Владимир Маяковский - Избранное Страница 12

1916-1917

150 000 000

150 000 000 мастера этой поэмы имя.Пуля – ритм.Рифма – огонь из здания в здание.150 000 000 говорят губами моими.Ротационной шаговв булыжном верже площадейнапечатано это издание.

Кто спросит луну?Кто солнце к ответу притянет —чегоночи и дни чините?!Кто назовет земли гениального автора?Таки этоймоейпоэмыникто не сочинитель.И идея одна у нее —сиять в настающеезавтра.В этом самом году,в этот день и час,под землей,на земле,по небуи выше —такие появилисьплакаты,летучки,афиши:

«ВСЕМ!ВСЕМ!ВСЕМ!Всем,кто больше не может!Вместевыйдитеи идите!»(подписи):МЕСТЬ – ЦЕРЕМОНИЙМЕЙСТЕР.ГОЛОД – РАСПОРЯДИТЕЛЬ.ШТЫК.БРАУНИНГ.БОМБА.(триподписи:секретари).

Идем!Идемидем!Го, го,го, го, го, го,го, го!Спадают!Ванька!Керенок подсунь-ка в лапоть!Босому, что ли, на митинг ляпать?Пропала Россеичка!Загубили бедную!Новую найдем Россию.Всехсветную!Иде-е-е-е-е-м!Он сидит раззолоченныйза чаемс птифур.Я приду к немув холере.Я приду к немув тифу.Я приду к нему,я скажу ему:«Вильсон, мол,Вудро,хочешь крови моей ведро?И ты увидишь…»До самого дойдемдо Ллойд-Джорджа —скажем ему:«Послушай,Жоржа…»– До него дойдешь!До него океаны.Страшен,как же,российский одёр им.– Ничего!Дойдем пешкодером!Идемидем! —Будилась призывом,из лесовспросонок,лезла сила зверей и зверят.Визжал придавленный слоном поросенок.Щенки выстраивались в щенячий ряд.Невыносим человечий крик.Но зверийдушу веревкой сворачивал.(Я вам переведу звериный рык,если вы не знаете языка зверячьего):«Слушай,Вильсон,заплывший в сале!Вина людей —наказание дай им.Но мыне подписывали договора в Версале.Мы,зверье,за что голодаем?Свое животное горе киньте им!Дос'ыта наесться хоть раз бы еще!К чреватым саженными травами Индиям,к американским идемте пастбищам!»О-о-гу!Нам тесно в блокаде-клетке.Вперед, автомобили!На митинг, мотоциклетки!Мелочь, направо!Дорогу дорогам!Дорога за дорогой выстроились в ряд.Слушайте, что говорят дороги.Что говорят?«Мы задохлись ветрами и пылями,вьясь степями по рельсам голодненькими.Немощеными хлипкими миляминадоело плестись за колодниками.Мы хотим разливаться асфальтом,под экспрессов тарой осев.Подымайтесь!Довольно поспали там,колыбелимые пылью шоссе!Иде-е-е-е-м!»И-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и.К каменноугольным идемте бассейнам!За хлебом!За черным!Для нас засеянным.Без дров ходить —дураков наймите!На митинг, паровозы!Паровозы,на митинг!Скоре-е-е-е-е-е-е-е!Скорейскорей!Эй,губернии,снимайтесь с якорей!За Тульской Астраханская,за махиной махина,стоявшие недвижимодаже при Адаме,двинулисьи надругиепрут, погромыхивая городами.Вперед запоздавшую темь гоня,сшибаясь ламп лбами,на митинг шли легионы огня,шагая фонарными столбами.А по верху,воду с огнем миря,загнившие утопшими, катились моря.«Дорогу каспийской волне-баловнице!Обратно в России русло не поляжем!Не в чахлом Баку,а в ликующей Ниццес волной средиземной пропляшем по пляжам».

И, наконец,из-под громабега и езды,в ширь непомерных легких завздыхав,всклокоченными тучами рванулись из дыри пошли грозой российские воздуха.Иде-е-е-е-м!Идемидем!

И все этисто пятьдесят миллионов людей,биллионы рыбин,триллионы насекомых,зверей,домашних животных,сотни губерний,со всем, что построилось,стоит,живет в них,все, что может двигаться,и все, что не движется,все, что еле двигалось,пресмыкаясь,ползая,плавая —лавою все это,лавою!

