Рабиндранат Тагор - Стихотворения. Рассказы. Гора Страница 12

Из книги «Сбор урожая»

(«Чойтали»)

1896

Перевод В. Тушновой

Жизнь драгоценна

Знаю — виденью этому однажды конец придет.На веки мои тяжелые последний сон упадет.А ночь, как всегда, наступит, и в ярких лучах сиятьВ проснувшуюся вселенную утро придет опять.Жизни игра продолжится, шумная, как всегда,Под каждую крышу явится радость или беда.Сегодня с такими мыслями гляжу я на мир земной,Жадное любопытство сегодня владеет мной.Нигде ничего ничтожного не видят глаза мои,Кажется мне бесценною каждая пядь земли.Сердцу любые малости дороги и нужны,Душе — бесполезной самой — нет все равно цены!Мне нужно все, что имел я, и все, чего не имел,И что отвергал когда-то, что видеть я не умел.

Переправа

Через реку людей перевозит паром.Кто — из дома, а кто возвращается в дом.Две знакомых деревни по двум берегам.От зари до зари все в движении там.Сколько в мире крушений, столкновений и бед,Сколько помнит история с незапамятных лет,Сколько золота, крови, сколько попранных прав,Сколько новых корон порассыпалось в прах!Бесконечные смены стремлений сулятТо амриту сладчайшую, то убийственный яд.Ну а здесь — их названья известны навряд —Только две деревушки друг на друга глядят.Ходит изо дня в день через реку паром.Кто — из дома, а кто возвращается в дом.

Метафора

Когда одолеть преграды у реки не хватает сил,Затягивает пеленою стоячую воду ил.Когда предрассудков ветхих повсюду встает стена,Застывшей и равнодушной делается страна.Тропа, по которой ходят, остается торной тропой,Не пропадет она, сорной не зарастет травой.Кодексы мантр{18} закрыли, преградили стране пути.Теченье остановилось. Некуда ей идти.

Чужая одежда

Ты кто, скажи? И почему чужой одежде рад?Тебе не стыдно ли терпеть весь этот маскарад?Добро хозяйское тебе не давит разве плеч?Как оскорблением таким ты можешь пренебречь?«Эй, нищий! Береги меня,  — твердит тебе пиджак,  —Я шкуры собственной твоей дороже как-никак!»Когда достоинства в душе у человека нет,Его легко изобличит одежды черный цвет.А шляпа жалкая твоя не исказит твой вид?Народной гордости она в тебе не оскорбит,Твердя: «Ничтожность головы твоей, что я топчу,Великодушием своим свести на нет хочу»?Ты в унижение одет с хозяйского плеча.Перед одеждою такой и рубище — парча!

Засуха

Рассказывают, что когда-то, ради женской любви,Спустились боги на землю, оставив дела свои.Миновало то время. Сегодня, в бойшакха{19} лютый зной,В дни рек пересохших и поля, опаленного засухой злой,Молит крестьянка жалобно, с неба глаз не сводя,Исступленно молит, отчаянно: «Пошли хоть каплю дождя!»С надеждою и волнением, напрасной веры полна,В дали тоскливым взглядом всматривается она.Но дождь не приходит. Ветра безжалостная рукаРазгоняет нетерпеливо последние облака.Языком своим солнце вылизывает последний след синевы.В Калиюга{20}, в наш век железный, постарели боги, увы!Былые очарованья уже не волнуют их.Доходят женские просьбы теперь до мужчин одних.

Я плыву по реке…

Управляет лодкой моей легчайший из ветерков.Впереди горизонт белеет пеной утренних облаков.Река от влажных муссонов полноводна и широка.Словно сытый ребенок, безмятежная спит река.По берегам безмолвие зеленых рисовых нив,Мир, подобно беременной женщине, медлителен и лепив.Почему так спокойно сегодня на земле и воде?Лодок нет, берега пустынны, почему ни души нигде?Одинокая в этом мире, пряча печальный взгляд,Смерть — знакомая старая — облачилась в прекрасный наряд:В волосах ее спрятались белоснежные облака,На высоком челе сияет бледный отсвет издалека.Что-то грустное напевает, еле слышное в тишине,Обольщает меня, смущает беспокойное сердце мне.

Из книги «Крупицы»

(«Коника»)

1899

Перевод А. Ибрагимова

Верхушка говорила с похвальбою:«Моя обитель — небо голубое.А ты, о корень, житель подземелья».Но корень возмутился: «Пустомеля!Как ты смешна мне со своею спесью:Не я ль тебя вздымаю к поднебесью?»

Напомнила мошне тугой сума многострадальная:«Не забывай, что мы с тобой родня, хотя и дальняя!»«Будь ты полна, как я, сума,  — мошна ей в тот же миг,  —Ты позабыла бы сама всех нищих горемык».

Керосиновая лампа гордо заявила плошке:«Называть себя сестрою не позволю мелкой сошке».Но едва луна успела в темном небе воцариться,Низко поклонилась лампа: «Милости прошу, сестрица».

