Вадим Андреев - Стихотворения и поэмы в 2-х томах. Т. II Страница 13

ИЗ СБОРНИКА «ЗЕМЛЯ» (1948)

«Ручей струится по камням…»

Ручей струится по камням.Раздвинув ивы и ольшаник,К его серебряным лучамСклонился утомленный странник.

Как бабочку, лист золотойПалящий ветер вьет и гонит,И стынут в неге ключевойРазгоряченные ладони.

Как различить — кастальский ключИль ключ забвенья пред тобою?И здесь и там летучий лучРавно сливается с волною.

Но если по ошибке тыНапьешься серебром забвенья, —Да будут ясны и чистыТвои посмертные виденья.

Но и не помня о земле,Забыв и радость и потери,Ты все ж в потусторонней мглеОстанешься земному верен.

Так на земле, средь суеты,В минуты счастья или муки,Не слыша, все же слышишь тыЛетящие из пустотыИспепеляющие звуки.

«Ясен мир, ясна природа…»

Ясен мир, ясна природа.Высока и глубокаЗолотого небосводаНеподвижная рука.

И в протянутые рукиОсыпает звонкий лесЛистья вязов, точно звуки,Точно капельки небес.

И в душе небесных листьевРасстилается узор —Золотистый, чистый, чистый,Солнцем вышитый ковер.

«О, если б я вполне очистить мог…»

О, если б я вполне очистить могОт красок чувственных поля и рощи,Среди житейских, ветреных тревогЯ стал бы и бедней и много проще.

И слух замкнув, в слепую тишинуЯ сердцем бы, как в воду, погрузился,И сам в себя, в ночную глубину,Как блудный сын, я возвратился.

И жизнь вполне осмелившись забыть,Я б все же жил, телесному не внемля, —Тогда, — тогда впервые, может быть,Я б ощутил мою родную землю.

*** (1–3)

Н.А. Бердяеву

1. «Проходит вдоль просеки осень…»

Проходит вдоль просеки осень.Кусты на опушке сквозят.Упрямо, протяжно-несносноВороны на поле кричат.

И карканьем черным одетыйЗакат догорает в реке,И желтым рассеянным светомПокрылись поля вдалеке,

И медленно дымная стужаДозором проходит в полях,Канавы и пашни и лужиСжимая в стеклянных тисках.

2. «На дно застывающих борозд…»

На дно застывающих борозд,В молчанье осенней земли,Под зубья трехгранные боронБессмертные зерна легли.

Пшеничные желтые звездыГорят в черноземной ночи,И летом расплавленный воздухПронзят золотые лучи.

Колосья — сияние жатвы!Готово зерно умереть,Чтоб снова упрямый оратайМог жить, и работать и петь.

3. «Россия — осеннее небо…»

Россия — осеннее небо,Вороний, свинцовый закат, —Умри, — будет огненным хлебомИ звездами будет богат

На ниве трудившийся пахарь,Чья кровью покрыта ладонь,Кто верил, что в смерти и в прахеОпять возродится огонь.

Россия — в Господнем овинеСнопы обмолотят, и вновьВзойдет в Европейской пустынеТвоя обреченная кровь.

«Как пчела, запустив хоботок…»

Как пчела, запустив хоботокВ благовонную чашечку розы,Собирает таинственный сок,Золотые, цветочные слезы,

Так и я, приоткрыв лепестки,В глубине ослепительной словаСобираю для каждой строкиИзлученье певучей основы.

И в метрических сотах стихов,В застывающих капельках медаСохраняет слияние словОтраженную сердцем природу.

«По болотам растет березняк…»

По болотам растет березняк,Низкорослые ели и сосны.Осыпает глухой буеракЗвонким золотом щедрая осень.

Темно-красный брусничный загарПокрывает далекую кручу,И в пруду, как стеклянный пожар,Полыхают пурпурные тучи.

Слышит сердце сквозь тысячи верст,Как кричат журавли на закате,Как трещит, разгораясь, костер,Точно зверь в полумраке пернатом.

«Изваяна таинственная чаша…»

Изваяна таинственная чашаНочных небес не Божею рукой,И все ж не может быть ясней и крашеВот этой выси темно-голубой.

Я чувствую, как в ней неотвратимоИ сладостно весь истлеваю я,Как растворяется прохладным дымомЗемная, жадная любовь моя,

Как все, что мне казалось безобразным,Как даже боль становится — ничем,Как перед этим ледяным соблазномЯ одинок и гол, и нищ, и нем.

О, эта ночь! Она мне только снится.Не я, но жизнь моя в ее руке.Бессмертная душа не может раствориться,Как горсть земли, в струящейся реке.

«Вечное море над вечным Парижем…»

Вечное море над вечным Парижем.Тускло горят под водой фонари.Вечер сегодня, как нищий, унижен.Все неизменно — умри, не умри.

Шины шуршат на асфальте нечистом.Щупальца выставил голый каштан.Вот полицейский неистовым свистом,Как полотно, разрывает туман.

Утром стояла вот здесь гильотина,Руки воздев, как слепая вдова.Круглую голову блудного сынаПоднял палач, прикасаясь едва.

Так отчего же мне все-таки дорог,Все-таки огненным кажется мнеЭтот огромный, единственный город,Камнем лежащий на илистом дне.

«От Бога иль к Богу, — не все ли равно…»

От Бога иль к Богу, — не все ли равно.Вечернее небо. Кузнечики. Поле.И звезды. Все то, что знакомо давноИ будет, и будет знакомо. Доколе?

Пусть дышит тревожно сырая земля,Ложится на платье роса голубая,Пусть к небу, как стрелы, летят тополя,Во мгле серебристые листья роняя,

От Бога иль к Богу, — кто знает, зачемИ горечь, и трепет, и это томленье, —Сомненью ничем не поможешь, ничем,Ничем, никогда не поможешь сомненью.

«Взгляни в окно — холодная дорога…»

Взгляни в окно — холодная дорога,Как жизнь, в одну лишь сторону, назад,Ползет по темным и глухим отрогам,Пуста, — как далеко ни кинешь взгляд.

Как ветер, время заметает пыльюСледы шагов. Ночная мгла спешитИзгладить все. С трудом раскинув крылья,Большая птица над землей летит.

А впереди — пустырь и кучи щебня,И серый мусор будущих веков,И налитые кровью злые гребниНа западе застывших облаков.

И все ж, какие бы ни снились войны,Какой бы нас ни мучил душный бред,В сердцах звенит восторженно и стройно,Как музыка, неугасимый свет.

«Сквозь полутишину ночного дома…»

Сквозь полутишину ночного дома,Сквозь тиканье будильника, сквозь сон,Ко мне подходит то, что было мне знакомо,Чем был я целый день незримо окружен.

Звенят пустые чашки на буфете,Мечтают вилки о земной еде,Наплакавшись, заснули в спальной дети, —Ночная тишина повсюду — и нигде.

Но вот теперь, когда, казалось, пальцыМогли ощупать мысли и дела, —Остановила жизнь свои слепые пяльцыИ, ничего не вышивая, замерла.

Защитникам Иерусалима («Мухи и майское солнце, и зной…»)