И гудело над местом,где стояла когда-то Россия:– Это же ж не важно,чтоб торговать сахарином!В колокола клокотать чтоб – сердцу важно!Сегодняв райРоссию ринемза радужные закатов скважины.Го, го,го, го, го, го,го, го!Идемидем!Сквозь белую гвардию снегов!

Чего полезли губерний тушииз веками намеченных губернаторами зон?Что, слушая, небес зияют уши?Кого озирает горизонт?

Оттогосегодня:на нас устремленыглаза всего светаи уши всех напряжены,наше малейшее ловя,чтобы видеть это,чтобы слушать эти слова:это —революции воля,брошенная за последний предел,это —митинг,в махины машинных тел вмешавший людей и зверьи туши,это —руки,лапы,клешни,рычаги,туда,где воздух поредел,вонзенные в клятвенном единодушье.Поэтов,старавшихся выть поднебесней,забудьте,эти слушайте песни:«Мы пришли, сквозь столицы,сквозь тундры прорвались,прошагали сквозь грязи и лужищи.Мы пришли, миллионы,миллионы трудящихся,миллионы работающих и служащих.Мы пришли из квартир,мы сбежали со складов,из пассажей, пожаром озаренных.Мы пришли, миллионы,миллионы вещей,изуродованных, сломанных,разоренных.Мы спустились с гор,мы из леса сползлись,от полей, годами глоданных.Мы пришли,миллионы,миллионы скотов,одичавших, тупых,голодных.

Мы пришли,миллионыбезбожников,язычникови атеистовбиясьлбом,ржавым железом,полем —всеистовогосподу богу помолимся.Выйдьне из звездногонежного ложа,боже железный,огненный боже,боже не Марсов,Нептунов и Вег,боже из мяса —бог-человек!Звездам н'а мельне загнанный ввысь,земноймежду намивыйди,явись!Не тот, который«иже еси на небесех».Самина глазах у всехсегоднямызаймемсячудесами.

Твое во имябиться дабы,в громе,в дымевстаем на дыбы.Идем на подвигтруднее божеского втрое,творившего,пустоту вещами д'аруя.А намне только, новое строя,фантазировать,а еще и издинамитить старое.

Жажда, по'и!Голод, насыть!Времяв боитело носить.Пули, погуще!По оробелым!В гущу бегущимгрянь, парабеллум!Самое это!С донышка душ!Жаром,жженьем,железом,светом, жарь,жги,режь,рушь!Наши ноги —поездов молниеносные проходы.Наши руки —пыль сдувающие веера полян.Наши плавники – пароходы.Наши крылья – аэроплан.Идти!Лететь!Проплывать!Катиться! —всего мирозданья проверяя реестр.Нужная вещь —хорошо,годится.Ненужная —к черту!Черный крест.Мытебя доконаем,мир-романтик!Вместо вер —в душеэлектричество,пар.Вместо нищих —всех миров богатство прикарманьте!Стар – убивать.На пепельницы череп'а!В диком разгроместарое смыв,новый разгр'омимпо миру миф.Время-оградувзломим ногами.Тысячу радугв небе нагаммим.

В новом свете раскроютсяпоэтом опоганенные розы и грезы.Всёна радостьнашимглазам больших детей!Мы возьмеми придумаемновые розы —розы столиц в лепестках площадей.Все,у когомучений клейма нажжены,тогда приходите к сегодняшнему палачу.И выузнаете,что людибывают нежны,как любовь,к звезде вздымающаяся по лучу.Будетнаша душалюбовных Волг слиянным устьем.Будешь– любой приплыви —глаз сияньем облит.По каждойтончайшей артериипустимпоэтических вымыслов феерические корабли.Как нами написано, —мир будет такови в среду,и в прошлом,и ныне,и присно,и завтра,и дальшево веки веков!За летостолетнеебейся,пой: – «И это будетпоследнийи решительный бой!»– Залпом глоток гремим гимн!Миллион плюс!Умножим н'а сто!По улицам!На крыши!За солнца!В миры —слов звонконогие гимнасты!

И вотРоссияне нищий оборвыш,не куча обломков,не зданий пепел —Россиявсяединый Иван, и рукау него —Нева,а пятки – каспийские степи.

Идем!Идемидем!Не идем, а летим!Не летим, а молньимся,души зефирами вымыв!Мимобаров и бань.Бей, барабан!Барабан, барабань!Были рабы!Нет раба!Баарбей!Баарбань!Баарабан!Эй, стальногрудые!Крепкие, эй!Бей, барабан!Барабан, бей!Или – или.Пропал или пан!Будем бить!Бьем!Били!В барабан!В барабан!В барабан!

