу Ягу

берёт да сжимает в дугу,

и расправив плечи былинные,

размяв ручонки аршинные,

закинул ведьму на Луну.

Там и жить ей посему.

8. Тяжёлая дорога до Кремля

Запрягли коней богатыри,

кота с собой взяли, пошли.

Идут, о подвигах

богатырских гутарят,

о Москве-красавице мечтают.

Вдруг кони фыркают,

останавливаются.

Войску нашему сие,

ой, не нравится!

А там, в ракитовых кустах,

на змеиных тех холмах,

отдыхает, кашу варит, веселится

богатырь Вольга

со змеёй сестрицей.

Та ругает вольную волю,

обещает спалить все сёла

да великие грады, а церкви

в пепел-дым обратить, на вертел

надеть стариков, жён и деток,

а мужей полонить да в клетку!

Ой, да раздулись

ноздри богатырские:

Микула Селянович фыркнул,

меч булатен достал и с размаху

отрубил башку змеище сразу!

Покатилась голова

в костёр-кострище.

Озверел тут Вольга, матерится

на Селяновича лютым матом:

— Не мужик ты, не казак,

а чёрт горбатый!

Закипела кровушка богатырская

у обоих разом, и биться

они пошли друг на друга!

У лошадок стонала подпруга.

Ой как бились они, махались:

три дня и три ночи дрались,

три дня и три ночи не спавши,

не одно копьё поломавши,

три дня и три ночи не евши

секлись, рубились, похудевши.

Устали дружиннички ждать

чья победит тут стать?

Плюнул Добрыня, поднялся:

— Давно я, братцы, не дрался

в боях кулачных, перекрёстных,

таку забаву помню

на пирах почёстных.

И как бык, на оборотня он пошёл,

и под себя то он Вольгу подмял,

тот лежит ни дых, ни пых.

Завалил змея на чих!

И взмолился тут

Вольга Святославович:

— Отпусти меня, Добрыня,

славить буду

твоё имя я по селениям,

по городам. А со временем

породу змеиную забуду,

киевским богатырём отныне буду,

в дальние походы ходить стану.

Хошь луну? А и её достану!

— Ты не трогай луну, дружище,

там баба Яга томится,

пущай она там и будет.

А породу твою забудем.

Так и быть посему,

будь нам братом.

Лишь Селянович хмурится:

— Ладно,

посмотрим на его поведение. —

и набравшись терпения,

попыхтел тихонечко рядом.

Маленьким, но могучим отрядом

богатыри на Московию двинули.

Кота Вольге за пазуху кинули:

пущай оборотень добреет!

Месяц на небе звереет,

красно солнышко умирает,

дружина на Кремль шагает.

А в Кремле наши ёлки и ели

на века, казалось, засели

и вылазить не хотят,

греют пихтой медвежат.

Пришла дружина на место.

Сели, ждут: мож, созреет тесто?

Что же делать, куда плыть?

Нужно елочки пилить.

Тащат пилы мужики:

Айда, былиннички, руби!

Но злые ёлки, ели

заговор узрели,

кличут ряженых баб:

— Надо киевских брать!

А бабы ряжены,

рты напомажены,

в могучий выстроились ряд,

гутарят песни все подряд

да поговорки приговаривают,

дружинничков привораживают.

Вот дева красна выходит вперёд

да грудью на Чурило прёт,

говорит слова каверзные,

а сама самостью, самостью.

Чурило на девушку засмотрелся,

в пол-рубахи уже разделся,

кудри жёлтые подправил,

губы пухлые расправил

и к невестушке идёт

да котомочку несёт.

Глядь, они вдвоём ушли

в далеки, чужи дворы,

и мы их боле не видали.

Ходят слухи, нарожали