Анна Ахматова - Все обещало мне его Страница 12

Памяти 19 июля 1914

Мы на сто лет состарились, и этоТогда случилось в час один:Короткое уже кончалось лето,Дымилось тело вспаханных равнин.

Вдруг запестрела тихая дорога,Плач полетел, серебряно звеня.Закрыв лицо, я умоляла БогаДо первой битвы умертвить меня.

Из памяти, как груз отныне лишний,Исчезли тени песен и страстей.Ей – опустевшей – приказал ВсевышнийСтать страшной книгой грозовых вестей.

IV

Н.Г. Чулковой

Перед весной бывают дни такие:Под плотным снегом отдыхает луг,Шумят деревья весело-сухие,И теплый ветер нежен и упруг.

И легкости своей дивится тело,И дома своего не узнаешь,А песню ту, что прежде надоела,Как новую с волнением поешь.

То пятое время года,Только его славословь.Дыши последней свободой,Оттого что – это любовь.Высоко небо взлетело,Легки очертанья вещей,И уже не празднует телоГодовщину грусти своей.

Выбрала сама я долюДругу сердца моего:Отпустила я на волюВ Благовещенье его.Да вернулся голубь сизый,Бьется крыльями в стекло.Как от блеска дивной ризы,Стало в горнице светло.

Сон

Я знала, я снюсь тебе,Оттого не могла заснуть.Мутный фонарь голубелИ мне указывал путь.

Ты видел царицын сад,Затейливый белый дворецИ черный узор оградУ каменных гулких крылец.

Ты шел, не зная пути,И думал: «Скорей, скорей,О, только б ее найти,Не проснуться до встречи с ней».

А сторож у красных воротОкликнул тебя: «Куда!»Хрустел и ломался лед,Под ногой чернела вода.

«Это озеро, – думал ты, —На озере есть островок…»И вдруг из темнотыПоглядел голубой огонек.

В жестком свете скудного дняПроснувшись, ты застоналИ в первый раз меняПо имени громко назвал.

Белый дом

Морозное солнце. С парадаИдут и идут войска.Я полдню январскому рада,И тревога моя легка.

Здесь помню каждую веткуИ каждый силуэт.Сквозь инея белую сеткуМалиновый каплет свет.

Здесь дом был почти что белый,Стеклянное крыльцо.Столько раз рукой помертвелойЯ держала звонок-кольцо.

Столько раз… Играйте, солдаты,А я мой дом отыщу,Узнаю по крыше покатой,По вечному плющу.

Но кто его отодвинул,В чужие унес городаИли из памяти вынулНавсегда дорогу туда…

Волынки вдали замирают.Снег летит, как вишневый цвет…И, видно, никто не знает,Что белого дома нет.

Долго шел через поля и села,Шел и спрашивал людей:«Где она, где свет веселыйСерых звезд – ее очей?

Ведь настали, тускло пламенея,Дни последние весны.Все мне чаще снится, все нежнееМне о ней бывают сны!»

И пришел в наш град угрюмыйВ предвечерний тихий час,О Венеции подумалИ о Лондоне зараз.

Стал у церкви темной и высокойНа гранит блестящих ступенейИ молил о наступленьи срокаВстречи с первой радостью своей.

А над смуглым золотом престолаРазгорался Божий сад лучей:«Здесь она, здесь свет веселыйСерых звезд – ее очей».

Широк и желт вечерний свет,Нежна апрельская прохлада.Ты опоздал на десять лет,Но все-таки тебе я рада.

Сюда ко мне поближе сядь,Гляди веселыми глазами:Вот эта синяя тетрадь —С моими детскими стихами.

Прости, что я жила скорбяИ солнцу радовалась мало.Прости, прости, что за тебяЯ слишком многих принимала.

Я не знаю, ты жив или умер, —На земле тебя можно искатьИли только в вечерней думеПо усопшем светло горевать.Все тебе: и молитва дневная,И бессонницы млеющий жар,И стихов моих белая стая,И очей моих синий пожар.Мне никто сокровенней не был,Так меня никто не томил,Даже тот, кто на муку предал,Даже тот, кто ласкал и забыл.

Нет, царевич, я не та,Кем меня ты видеть хочешь,И давно мои устаНе целуют, а пророчат.Не подумай, что в бредуИ замучена тоскоюГромко кличу я беду:Ремесло мое такое.А умею научить,Чтоб нежданное случилось,Как навеки приручить,Ту, что мельком полюбилась.Славы хочешь? – у меняПопроси тогда совета,Только это – западня,Где ни радости, ни света.Ну, теперь иди домойДа забудь про нашу встречу,А за грех твой, милый мой,Я пред Господом отвечу.

