Иосиф Бродский - Стихотворения и поэмы (основное собрание) Страница 12

видишь сызнова, видишь сызнова угасающие небеса?

Проплывают облака, проплывают, проплывают над рощей.

Где-то льется вода, только плакать и петь, вдоль осенних оград,

всё рыдать и рыдать, и смотреть всё вверх, быть ребенком ночью,

и смотреть всё вверх, только плакать и петь, и не знать утрат.

Где-то льется вода, вдоль осенних оград, вдоль деревьев неясных,

в новых сумерках пенье, только плакать и петь, только листья сложить.

Что-то выше нас. Что-то выше нас проплывает и гаснет,

только плакать и петь, только плакать и петь, только жить.

1961

-----------------

Шествие (поэма)

Поэма-мистерия в двух частях-актах и в 42-х главах-сценах

Идея поэмы -- идея персонификации представлений о мире, и в этом смысле она -- гимн баналу.

Цель достигается путем вкладывания более или менее приблизительных формулировок этих представлений в уста двадцати не так более, как менее условных персонажей. Формулировки облечены в форму романсов. Романс -- здесь понятие условное, по существу -- монолог. Романсы рассчитаны на произнесение -- и на произнесение с максимальной экспрессией: в этом, а также в некоторых длиннотах сказывается мистерийный характер поэмы. Романсы, кроме того, должны произноситься высокими голосами: нижний предел -- нежелательный -баритон, верхний -- идеальный -- альт. Прочие наставления -- у Шекспира в "Гамлете", в 3 акте.

Часть I

Пора давно за все благодарить,

за все, что невозможно подарить

когда-нибудь, кому-нибудь из вас

и улыбнуться, словно в первый раз

в твоих дверях, ушедшая любовь,

но невозможно улыбнуться вновь.

Прощай, прощай -- шепчу я на ходу,

среди знакомых улиц вновь иду,

подрагивают стекла надо мной,

растет вдали привычный гул дневной,

а в подворотнях гасятся огни.

-- Прощай, любовь, когда-нибудь звони.

Так оглянись когда-нибудь назад:

стоят дома в прищуренных глазах,

и мимо них уже который год

по тротуарам шествие идет.

1

Вот Арлекин толкает свой возок,

и каплет пот на уличный песок,

и Коломбина машет из возка.

А вот Скрипач, в руках его тоска

и несколько монет. Таков Скрипач.

А рядом с ним вышагивает Плач,

плач комнаты и улицы в пальто,

блестящих проносящихся авто,

плач всех людей. А рядом с ним Поэт,

давно не брит и кое-как одет

и голоден, его колотит дрожь.

А меж домами льется серый дождь,

свисают с подоконников цветы,

а там, внизу, вышагиваешь ты.

Вот шествие по улице идет,

и кое-кто вполголоса поет,

а кое-кто поглядывает вверх,

а кое-кто поругивает век,

как, например, Усталый Человек.

И шум дождя, и вспышки сигарет,

шаги и шорох утренних газет,

и шелест непроглаженных штанин

(неплохо ведь в рейтузах, Арлекин),

и звяканье оставшихся монет,

и тени их идут за ними вслед.

Любите тех, кто прожил жизнь впотьмах

и не оставил по себе бумаг

и памяти какой уж ни на есть,

не помышлял о перемене мест,

кто прожил жизнь, однако же не став

ни жертвой, ни участником забав,

в процессию по случаю попав.

Таков герой. В поэме он молчит,

не говорит, не шепчет, не кричит,

прислушиваясь к возгласам других,

не совершая действий никаких.

Я попытаюсь вас увлечь игрой:

никем не замечаемый порой,

запомните -- присутствует герой.

2

Вот шествие по улице идет.

Вот ковыляет Мышкин-идиот,

в накидке над панелью наклонясь.

-- Как поживаете теперь, любезный князь,

уже сентябрь, и новая зима

еще не одного сведет с ума,

ах милый, успокойтесь наконец. -

Вот позади вышагивает Лжец,

посажена изящно голова,

лежат во рту великие слова,

а рядом с ним, окончивший поход,

неустрашимый рыцарь Дон Кихот

беседует с торговцем о сукне

и о судьбе. Ах, по моей вине

вам предстает ужасная толпа,

рябит в глазах, затея так глупа,

но все не зря. Вот книжка на столе,

весь разговорчик о добре и зле

свести к себе не самый тяжкий труд,

наверняка тебя не заберут.

Поставь на стол в стакан букетик зла,

найди в толпе фигуру Короля,

забытых королей на свете тьма,

сейчас сентябрь, потом придет зима.