Революцияцаря лишит царева званья.Революцияна булочную бросит голод толп.Но тебекакое дам названье, вся Россия, смерчем скрученная в столб?!Совнарком —его частица мозга, —не опередить декретам скач его.Сердце ж было так его громоздко,что Ленин еле мог его раскачивать.Красноармейца можно отступить заставить,коммуниста сдавить в тюремный гнет,но такогов какой удержишь заставе,еслитакойшагнет?!Гром разодрал побережий уши,и брызги взметнулись земель за тридевять,когда Иван,шаги обрушив,пошелгрозою вселенную выдивить.В стремя фантазии ногу вденем,дней оседлаем порох,и самиза этим блестящим виденьемпойдем излучаться в несметных просторах.

Теперьповернем вдохновенья колесо.Наново ритма мерка.Этой части главное действующее лицо —Вильсон.Место действия – Америка.

Мир,из света частейсобирая квинтет,одарил ее мощью магической.Город в ней стоитна одном винте,весь электро-динамо-механический.В Чикаго14 000 улиц —солнц площадей лучи.От каждой —700 переулковдлиною поезду н'а год.Чудно человеку в Чикаго!В Чикагоот светасолнцене ярче грошовой свечи.В Чикаго,чтоб брови поднять —и тоэлектрическая тяга.В Чикагона верстыв небоскачут дорог стальные циркачи.Чудно человеку в Чикаго!В Чикагоу каждого жителяне менее генеральского чин.А служба —в барах быть,кутить без забот и тягот.Съестногов чикагских барахчего-чего не начудено!Чудн'о человеку в Чикаго!Чудн'о человеку!И ч'удно!В Чикаготакой свирепеет грохот,что грузовозс тысчесильной машиноюказался,что ветрится тихая кроха, что онпрошелёстывал тишью мышиною.Русскихв город тотне везет пароход,не для нас дворцов этажи.Я один там был,в барах ел и пил,попивал в барах с янками джин.Может, пустят и вас,не пустили пока —начиняйтесь же и вы чудесами —в скороходах-стихах,в стихах-сапогахисход'ите Америку сами!Аэростанцияна небоскребе.Вперед,пружиня бока в дирижабле!Сожмутся мосты до воробьих ребер.Чикаго внизуземлею прижаблен.А после,с неба,видные еле, сорвавшись,камнем в бездну спланируем.Тоннелем в метроподземные версты выроеми выйдем на площадь.Народом запружена.Версты шириною с три.Отсюда начинается то, что нам нужно: —«Королевская улица» —по-ихнему– «Рояль-стрит».Что за улица?Что на ней стоит?

