Райнер Рильке - Книга образов Страница 12

Перевод В. Микушевича

V. НЕВЕСТА

Позови меня громко, о друг, позови,

вся я жажду любви, вся я жду у окна.

Здесь, в аллеях платанов, легла тишина;

вечер замер, усталый, давно,-

и темно.

Заключи меня в дом, где я мирно усну,

а не то — я сейчас встрепенусь,

только хрупкие руки мои протяну —

и в далекую ночь, в темноту, в тишину,

изольюсь…

Перевод А. Биска

V. НЕВЕСТА

Где ты, где ты, откликнись милый!

Солнце остыло, в окно заструилась прохлада.

В волнах старого сада

синева поглотила кусты.

Аллеи пусты.

Если в доме моем ты не ищещь крова,

и руки в даль окунать устану.

Вслед за бликами моего зова

в омут окна моего ночного

кану.

Перевод В. Куприянова

VI. ТИШИНА

Милая, слышишь, я руки вздымаю —

слышишь: шуршит…

Даже и это подслушают, знаю:

в ночь одиночества кто-то не спит.

Милая, слышишь движенье страницы:

это полеты нарушенных дум…

Милая, слышишь, как никнут ресницы:

мнится, и это — волнующий шум.

Шорох неясный, и робкий, и краткий

в сдавленной дали рождает волну,

в шелк тишины закрепит отпечатки,

небо и землю ласкает в плену.

Вздох мой колышет звезду голубую,

облаком легким всклубя;

все ароматы в себя я вколдую,

ангелов лунных я в небе волную;

только одну я не чую —

тебя.

Перевод А. Биска

VI. ТИШИНА

Слышишь, любовь, шевелю я рукою.

Чу! Шорох рук.

Найду ль, одинокий, движенье такое,

Что не подслушали б вещи вокруг.

Слышишь, любовь, я смыкаю ресницы.

Как, и этот шорох до слуха достиг.

Слышишь, любовь, их попытку раскрыться.

Отчего ж ты не здесь в этот миг!

Движений малых моих отпечаток

Шелковой тишью проступит, как след.

Каждый порыв, как бы ни был он краток,

И каждый мой вздох погрузит, поднимая

Звезду с собой.

У моих губ ароматы сошлись к водопою.

И кисти рук я прозреваю

Далеких ангелов.

(Две последние строки остались без перевода).

Перевод Б. Пастернака

VII. МУЗЫКА

Зачем, зачем?.. Была такая тишь,

И вдруг твои мечты зашелестели

Шагами вдоль оград… Зачем свирели

Не выронишь, души не пощадишь?

Зачем, зачем?.. Звучанье — как темница,

Где быть самим собой перестаешь;

Пусть жизнь сильна — еще сильней цевница,

Когда, тоскуя, жизнь в нее вдохнешь.

Молчанья дай душе, чтоб возвратилась

Туда, где, беспечальны и безмерны,

Венчают Мудрость, Молодость и Милость

Того, кто ускользнул от сладкой скверны

Как крыльями устало бьет душа!

Затем ли ты влечешь ее над бездной,

Паденьем и молчаньем устраша,

Чтоб возвратилась робко, чуть дыша,

Ко мне под окна музыкой любезной?

Перевод В. Топорова

VIII. АНГЕЛЫ

Они — с усталыми устами,

застыли в начатом стихе,

и в их мечты вплелась с веками

тоска — как будто о грехе.

Их лица — схожих ряд овалов,

и все молчанья их равны,

как много-много интервалов

в великой песне вышины.

Но чуть взмахнут они крылами —

пройдет воздушная струя,

как будто Бог в замолкшем храме

провел творящими руками

по темной книге бытия.

Перевод А. Биска

IX. О ДЕВУШКАХ

I

Пусть другие на долгих дорогах

поэтов неведомых ждут;

всюду ищут безлюдный приют,

где их юные лютни поют

об истомах и темных тревогах.

Но девушкам счастье дано

не искать — только смех их задорно

журчит, как жемчужные зерна

над серебряной чашей. И знай:

от них открывается каждая дверца

в сердце поэта,

как в сказочный край.

II

Девушки, ваш трепет ожиданья

лишь дано поэту разгадать

и вложить в звучанья и в сказанья:

так, в глубинах звездного сиянья,

мы привыкли вечность созерцать.