Процессия по улице идет,

и дождь среди домов угрюмо льет.

Вот человек, Бог знает чем согрет,

вот человек -- за пару сигарет

он всем раскроет честности секрет,

кто хочет, тот послушает рассказ,

Честняга -- так зовут его у нас.

Представить вам осмеливаюсь я

принц-Гамлета, любезные друзья -

у нас компания -- всё принцы да князья.

Осмелюсь полагать, за триста лет,

принц-Гамлет, вы придумали ответ

и вы его изложите. Идет.

Процессия по улице бредет,

и кажется, что дождь уже ослаб,

маячит пестрота одежд и шляп,

принц-Гамлет в землю устремляет взор,

Честняге на ухо бормочет Вор,

но гонит Вора Честности пример

(простите -- Вор, представить не успел).

Вот шествие по улице идет,

и дождь уже совсем перестает,

не может же он литься целый век,

заметьте -- вот Счастливый Человек

с обычною улыбкой на устах.

-- Чему вы улыбнулись? -- Просто так. -

Любовники идут из-за угла,

белеют обнаженные тела,

в холодной мгле навеки обнялись,

и губы побледневшие слились.

Все та же ночь у них в глазах пустых,

навеки обнялись, навек застыв,

в холодной мгле белеют их тела,

прошла ли жизнь или любовь прошла,

стекает вниз вода и белый свет

с любовников, которых больше нет.

Ступай, ступай, печальное перо,

куда бы ты меня не привело,

болтливое худое ремесло,

в любой воде плещи мое весло.

Так зарисуем пару новых морд:

вот Крысолов из Гаммельна и Чорт,

опять в плаще и чуточку рогат,

но, как всегда, на выдумки богат.

3

Достаточно. Теперь остановлюсь.

Такой сумбур, что я не удивлюсь,

найдя свои стихи среди газет,

отправленных читателем в клозет,

самих читателей объятых сном.

Поговорим о чем-нибудь ином.

Как бесконечно шествие людей,

как заунывно пение дождей,

среди домов, а Человек озяб,

маячит пестрота одежд и шляп,

и тени их идут за ними вслед,

и шум шагов, и шорох сигарет,

и дождь все льется, льется без конца

на Крысолова, Принца и Лжеца,

на Короля, на Вора и на Плач,

и прячет скрипку под пальто Скрипач,

и на Честнягу Чорт накинул плащ.

Усталый Человек закрыл глаза,

и брызги с дон-кихотова таза

летят на Арлекина, Арлекин

Торговцу кофту протянул -- накинь.

Счастливец поднимает черный зонт,

Поэт потухший поднимает взор

и воротник. Князь Мышкин-идиот

склонился над панелью: кашель бьет;

процессия по улице идет,

и дождь, чуть прекратившийся на миг,

стекает вниз с любовников нагих.

Вот так всегда -- когда ни оглянись,

проходит за спиной толпою жизнь,

неведомая, странная подчас,

где смерть приходит, словно в первый раз,

и где никто-никто не знает нас.

Прислушайся -- ты слышишь ровный шум,

быть может, это гул тяжелых дум,

а может, гул обычных новостей,

а может быть -- печальный ход страстей.

4. Романс Арлекина

По всякой земле

балаганчик везу,

а что я видал на своем веку:

кусочек плоти бредет внизу,

кусочек металла летит наверху.

За веком век, за веком век

ложится в землю любой человек,

несчастлив и счастлив,

зол и влюблен,

лежит под землей не один миллион.

Жалей себя, пожалей себя,

одни говорят -- умирай за них,

иногда судьба,

иногда стрельба,

иногда по любви, иногда из-за книг.

Ах, будь и к себе и к другим не плох,

может, тебя и помилует Бог,

однако ты ввысь не особо стремись,

ведь смерть -- это жизнь, но и жизнь -- это жизнь.1

По темной земле балаганчик везу,

а что я видал на своем веку:

кусочек плоти бредет внизу,

кусочек металла летит наверху.

5. Романс Коломбины

Мой Арлекин чуть-чуть мудрец,

так мало говорит,

мой Арлекин чуть-чуть хитрец,

хотя простак на вид,

ах, Арлекину моему

успех и слава ни к чему,

одна любовь ему нужна,

и я его жена.

Он разрешит любой вопрос,

хотя на вид простак,

на самом деле он не прост,

мой Арлекин -- чудак.

Увы, он сложный человек,

но главная беда,

что слишком часто смотрит вверх

в последние года.

А в облаках летят, летят,

летят во все концы,