В расщелине стены, среди ночной прохлады,Расцвел цветок. Ничьи не радовал он взгляды.Его, безродного, убожеством корят,А солнце говорит: «Как поживаешь, брат?»

«О, подлая земля!» — бранился червь в досаде,Поэт разгневался: «Молчи ты, бога ради!Пока земля тебя кормить не перестала,Ругать ее тебе — ничтожный — не пристало!»

«Кем бы, о манго, мечтало ты стать?» — «Хоть на мигЯ превратиться мечтало бы в сладкий тростник».«Что ты нам скажешь на это, о сладкий тростник?»«Манго душистым мечтал бы я стать хоть на миг».

Самое хорошее все твердит: «О лучшее!Где твое святилище — отвечай, не мучая».Отвечает лучшее, каждый раз лукавистей:«Знай, что обретаюсь я только в черной зависти».

Ракета хвасталась: «Как я смела!Чело звезды я пеплом замела».Поэт сказал: «Не торжествуй победу:Твой пепел за тобой летит по следу»,

Увидев паденье звезды, рассмеялась лампада:«Свалилась гордячка несносная… Так ей и надо!»А ночь говорит ей: «Что ж, смейся, пока не погасла.Ты, верно, забыла, что скоро кончается масло».

Нос издевался над ухом: «Лишенное нюха,Серьги носить — вот и все, что умеешь ты, ухо!»Ухо ему: «Ты не внемлешь разумным речам.Только и знаешь ты, нос, что храпеть по ночам».

Стрела говорила тяжелой дубине:«Напрасно ты так предаешься гордыне!Проламывать головы ты мастерица,Но грудь не пронзишь ты, могу поручиться».

Высокомерия полна тростинка:Ей озеру дарована росинка.

«Кто ты, не раскрывающая рта?» —Негромко вопрошает доброта.И отвечает взор, чью лучезарностьНе помрачить слезам: «Я благодарность».

Откликается эхо на все, что услышит кругом:Оказаться оно не желает ничьим должником.

Величья не достигший человекВеликого не умалит вовек.

«Не буду вытаскивать грязь»,  —Рыбацкая сеть зареклась.Но молвил хозяин сурово:«Тогда не получишь улова».

Перед ошибками захлопываем дверь.В смятенье истина: «Как я войду теперь?»

Повернетесь вы или свернетесь в клубок —Левым так и останется левый ваш бок.

«Ну и худа ты!» —  глумилась дубина над тростью,«Ну и толста ты!» — ей трость отвечала со злостью.

О пыль! Лишая чистоты,Пятнаешь не себя ли ты?

Сетует милость: «Напрасны благие деяния».А доброта говорит: «Я не жду воздаяния».

Сияньем луна затопляет наш мир необъятныйИ лишь для себя сохраняет все темные пятна.

Достойный спокойно идет с недостойным бок о бок,А средний бредет стороною, запуган и робок.

Время сказало: «Я мир созидаю, что полон красы».«Мы же тебя созидаем, о время»,  — сказали часы.

Властитель бескрайней страны говорит: «Я законы издам —И волею царской своей, наконец, справедливость создам».«Меня не создать,  — говорит справедливость,  — как мир, я древна,В твоих же законах, о царь, справедливости нет и зерна»,

Туче хвалы возносила пустыня:«Чем отплачу за твою благостыню?»Туча ответила шелестом струй:«Счастье даренья мне вечно даруй!»

«Меня презирают,  — туманговорит,  — оттого что я рядом.А тучи — вдали и весь мирозирают презрительным взглядом».«Нет, дело не в этом,  — поэтотвечает,  — пойми, о туман,Что тучи даруют нам дождь —ты же только ввергаешь в обман».

Сказали ладони, что сложены чашей,Хулителям: «Знайте, смирение наше —И в том, что мы полною мерой берем,И в том, что мы полною мерой даем».

«И для чего существуешь ты, море,  — без трав и без нив?Пляшешь себе на безбрежном просторе…» — «Да, нрав мой ленив.Все же гнушаться — запомни навеки — не следует мной:Если б не я — кто б высасывал реки из груди земной».

Хотя с появлением солнца лунаВеличье свое и теряет сполна,Она говорит, не печалясь ничуть:«Склонюсь пред светилом взошедшим — и в путь».

Слово промолвило грустно: «О дело!Совестно мне, что я так пустотело».Дело сказало: «Ну нет, без сомненья,Рядом со мною ты полно значенья».

«Кто, смелый, сумеет продолжить мое начинанье?» —Воскликнуло солнце, скрываясь в вечернем тумане.Безмолвствовал мир. Лишь дрожанием тусклого светаОтветила плошка: «Владыка! Я сделаю это».

Ночами: «Вернись, о солнце!» — ты молишь с тоскою слезною,Но солнце не возвратится — и напрасно сияние звездное.

