Александр Величанский - Под музыку Вивальди Страница 12

Осеннее видение

Высоко на холме, среди лесов,средь вересковых пустошей и просек —бела и хороша лицом,и в синей речке – отраженья проблеск —среди лиловых кленов и осиналевших – в небесах, где только синь —высоко: всей пустой природы в центрестояла испохабленная церковь.

Вечная женственность

«Ах, ewig weibliche… Хе-хе», —сказал Орлов на языке,давно забытым мною.Но, поглядев в окно, ясредь вешняковских зеленейстаруху высмотрел и с ней —совок, ведерка дужка —трехлетнюю девчушку.

Баллада

Быть может, я бы и не сталучеником отечной кисти,но были в моде шлак и сталь —и чаще шлак. В застенке истин,объект которых ненавистен,искал я очевидно лаз.Но из меня не вышел мистик —кто будет отвечать за нас?

Я стал художником. Просторпространства я себе присвоили пустоту, казалось, стерхотя б с бумаги. С пустотоюдуши схватился я и слоемоттенков скрыл ее от глаз.Талант мой что-нибудь да стоил —кто будет отвечать за нас?

Замечу кстати, мой отецбыл, так сказать, белогвардейцем,деникинцем. Его конецтеперь известен мне. И в детствея жил без матери – известно,в то время победивший «класс»врагов объединял в семейства —кто будет отвечать за нас?

И мой простор был невесом.Он мне принадлежал случайно.Но невесомость – страшный сон:рисунки расплывались. Чаялопоры я. И вот с очамираскосыми – в урочный часона пришла. Мы не скучали.Кто будет отвечать за нас?

Роман наш был предельно прост,как Ботичеллевы рисункипером. Но в тех есть точность – кость,а здесь был акварельный сумрак:билетик членский свой из сумкираз обронила на матрацона… Но молодость безумна —кто будет отвечать за нас?

К женитьбе дело шло. Как знать,быть может, мы сочлись бы браком,но в перспективе брака матьее явилась. Одинаковбыл чем-то облик их. Однакоу матери был острый глазна родовые свойства злаков…кто будет отвечать за нас?

Биологом она и впрямьбыла. Но тот же взгляд раскосый.Фигура та ж – куда ни глянь.Все дело кончилось доносом,естественно. И те же косы.Их сходство мучило подчасменя… И тот же стан. И нос. Икто будет отвечать за нас?

Но все же связям родовымне склонен доверять я. Гибкорастем мы. Но в то время имвсе доверяли. И погиб я,естественно. Мне не обидно:естественность, как Божий глас,была… И нам не надо гимнов —кто будет отвечать за нас?

Шло время там у вас, где адэдемом числят. И, как судьбы,неразличимый некий братдвоюродный – он мне отсюдачуть виден – выставку рисунковмоих устроил. В первый разони глядели в мир подсудный —кто будет отвечать за нас?

Всего лишь час сей вернисажпродлился, породивши слухи.Да, время – это верный страж.И вот явились две старухив толпе любителей, как духиявляются в дурной рассказ,как сорняки поверх разрухи…Кто будет отвечать за нас?

Их сходство в старости дошлодо некого предела. Елеплелись, дышали тяжело.Но не стеснялись, не робели.«А неплохие акварелиписал он… этот богомаз», —сказала мать… И в самом деле,кто будет отвечать за нас?

Незримо и грозно

Зурабу Кикнадзе

Телави: узки и приземисты камни руин,оград виноградных, проулков, ведущих в былое.Фиаты, Фиаты вертлявые еле по нимфорсить исхитряются. Ночь наступает и строит

тяжелую церковь на площади, где ребятняиграет наощупь в футбол. Это маленький город.И дышит народ на порогах домов после дняс тяжелым, как олово, солнцем. Лишь храм на запорах.

Вот крепость срослась с вековой алазанской землей.А вот на одном из проулков кривых перевале(Фиаты юлили и дети вертелись юлой)встал дом каменистый: давно уж в нем не обитали

ни люди, ни духи, казалось – ни стекол, ни рам,ни ставен – чернее, чем ночь, были окон пустоты —да: дом пустовал, как Телавский заброшенный храм,и полуразрушен был столь же… Но вдруг поворот, и

в одном из проемов оконных увидели мы —увидели белую голову – в черном проеме —седую старинную голову – у головы —пустые глазницы чернее, чем тьма в этом доме.