А стоит на ней —Чипль-Стронг-Отель.Да отель ли тоили сон?!А в отеле томв чистоте,в теплоте сам живетВудроВильсон.Дом какой – не скажу.А скажу когда,то покорнейше прошу не верить.Места нет такого, отойти куда,чтоб всего его глазом обмерить.То,что можно увидеть,один уголок,но и тотакая диковина!Посмотреть, например,на решетки клок —из гущённого солнца кована.А с боков обойдешь —гора не гора!Верст на сотни,а может, на тыщи.За седьмое небо зашли флюгера.Да и флюгерне богом ли чищен?Тоже лестница там!Не пойдешь по ней!Меж колоночек,балкончиков,портиковсколько в ней ступеней,и не счесть ступне, —ступеней этих самыхдо чертиков!Коль пешком пойдешь —иди молодой!Да и тодойдешь ли старым!А для лифтов —трактиры по лестнице той,чтоб не изголодались задаром.А доехали —если рады нам —по пяти впускают парадным.Триста комнат сначала гости идут.Наконец дошли.Какое!Тутопять начались покои.Вас встречает лакей.Булава в кулаке.Так пройдешь лакеев пять.И опять булава.И опять лакей.Залу кончишь —лакей опять.За лакеямигуще ещекурьер.Курьера курьер обгоняет в карьер.Нет числа.От числа такогодух займет у щенка-Хлестакова.И толькоуставшиот страшных снований,когдане кажется больше,что выйдешь,а кажется,нет никаких оснований,чтоб кончилось это —приемную видишь.Вход отсюда прост —в триаршинный ростсекретарь стоит в дверях нем.Приоткроем дверь.По ступенькам – (две) —приподымемся,взглянем,ахнем! —То не солнце днем —цилиндрище на немвозвышается башней Сухаревой.Динамитом плюети рыгает о нем,рыжий весь,и ухает ухарево.Посмотришь в ширь —йоркширом йоркшир!А длина —и не скажешь, какая длина,так далеко от ног голова удалена!То ль заряжен чем,то ли с присвистом зуб,что ни звук —бух пушки.Люди – мелочь одна,люди ходят внизу,под ним стоят,как избушки.Щеки жтакой сверхъестественной мякоти,что сами просятся —придите,лягте.А одежда тонка,будто вовсе и нет —из тончайшей поэтовой неги она.Кальсоны Вильсонане кальсоны – сонет,сажени из ихнего Онегина.А работает как!Не покладает рук.Может заработаться до см'ерти.Вертит пальцем большимбольшого вокруг.То быстрей,то медленней вертит.Повернет —расчет где-нибудьна заводе.Мнеплатить не хотят построчной платы.Повернет —Штраусы вальсы заводят,золотым дождем заливает палаты.Чтоб его прокормить,поистратили рупь.Обкормленный весь,оп'оенный.И на случай смерти,не пропал чтоб труп,салотопки стоят,маслобойни.Все емуамериканцы отданы,и онигордо говорят:я —американский подданный.Я —свободныйамериканский гражданин.Под ним склоненныестоятего услужающих сонмы.Вся зала полнаЛинкольнами всякими.Уитмэнами, Эдисонами.Свита егоиз красавиц,из самой отборнейшей знати.Его шевеленья малейшего ждут.АделинуПаттизнаете?Тоже тут!В тесном смокинге стоит Уитмэн,качалкой раскачивать в невиданном ритме.Имея наивысший американский чин —«заслуженный разглаживатель дамских морщин»,стоит уже загримированный и в шляпевсегда готовый запеть Шаляпин.Паркеты песком соря,рассыпчатые от старости стоят профессора.