Но уста к поэту не склоняйте —

к молодым восторженным устам,-

если даже ласк он молит сам,

потому что в ночь, не забывайте,

снятся только девушки мечтам.

Пусть в саду он бродит, одинокий,

и, как вечных, в сердце вас хранит —

у воды, где шепчутся осоки,

там, где вспыхнут медленные строки,

там, где лютня в комнате висит.

Сумерки. Задумчивые очи

вас не ищут в обликах земных;

он шагает в комнатах пустых

в полусне глубоких средоточий,

или там, в аллеях, он затих.

Голос ваш доносится невольно

с площадей, где свет дневной угас,

и ему так горестно, так больно,

что увидеть каждый может вас.

Перевод А. Биска

X. СВЯТАЯ

Народ страдал от жажды, лишь девица

не знала жажды, но явиться

мог ей одной спасительный родник;

а все еще лоза не шевельнулась,

недвижная среди пустынных скал,

и дева вспомнила, как содрогнулась

вчера, когда с больным переглянулась

ребенком: он от жажды умирал.

Не расцвести лоза была не в силах.

Как зверь, который ищет водопой,

кровь чуяла она в девичьих жилах

и в темных недрах под ее стопой.

Перевод В. Микушевича

XI. МАЛЬЧИК

О, быть бы мне таким же, как они!

Их кони мчат, безумны и строптивы,

и на ветру вздымаются, как гривы,

простоволосых факелов огни.

Я первым был бы, словно вождь в ладье,

как знамя, необъятен и весом,

весь черный, но в забрале золотом,

мерцающем тревожно. А за мной

десяток порожденных той же тьмой.

И так же беспокойно блещут шлемы,

почти прозрачны, замкнуты и немы.

А рядом — вестник с громкою трубою,

которая блистает, и поет,

и в черное безмолвие зовет,

и мы несемся бурною мечтою;

дома за нами пали на колени;

предчувствуя со страхом нашу мощь,

проулки гнутся, зыбясь, точно тени,

и кони хлещут землю, словно дождь.

Перевод Л. Сергеева

XII. ИЗ ДЕТСТВА

Роскошествовал сумрак в доме,

забившись в угол, мальчик не дышал;

когда мать в комнату вошла, как в дрёме,

стакан в посуднике задребезжал.

И, выданная комнатой, она

поцеловала мальчика: Ты здесь? -

И на рояль взглянули и, как весть,

обоим песня вспомнилась одна,

что мальчика томила и влекла.

Он ждал; глаза тянулись из угла

к рукам, что от колец отяжелели,

и, как бредут наперерез метели,

она по белым клавишам брела.

Перевод В. Летучего

XII. ИЗ ЧЬЕГО-ТО ДЕТСТВА

Тьма в доме, все сгущаясь, нарастала,

в ней где-то притаился мальчуган.

И мать вошла и как во сне ступала,

и тонко зазвенел в шкафу стакан.

Преодолев предательскую тьму,

она поцеловала сына: «Ты?»

Стоял рояль средь полной немоты,

и звуки песни вспомнились ему,

еще ребенку ранившие грудь.

Он ждал. И взгляд его хотел прильнуть

к ее руке, что к клавишам припала,-

как странник, тихий и усталый,

что меж сугробов держит путь.

Перевод Т. Сильман

XIII. ВЕЧЕРЯ

В смятении почуяв принадлежность

свою к Нему, как Он им предсказал,

они признать боялись неизбежность

разлуки с Ним: от них

Он ускользал, охваченный одиночеством Своим

привычным, сеятель трудолюбивый,

перед Которым скорбные оливы,

а также бегство тех, кем Он любим.

Из-за стола, как будто нет оплотов

других, свой хлеб насущный заработав,

как стая птиц при выстреле со шкотов,

на зов его вспорхнув со всех сторон,

тянулись руки, выводок дочерний,

ища при этом выхода, но Он

их всюду ждал, светясь, как час вечерний.

Перевод В. Микушевина

XIV. ИНИЦИАЛЫ

Из глубин наших дум и дерзаний

подвиги слабым фонтаном взлетают

и в радужном тают тумане.

Но что лиц наших спрятали грани,

наши тайные силы мелькают,

как дождинки в разбитом фонтане.

Перевод А. Биска

XV. PONT DU CARROUSEL [6]