Том 2. Стихотворения 1820-1826 - Александр Сергеевич Пушкин Страница 12

Но тем одним лишь отличалась,

Что, жажду скифскую поя,

Бутылка полная вливалась

В ее широкие края.

Я пил – и думою сердечной

Во дни минувшие летал

И горе жизни скоротечной

И сны любви воспоминал.

Меня смешила их измена:

И скорбь исчезла предо мной,

Как исчезает в чашах пена

Под зашипевшею струей.

Песнь о вещем Олеге*

Как ныне сбирается вещий Олег

  Отмстить неразумным хозарам:

Их села и нивы за буйный набег

  Обрек он мечам и пожарам;

С дружиной своей, в цареградской броне,

Князь по полю едет на верном коне.

Из темного леса навстречу ему

  Идет вдохновенный кудесник,

Покорный Перуну старик одному,

  Заветов грядущего вестник,

В мольбах и гаданьях проведший весь век.

И к мудрому старцу подъехал Олег.

«Скажи мне, кудесник, любимец богов,

  Что сбудется в жизни со мною?

И скоро ль, на радость соседей-врагов,

  Могильной засыплюсь землею?

Открой мне всю правду, не бойся меня:

В награду любого возьмешь ты коня».

«Волхвы не боятся могучих владык,

  А княжеский дар им не нужен;

Правдив и свободен их вещий язык

  И с волей небесною дружен.

Грядущие годы таятся во мгле;

Но вижу твой жребий на светлом челе.

Запомни же ныне ты слово мое:

  Воителю слава – отрада;

Победой прославлено имя твое:

  Твой щит на вратах Цареграда:

И волны и суша покорны тебе;

Завидует недруг столь дивной судьбе.

И синего моря обманчивый вал

  В часы роковой непогоды,

И пращ, и стрела, и лукавый кинжал

  Щадят победителя годы…

Под грозной броней ты не ведаешь ран;

Незримый хранитель могущему дан.

Твой конь не боится опасных трудов;

  Он, чуя господскую волю,

То смирный стоит под стрелами врагов,

  То мчится по бранному полю,

И холод и сеча ему ничего.

Но примешь ты смерть от коня своего».

Олег усмехнулся – однако чело

  И взор омрачилися думой.

В молчанье, рукой опершись на седло,

  С коня он слезает угрюмый;

И верного друга прощальной рукой

И гладит и треплет по шее крутой.

«Прощай, мой товарищ, мой верный слуга,

  Расстаться настало нам время:

Теперь отдыхай! уж не ступит нога

  В твое позлащенное стремя.

Прощай, утешайся – да помни меня.

Вы, отроки-други, возьмите коня!

Покройте попоной, мохнатым ковром;

  В мой луг под уздцы отведите;

Купайте, кормите отборным зерном;

  Водой ключевою поите».

И отроки тотчас с конем отошли,

А князю другого коня подвели.

Пирует с дружиною вещий Олег

  При звоне веселом стакана.

И кудри их белы, как утренний снег

  Над славной главою кургана…

Они поминают минувшие дни

И битвы, где вместе рубились они…

«А где мой товарищ? – промолвил Олег, –

  Скажите, где конь мой ретивый?

Здоров ли? всё так же ль лего́к его бег?

  Всё тот же ль он бурный, игривый?»

И внемлет ответу: на холме крутом

Давно уж почил непробудным он сном.

Могучий Олег головою поник

  И думает: «Что же гаданье?

Кудесник, ты лживый, безумный старик!

  Презреть бы твое предсказанье!

Мой конь и доныне носил бы меня».

И хочет увидеть он кости коня.

Вот едет могучий Олег со двора,

  С ним Игорь и старые гости,

И видят: на холме, у брега Днепра,

  Лежат благородные кости;

Их моют дожди, засыпает их пыль,

И ветер волнует над ними ковыль.

Князь тихо на череп коня наступил

  И молвил: «Спи, друг одинокий!

Твой старый хозяин тебя пережил:

  На тризне, уже недалекой,

Не ты под секирой ковыль обагришь

И жаркою кровью мой прах напоишь!

Так вот где таилась погибель моя!

  Мне смертию кость угрожала!»

Из мертвой главы гробовая змия

  Шипя между тем выползала;

Как черная лента, вкруг ног обвилась:

И вскрикнул внезапно ужаленный князь.

Ковши круговые, запенясь, шипят

  На тризне плачевной Олега:

Князь Игорь и Ольга на холме сидят;

  Дружина пирует у брега;

Бойцы поминают минувшие дни

И битвы, где вместе рубились они.

Таврида*

Gib meine Jugend mir zurück![4]1

 Ты, сердцу непонятный мрак2,

Приют отчаянья слепого,

Ничтожество! пустой призрак,

Не жажду твоего покрова!

Мечтанья жизни разлюбя,

Счастливых дней не знав от века,

Я всё не верую в тебя,

Ты чуждо мысли человека!

Тебя страшится гордый ум!

Так путник, с вышины внимая

Ручьев альпийских вечный шум

И взоры в бездну погружая,

Невольным ужасом томим,

Дрожит, колеблется: пред ним

Предметы движутся, темнеют,

В нем чувства хладные немеют,

Кругом оплота ищет он,

Всё мчится, меркнет, исчезает…

И хладный обморока сон

На край горы его бросает…

Конечно, дух бессмертен мой,

Но, улетев в миры иные,

Ужели с ризой гробовой

Все чувства брошу я земные

И чужд мне будет мир земной?

Ужели там, где всё блистает

Нетленной славой и красой,

Где чистый пламень пожирает

Несовершенство бытия,

Минутной жизни впечатлений

Не сохранит душа моя,

Не буду ведать сожалений,

Тоску любви забуду я?..

 Любви! Но что же за могилой

Переживет еще меня?

Во мне бессмертна память милой,

Что без нее душа моя?