Сам знаменитейший Мечниковстоит и снимает нагар с подсвечников.Конечно,ученыхсюдапривелтеорий потоп.Художниковкакое-нибудьвеликолепнейшееэкольдебозар.1Ничего подобного!Всесошлись,чтобходить на базар.Ежеутренневсе этилюбимцы муз и славнагрузятся корзинами,идут на рыноки несут,несутмяс'а,масла'.Какой-нибудь король поэтовЛонгфеллосто волочит со сливками крынок.Жрет Вильсон,наращивает жир,растут животы,за этажом этажи.Небольшое примечание:ХудожникиВильсонов,Ллойд-Джорджев,Клемансорисуют —усатые,безусые рожи —и напрасно:всёэтоодно и то же.

Теперьдовольно смеющихся глав нам.В умеАмерикуясно рисуете.Мы переходимк событиям главным.К невероятной,к гигантской сути.

Деньэтотбылогнеупорный.В разливе зноя з'емли тихли.Ветр'ов иззубренные боронывотще старались воздух взрыхлить.В Чикагожара непомерная:градусов 100,а 80 – наверное.Все на пляже.Кто могли – гуляли себе.А в большей части лежали даже.Потблагоухална их холеном теле.Ходили и пыхтели.Лежали и пыхтели.Барышни мопсиков на цепочках водили,и мопсикраскормленный был,как теленок.Даме одной,дремавшей в идиллии,в ноздрюсжаревший влетел мотыленок.Некоторые вели оживленные беседы,говорили «ах»,говорили «ух».С деревьев слетал пух.Слетал с деревьев мимозовых.Розовелна белых шелках и кисеях.Белел на розовых.Такдовольно долго все занималисьприятным времяпрепровождением.Но ужечас тому назадстало кое-чтоменяться.Еле слышное,разве только что кончиком души,дуновенье какое-то.В безветренном мореширятся всплески.Что такое?Чего это ради ее?А утромв молнийном блескеАТА(Американское Телеграфное Агентство)город таким шарахнуло радио:«Страшная буря на Тихом океане.Сошли с ума муссоны и пассаты.На Чикагском побережье выловлены рыбы.Очень странные.В шерстях.Носатые».Вылазили сонные,не успели еще обсудить явление,а радиоспешныевывешивало объявления:«Насчет рыб ложь.Рыбак спьяну местный.Муссоны и пассаты на месте.Но буря есть.Даже еще страшней.Причины неизвестны».Выход судам запретили большие,к нимприсоединилисьмаленькие пароходныекомпанийки.Доллар пал.Чемоданы нарасхват.Биржа в панике.Незнакомогона улицеостанавливали незнакомые —не знает ли чего человек со стороны.Экстренный выпуск!Радио!Выпуск экстренный!«Радиограмма переврана.Не бурь раскат.Другое.Грохот неприятельских эскадр».Радио расклеили.И, опровергая оное,сейчас женовое,последнее,захватывающее,сенсационное.«Не пушечный дым —океанская синева.Нет ни броненосцев,ни флотов,ни эскадр.Ничего нет. Иван».Что Иван?Какой Иван?Откуда Иван?Почему Иван?Чем Иван?Положения не было более запутанного.Ни одного объяснениядостоверного,путного.Сейчас же собрался коронный совет.Всю ночь во дворце беспокоился свет.Министр ВильсонаАртур Круппзаговорился так,что упал, как труп.Капитализма верный трезор,совсем умаялся сам Крезо.Вильсоннеобычайноепроявил упорствои к утрурешил —иду в единоборство.Беда надвигается.Две тысячи верст.Верст за тысячу.З'а сто.И…очертанья идущегонащупали,заметили,увидели маяки глазастые.