Из памяти твоей я выну этот день,Чтоб спрашивал твой взорбеспомощно-туманный:Где видел я персидскую сирень,И ласточек, и домик деревянный?При имени моем ты будешь вспоминатьВнезапную тоску неназванных желанийИ в городах задумчивых искатьТу улицу, которой нет на плане.При виде каждого случайного письма,При звуке голоса за приоткрытой дверьюТы будешь думать: вот она самаПришла на помощь моему неверью.

Не хулил меня, не славил,Как друзья и как враги.Только душу мне оставилИ сказал: побереги.И одно меня тревожит:Если он теперь умрет,Ведь ко мне Архангел БожийЗа душой его придет.Как тогда ее я спрячу,Как от Бога утаю?Та, что так поет и плачет,Быть должна в Его раю.

Там тень моя осталась и тоскует,В той светло-синей комнате живет,Гостей из города за полночь ждетИ образок эмалевый целует.И в доме не совсем благополучно:Огонь зажгут, а все-таки темно…Не оттого ль хозяйке новой скучно,Не оттого ль хозяин пьет виноИ слышит, как за тонкою стеноюПришедший гость беседует со мною?

Двадцать первое. Ночь. Понедельник.Очертанья столицы во мгле.Сочинил же какой-то бездельник,Что бывает любовь на земле.И от лености или со скукиВсе поверили, так и живут:Ждут свиданий, боятся разлукиИ любовные песни поют.Но иным открывается тайна,И почиет на них тишина…Я на это наткнулась случайноИ с тех пор все как будто больна.

Небо мелкий дождик сеетНа зацветшую сирень.За окном крылами веетБелый, белый Духов День.Нынче другу возвратитьсяИз-за моря – крайний срок.Все мне дальний берег снится,Камни, башни и песок.Вот на крайнюю из башенЯ взойду, встречая свет…Да в стране болот и пашенИ в помине башен нет.Только сяду на пороге,Там еще густая тень.Помоги моей тревоге,Белый, белый Духов День!

Я знаю, ты моя наградаЗа годы боли и труда,За то, что я земным отрадамНе предавалась никогда,За то, что я не говорилаВозлюбленному: «Ты любим»,За то, что всем я все простила,Ты будешь Ангелом моим.

Да, я любила их, те сборища ночные, —На маленьком столе стаканы ледяные,Над черным кофеем пахучий, тонкий пар,Камина красного тяжелый, зимний жар,Веселость едкую литературной шуткиИ друга первый взгляд, беспомощный и жуткий.

Милому

Голубя ко мне не присылай,Писем беспокойных не пиши,Ветром мартовским в лицо не вей.Я вошла вчера в зеленый рай,Где покой для тела и душиПод шатром тенистых тополей.

И отсюда вижу городок,Будки и казармы у дворца,Надо льдом китайский желтый мост.Третий час меня ты ждешь – продрог,А уйти не можешь от крыльцаИ дивишься, сколько новых звезд.

Серой белкой прыгну на ольху,Ласочкой пугливой пробегу,Лебедью тебя я стану звать,Чтоб не страшно было женихуВ голубом кружащемся снегуМертвую невесту поджидать.

Судьба ли так моя переменилась,Иль вправду кончена игра?Где зимы те, когда я спать ложиласьВ шестом часу утра?

По-новому, спокойно и сурово,Живу на диком берегу.Ни праздного, ни ласкового словаУже промолвить не могу.

Не верится, что скоро будут святки.Степь трогательно зелена.Сияет солнце. Лижет берег гладкийКак будто теплая волна.

Когда от счастья томной и усталойБывала я, то о такой тишиС невыразимым трепетом мечталаИ вот таким себе я представлялаПосмертное блуждание души.

Как белый камень в глубине колодца,Лежит во мне одно воспоминанье.Я не могу и не хочу бороться:Оно – веселье и оно – страданье.

Мне кажется, что тот, кто близко взглянетВ мои глаза, его увидит сразу.Печальней и задумчивее станетВнимающего скорбному рассказу.

Я ведаю, что боги превращалиЛюдей в предметы, не убив сознанья,Чтоб вечно жили дивные печали.Ты превращен в мое воспоминанье.

Первый луч – благословенье Бога —По лицу любимому скользнул,И дремавший побледнел немного,Но еще покойнее уснул.

Верно, поцелуем показаласьТеплота небесного луча…Так давно губами я касаласьМилых губ и смуглого плеча…

А теперь, усопших бестелесней,В неутешном странствии моем,Я к нему влетаю только песнейИ ласкаюсь утренним лучом.

Не оттого ль, уйдя от легкости проклятой,Смотрю взволнованно на темные палаты?Уже привыкшая к высоким, чистым звонам,Уже судимая не по земным законам,Я, как преступница, еще влекусь туда,На место казни долгой и стыда.И вижу дивный град, и слышу голос милый,Как будто нет еще таинственной могилы,Где, день и ночь, склонясь, в жары и холода,Должна я ожидать Последнего Суда.

V