Была неподвижна чужой головы седина,но только по ней было ясно, что это – старуха —глазниц пустотою куда-то глядела она.Такой неподвижности чужды движенья и звуки.

И все же куда-то глядели пустоты глазниц(хоть белые клочья волос ее не шелохнулись),и ночь исходила незримо и грозно из нихна мир, на Телави, на угол двух сгорбленных улиц.

Старики

Он был смертельно болен, и женаего состарилась над долгою болезнью,устала и сама была больнауже давно. Мы отдыхали вместе

под Вильнюсом. Сосновые леса.Чуть потускневшие старинные озера.На мызе жили: старый дом и садухоженный. Сошлись мы очень скоро.

Мы жили в комнатушках проходных.Он много знал – недуг его не старил.Я по окрестностям прогуливала их…Но вот что: я играла на гитаре,

хоть редко, но еще в педвузе бардодин меня привадил к этим звукам.(Я не любительница болтовни и карти прочих девичьих забав). От друга

я получила горькое письмо,плачевное письмо в тот самый день, иуж заполночь, самой себе на зло,я еле слышно стала тенькать

один романс старинный… Вдруг меняпривлек какой-то звук – чужой и жалкий.Я прервалась. У них был свет. И яуслышала: «Ну, что ж вы? Продолжайте».

Тогда послушно я взяла аккорди в дверь вошла к ним. Сидя на постелях,они тихонько (не тоска, не скорбь,а счастье прошлое), они тихонько пели…

Он был смертельно болен. Лысоват.И страшно худ под тонким одеялом.Я знала лишь мелодию. Словаот них тогда впервые услыхала.

Отраженья

Отраженья деревкоренятся в земле.Но пленительных девзаземлить не удастся:не поймешь, не затмишь,и, как пламень – в золе,отражали мы лишьих минутные страсти.

Впрок

«Фривольный пусть сочтет меня фривольным».

Про милых дамсказал я без затей,своим страстямбесстрастью ль – потакая.Я слишком плох,чтоб не любить людей —кому же впроквзаимосвязь такая.

Подземная нимфа (5)

Подземная нимфа, газету сложи:пора подниматься – сначала на землю,затем по ступенькам в автобус, где зелотолкают, затем уже – на этажи —всё выше – пусть лифт отказался от роли —а там еще выше: встав на табурет,возвысить газетою гору газет,растущую на антресоли.

ИНВЕРСИИ

(1980)

«В моих руках оно подобно будет

Ключу от брошенной шкатулки в море».

«То ли дело: среди ночи…»

То ли дело: среди ночи,когда неба нет —очевидны многоточьязвезд или планет.День, и снова небо тонко,а за небом там —что – никто не знает толкомиз господ и дам.

«Гол король от веры в перья…»

Гол король от веры в перья,в мантию… А сброд,сброд стыдится лишь неверьясвоего: грядетцарь в парче!.. Пацан-козявкавякнул: «Гол король!»Но царю не стыдно – зябко,только зябко, голь!

«Человек, как волк обложен…»

Человек, как волк обложеннебылью своей.Как клинок, тебя из ноженя не выну. Лей,лей любовь, вино, понежельется. Но по мне —ты лишь небылью своей жестиснута, а не.

«Мы, как сплетни, пересуды…»

Мы, как сплетни, пересудысообщались, как сосудысилой пустоты,в нас зиявшей – рты,пальцы, нервов многоточье…Колбочки часов песочных:как их не верти,срок один в них – ты.

«Хоть отъявленною явью…»

Хоть отъявленною явью,как стеклом литым.я и сдавлен, всё же я в ней —как в сосуде джин —блики пылью вековоюпоросли, как мхом…Что мне явь? – а мне б: на волюиз нее тайком.

«Сообщилось судно течью…»

Сообщилось судно течьюс вечностью пучин.Но морские волки, те чтознают, что почём —судно кинули, и, судяпо всему – спаслись.Терпят бедствие на суднетолько стаи крыс.

«В чем сосудов сообщенье?..»

В чем сосудов сообщенье? —в том ли, что ни коей щельюне пренебреглавлага спрохвала?В том ли, что чекушку, скажем,мы до дна допьеми ее наполним нашимнедобытием?

«Уходите без оглядки!..»