Строкиэтой главы,гремите,время ритмом роя!В песне —миф о героях Гомера,история Трои,до неузнаваемости раздутая,воскресни!

Голодный,с теплом в единственный градусжизни,как милости д'аренной,радуюсь,ход твой следя легендарный.Куда теперь?Где пеш?Какими идешь морями?Молнию рвущихся депешхолодным стихом срамим.Ворвался в Дарданеллы Иванов разбег.Туркис разинутыми ртамисмотрят:человек —голова в Казбек! —идет над Дарданелльскими фортами.Старики улизнули.Молодые на мол.Вышли.Песни бунта и молодости.И лишьдо берега вал домёл,и лишь волною до мола достиг —бросились,будто в долгожданном сигнале,человек на человека,класс на класс.Одних короновали.Других согнали.Пешком по морю —и скрылись из глаз.Других глотает морская ванна,другимиакула кровавая кутит,а этивошли,ввалились в Иванаи в нем разлеглись,как матросы в каюте.(А в Чикагоничто не сулило покадля чикагцев страшный час.Изогнувшись дугой,оттопырив бока,веселились,танцами мчась.)Замерли римляне.Буря на Тибре.А Тибр,взъярясь,папе римскому голову выбрили пошел к Ивану сквозь утреннюю ясь.(А в Чикагоусы в ликеры вваля,выступ мяса облапив бабистый, —Илл-ля-ля!Олл-ля-ля! —процелованный,взголённый,разухабистый.)Черная ночь.Без звездных фонарей.К Вильсону,скользя по водным массам,коронованный поэтамикрадется Рейн,слегка посвечивая голубым лампасом.(А Чикагоспит,обтанцован,спит,рыхотелье подушками выхоля.Синь уснула.Сопит.Море храпом храпит.День встает.Не расплатой на них ли?)Идет Иван,сиянием брезжит.Шагает Иван,прибоями брызжет.Бежит живое.Бежит, побережит.Вулканом мир хорохорится рыже.Этого вулкана нет насоставленной старыми географами карте.Вселенная вся,а не жалкая Этна,народов лавой брызжущий кратер.Ревя, несетсястранами стертымиживое и мертвоеот ливня лав.Одни к Ивану бегутс простертымируками,другие – к Вильсону стремглав.Из мелких фактов будничной тинывыявился факт один:вдругуничтожились все середины —нет на земле никаких середин.Ни цветов,ни оттенков,ничего нет —кромецвета, красящего в белый цвет,и красного,кровавящего цветом крови.Багровое все становилось багр'овей.Белое все белей и белее.Иванчерез царствашагает по крови,над миром справляя огней юбилеи.Выходит, что крепости строили даром.Заткнитесь, болтливые пушки!Баста!Над неприступным прошел Гибралтаром.И мирокеаном Ивану распластан.(А в Чикагона пляжевыводок шлюхбеснованием моря встревожен.Погоняет время за слухом слух,отпустив небылицам вожжи.)Какой адмиралв просторе намытомтак пути океанские выучит?!Идет,начиненный людей динамитом.Идет,всемирной злобою взрывчат.В четыре стороны расплылосьтихоокеанское лоно.Иванбез карт,без компасной стрелкишели видел цель неуклонно,как будтоне с моря смотрел,а с тарелки.(А в Чикагодо Вильсонадокатился вал,брошенный Ивановой ходьбою.Он боксеров,стрелков,фехтовальщиков сзывал,чтобы силу наяривать к бою.)Вот так открыватели,так Колумбысияли,когдаИванудо носа —как будтос тысячезапахой клумбы —земли приближавшейся запах донесся.(А в Чикагобоксеровраспирает труд.Положили Вильсона наземьи…ну тереть!Натирают,трут,растирают силовыми мазями.)Сверльнуло глаз'а маяка одноглазье —и вотв мозги,в глаза,в рот,из всех океанских щелей вылазя,Америка так и прет и прет.Взбиралась с разбега верфь на верфь.На виадук взлетал виадук.Дымище такой,что, в черта уверовав,идешь, убежденный,что ты в аду.(Где Вильсона дряблость?Сдули!Смолодел на сорок годов.Животами мышцы вздулись,Ощупали.Есть.Готов.)Доходит,пеной волну опеня,гигантам-домам за крыши замча,на берег выходит Иванв Америке,сухенький,даже ног не замоча.(Положили Вильсону последний заклепна его механический доспех,шлем ему бронированный возвели на лоб,и к Ивану он гонит спех.)Чикагцысебяне любятв тесных улицах площить.И без тогов Чикагоплощади самые лучшие.Но дажедля чикагцев непомернаяплощадьбыла приготовлена для этого случая.Люди,место схватки орамив,пускай непомерное! —сузили в узел.С одной стороны —с горностаем,с бобрами,с другой —синевели в замасленной блузе.Лошадив кашу впуталисьв ту же.К бобрам —арабский скакун,к блузам —тяжелые туши битюжьи.Вздымают ржанье,грозят рысаку.Машины стекались, скользя на мази.На классы разбилсяи вывози ввоз.К бобрамизящный ушел лимузин,к блузамсталстосильный грузовоз.Ни песне,ни краске не будет отсрочки,бой вас решит – судия строгий.К бобрам —декадентов всемирных строчки.К блузам —футуристов железные строки.Никто,никто не избегнет возмездья —звезде,и тойне уйти.К бобрам становитесь,генералы созвездья,к блузам —миллионы Млечного Пути.Наружу выпустив скованные лавины,земной шар самыйна две раскололся полушарий половиныи, застыв,на солнцеповис весами.Всеми сущими пушкаминадплощадью объявлен был «чемпионатвсемирной классовой борьбы!».В ширьворота Вильсону —верста,и то он боком стали еле лез ими.Сапожищамиподгибает бетон.Чугунами гремит,железами.Во Ивана входящего вперился он —осмотреть врага,да нечегосмотреть —ничего,хорошо сложен,цветом тела в рубаху просвечивал.У того —револьверыв четыре курка,сабляв семьдесят лезвий гнута,а у этого —рукаи еще рука,да и таза пояс ткнута.Смерил глазом.Смешок по усам его.Взвил плечом шитье эполетово:«Чтобы я —о господи! —этого самого?Чтобы яне смогвот этого?!»И казалось —растет могильный холмпосреди ветров обвываний.Ляжет в гроб, и отныненикто,никогда,ничегоне услышито нашем Иване.Сабля взвизгнула.От плечаи внизна четыре версты прорез.Встал Вильсон и ждет —кровь должна б,а изранывдругчеловек полез.И пошло ж идти!Люди,дома,броненосцы,лошадив прорез пролезают узкий.С пением лезут.В музыке.О горе!Прислали из северной Троиначиненного бунтом человека-коня!Метались чикагцы,о советском строевесть по оторопевшим рядам гоня.

Товарищи газетчики,не допытывайтесь точно,где была эта битваи была ль когда.В этой главев пятиминутье всредоточеныбывших и не бывших битв года.