Нашептывал берег, склонясь к быстрине:«Все счастье мое — на другой стороне».И слышалось с той стороны, на лугу:«Все счастье мое — на другом берегу».

«О плод! О плод! — кричит цветок.Скажи, где ты живешь, дружок?»«Ну что ж,  — смеется плод,  — смотри:Я у тебя живу внутри».

«О, как я прозрачна! — вода зажурчала в стакане.  —Ты, темное море, со мной не сравнишься в сверканье».Речь маленькой истины для пониманья легка.В великом безмолвии истина, что велика.

«Как мне понять, о море, речь твою?»«Один вопрос я вечно задаю».«Что значит, о гора, твое молчанье?»«Значение его — в неотвечанье»,

Стрела ликовала: «Вольна я, как птица.А лук — мой хозяин — в неволе томится».Но лук усмехнулся: «Запомни, стрела:Ты волю в неволе моей обрела».

Проснулся малютка-цветок. И внезапно возникВесь мир перед ним — как огромный прекрасный цветник.И так он вселенной сказал, изумленно моргая:«Пока я живу, поживи-ка и ты, дорогая».

Хвала и хула обратились к поэту:«Кто друг твой, кто враг твой — скажи по секрету».«Вы обе — и это совсем не секрет —Друзья и враги мне»,  — ответил поэт.

«Мы с пламенем братья»,  — похвастался дым от костра.Зола похвалилась: «Ему я родная сестра».Сказал светлячок, утомленный пустым хвастовством:«Я пламени ближе, хоть с ним и не связан родством».

Кругом разносилось моление флейты:«Звучанье в меня, о дыхание, влей ты».Но воздуха тихо шепнула струя:«Звучаньем тебя наполняю не я».

Тайком все кусты и деревья собой наполняет ночь.Бутоны она раскрывает — и удаляется прочь.Цветы говорят, проснувшись: «Мы утренние цветы».А утро шумит в подтверждение мнимой их правоты.

Сон говорит: «О реальность!Я волен, ничем не стеснен».«Вот почему,  — отвечаетреальность,  — ты ложен, о сон».Сон говорит: «О реальность!Ты связана множеством пут».«Вот почему,  — отвечаетреальность,  — меня так зовут».

Промолвило солнце, услышав хулу и проклятья:«Скажите, что делать, чтоб всем угодить без изъятья».«Покинь небеса,  — посоветовал бог не без желчи,  —И дело себе подыщи по возможности мельче».

Как веко и глаз неразлучны друг с другом,Сплелись воедино работа с досугом.

Хочешь все поменять, но напрасны старания:Остается все точно таким же, как ранее.Если горести все уничтожишь ты — вскоростиОбратятся недавние радости в горести.

Смерть угрожает: «Сына я похищу».Вор угрожает: «Твой карман очищу».«Честь отберу»,  — грозит подлец отпетый.Но кто отнимет радость у поэта?

Дождем иссеченный, жасмин простонал: «Погибаю!Стрелою сразила меня чья-то злоба слепая».Весь мир орошает дождя животворная влага,Но кой для кого обращается в худо и благо.

«Не ты ли,  — спросил я однажды судьбину,  —Толкаешь меня так безжалостно в спину?»Она прохрипела с усмешкою злою:«Тебя погоняет твое же былое».

Земля говорила: «Весь день, дотемна,Я взорам людским представала одна.А ночью, когда я исчезла, во мракеЗажглись мироздания яркие знаки».

Земля — чаровница. Она уверяла сначала:«Любовь нас обоих на веки веков повенчала».Когда же итоги я стал подбивать понемногу,Сказала она: «Не пора ли, мой милый, в дорогу?»

Вселенная так рассуждала: «Поверьте,О счастье и горе, рожденье и смертиВсегда я толкую правдиво, понятно,Но вы понимаете суть их превратно».

С началом запальчиво спорил конец.«Я всякому делу,  — кричал он,  — венец!»«Да, верно,  — начало ему отвечало,  —Однако я все начинаю сначала».

Ночь целовала уста уходящего дняИ повторяла: «Я смерть, но не бойся меня.Ниспосылая опять и опять возрожденья,Буду тебя обновлять, о дряхлеющий день, я».

Нет, ты не пустота, о смерть! ИначеПогиб бы мир в стенаниях и плаче.Исполнена великой доброты,Баюкаешь весь мир в объятьях ты.

Хвалился зрением великолепным глаз,Но горько зарыдал, как только свет погас.И свету молвил он, забыв о похвальбе:«Тебя я вижу лишь благодаря тебе».

Я лишь малая капелька света, что еле видна.Все мерещится мне, будто я существую одна.Но когда опускается веко, я вижу, за мной,Изначальный, извечный, таишься ты, мрак смоляной.

Цветок промолвил: «Я увял, звезда».А та: «Я закатилась навсегда».Цветок небесный и цветок из чащиЛежат в корзине ночи уходящей.

Из книги «Предания»