Не Ленину стих умиленный.В боюславлю миллионы,вижу миллионы, миллионы пою.Внимайте же, историки и витии,битв не бывших видевшему перипетии!«Вставай, проклятьем заклейменный» —радостная выстрелила весть.В ответмиллионныйголос:«Готово!»«Есть!»«Боже, Вильсона храни.Сильный, державный», —они голос подняли ржавый.Запела земли половина красную песню.Земли половина белую песню запела.И вотза песней красной,и вотза песней за белой —тараны затарахтели в запертое будущее,лучей щетины заскребли,замели.Руки разрослись,легко распутывающиеневедомые измерения души и земли.Шарахнутые бунта веникомлавочники,не доведя обычный торг,разбежались ошпаренным муравейникомиз банков,магазинов,конторок.На толщь душивших набережных и дамбк городамиз океановдвинулась вода.Столбы телеграфные то здесь,то тамсоборы вздергивали на провода.Бросив насиженный фундамент,за небоскребом пошел небоскреб,как тигр в зверинце —мясофунтами,пастью ворот особнячишки сгреб.Сами себя из мостовых вынув, —где, хозяин, лбище твой? —в зеркальные стекла бриллиантовых магазиновбросились булыжники мостовой.Не боясь сесть на мель,не боясь на колокольни напороть туши,просто —как мы с вами —шагали киты сушей.Красное всеи все, что б'ело,билось друг с другом,билось и пело.Танцевал Вильсонво дворце кэк-уок,заворачивал задом и передом,да не доделала нога экивок,в двери смотрит Вильсон,а в дв'ери там —непоколебимые,походкой зловещею,человек за человеком,вещь за вещьювваливаются в дверь в эту:«Господа Вильсоны,пожалте к ответу!»И вот,притворявшиеся добрыми,кольена Вильсонихбросились кобрами.Выбирая,которая помягче и почище,по гостинымза миллиардершамигонялись грузовичищи.Не убежать!Сороконогаямебель раскинула лов.Топтала людей гардеробами,протыкала ножками столов.Через Рокфеллеров,валяющихся ничком,с горлами,сжимаемыми собственным воротничком,растоптав,как тараканов, вывалилась,в Чикаго канув.По улицамв саж'енидома не видно от дыма сражений.Как в кинематографебывает —вдругкрупно —видят:сквозь ха'осползущую спекуляцию добивает,встав на задние лапы,Совнархоз.Но Вильсон не сдается,засел во дворце,нажимает золотые пружины,и выстраивается цепь —нечеловеческие дружины.Страшней, чем танки,чем войск роты,безбрюхий встал,пошел сторотый,мильонозубыйринулся голод.Город грызнет – орехом расколот.Сгреб деревню – хрустнула косточкой.А людей,а людей и зверей —просто в рот заправляет горсточкой.Впереди его,вывострив ухо,путь расчищая, лезет разруха.Дышит завод.Разруха слышит.Слышит разруха – фабрика дышит.Грохнет по фабрике —фабрика свалена.Сдавит завод —завод развалина.Рельс обломком крушит, как палицей.Все разрушается,гибнет,валится.Готовься!К атаке!Трудись!Потей!Горло голода,разрухи глоткузатянемпетлей железнодорожных путей!И когда пресекаться дух странстал,голодом сперт,тогда,раскачивая поездов таран,двинулся вперед транспорт.Ветрилась паровозов борода седая,бьются,голод сдал,и по нем,остатки съедая,груженные хлебом прошли поезда.Искорежился, —и во гневеВудро,приказав:«Сразите сразу»,новых воинов высылает рой —смертоноснейшую заразу.Идут закованные в грязевые брониспирохет на спирохете,вибрион на вибрионе.Ядом бактерий,лапами вшейкровь поганят,ползут за шей.Болезни явилисьнебывалого фасона:вдругчеловекстановится сонный,высыпает ряб'о,распухаети лопается грибом.Двинулись,предводимые некоюрадугоглазой аптекою,бутыли карболочные выдвинув в бойницы,лазареты,лечебницы,больницы.Вши отступили,сгрудились скопом.Вшейв упоррасстреливали микроскопом.Молотит и молотит дезинфекции цеп.Враги легли,ножки задрав.А поверху,размахивая флаг-рецепт,прошел победителем мировой Наркомздрав,Вырывается у Вильсона стон, —и в болезнях побит и в еде,и последнее войско высылает онядовитое войско идей.Демократизмы,гуманизмы —идут и идутза измами измы.Не успеешь разобраться,чего тебе нужно,а ужефилософиейголова заталмужена.Засасывали романсов тиной.Пением завораживали.Завлекали картиной.Пустые головыкнижкамидля веса нагрузив,пошел за профессором профессор.Ихмолодая встретила орава,и дулам браунингов в провалрухнуло римское правои какие-то еще права.Простонародью очки втирая,адом пугая,прельщая раем,и лысые, как колено,и мохнатые, как звери,с евангелиями вер,с заговорами суеверий,рясами вздыбив пыль,армией двинулись черно-белые попы.Под градом декретовот красной лавинырассыпалисьпопы,муллы,раввины.А ну, чудотворцы,со смертных одрвстаньте-ка!На месте кровавого спораопора веры валяется —Петрс проломанной головой собственного собора.Тогдапоэты взлетели н'а небо,чтоб сверху стрелять, как с аэроплана бы.Ихна приманку академического пайказаманивали,ждали, не спустятся пока.Поэты бросались, камнем пав, —в работу их,перья рифм ощипав!В «Полное собрание сочинений»,как в норкиклассики забились.Но жалости нет!НапрасноихнаседкойГорькийприкрыл,распустив изношенный авторитет.Фермами ног отмахивая мили,кранами рук расчищая пути,футуристыпрошлое разгромили,пустив по ветру культуришки конфетти.Стенкой в стенку,валяясь в п'ыли,билась с адмиралтействомЛувра труха,покау адмиралтействана штыке-шпилене повисли Лувра картинные потроха.Последняя схватка.Сам Вильсон.И в ужасе видят вильсонцы —испепелен он,задом придавить пытавшийся солнце.Кто вспомнит безвестных главковерхов имя,победы громоздивших одна на одну?!Загрохотав в международной Цусиме,эскадра старья пошла ко дну.Фабриками попирая прошедшего труп,будущее загорланило триллионом труб:«Авелем называйте насили Каином,разница какая нам!Будущее наступило!Будущее победитель!Эй, века,на поклон идите!»Горизонт перед солнцем расступился злюч.И только чтомира пол заклавший,Каин гением взялся за луч,как музыкант берется за клавиши.

История,в этой главекак на ладони бег твой.Голодая и ноя,города расступаются,и над пылью проспектовойсолнцем встает бытие иное.

Год с нескончаемыми нулями.Праздник, в святцахне имеющий чина.Выфлажено все.И людии строения.Может быть,Октябрьской революции сотая годовщина,может быть,простоизумительнейшее настроение.Разгоняя дирижабли небесам под уклон,поездами,на палубах бесчисленных эскадр,извилинами пеших колоннза кадром выстраивают человечий кадр.Большеголовые,в красном сиянье,с Марса слетевшие, встали марсияне.Взыграет аэро,и снова нет.И снова птицей солнце заслонится.И сновас отдаленнейших слетаются планет,винтами развеерясь из-за солнца.Пустыни смыты у мира с хари,деревья за стволом расфеерили ствол.На площади зелени —на бывшей Сахаре —сегодняежегодное торжество.День за днем спускались дни,и снова густела тьма ночная.Прежде чем выстроиться сумев,онигрянули:– Начинаем!«Голоса людские,зверьи голоса,рев рекввысь славословием вьем.Пойте все, и все слушайтемира торжественный реквием.Вам, давнишние,года проголодавшие,о рае сегодняшнем раструбливая весть,вам,мильонолетию давшиепеть,пить,есть.Вам, женщины,рожденные под горностаевыемантии,тело в лохмотья рядя,падавшие замертво,за хлебом простаиваяв неисчислимых очередях.Вам,легионы жидкокостых детей,толпы искривленной голодом молодежи,те, кто дожили до чего-то,и те,кто ни до чего не д'ожил.Вам,звери,ребрами сквозя,забывшие о съеденном людьми овсе,работавшие, кого-то и что-то возя,пока исхлестанные не падали совсем.Вам,расстрелянные на баррикадах духа,чтоб дни сегодняшние были пропеты,будущее ловившие в ненасытное ухо,маляры,певцы,поэты.Вам, которыесквозь дым и чад,жизнью, едва державшейся на иотке,ржавым железом, шестерней скрежеща,работали все-таки,делали все-таки.Вам неумолкающих слав слова,ежегодно расцветающие, вовеки не вянув,за нас замученные – слава вам,миллионы живых,кирпичныхи прочих Иванов».Парад мировой расходился ровно, —ведь горе давнишнее душу не бесит.Годамипечальв покой воркестрованаи песней брошена ввысь поднебесить.Еще гудят голосов отголоскипро смерти чьи-то,про память вечную.А людиужев многоуличном лоскекатили минуту, весельем расцвеченную.Ну и катись средь песенного лада,цвети, земля, в молотьбе и в сеятьбе.Это тебереволюций кровавая Илиада!Голодных годов Одиссея тебе!

1919-1920