Луций Сенека - Нравственные письма Страница 13

Куда влечет суждение мое?

Хочу, чтоб ты, возможно благосклонно,

Услышал это слово: Бытие…

Ручаюсь вечной славой Цицерона…

Новее?- Поручится Фабиан…

Оно - в основе всякого закона

Природы, дар разумного в нем дан.

Есть слово, не звучащее в латыни:

"То он". Простое слово, только слог.

Глаголом заменяем его ныне,

"Синоним" "то, что есть" - по смыслу плох…

Платон все различал в шести значеньях,

Я перечислю… Прежде поясню:

Есть - род, есть - вид, и в умозаключеньях

К первоначалу мысли погоню.

И род, и вид - единой нитью свиты.

Что человек? Известно - это вид.

И лошадь, и собака - тоже виды…

А общий род? - В "животном" он развит.

Есть у медали сторона вторая

В растениях заключена душа:

То, что "живет, а после умирает"

Имеет душу… может и дышать…

"Одушевленность" - это свойство тела,

В животных и растеньях это есть.

А камни? Здесь любой заключит смело:

В них нет души, как глубоко ни лезть.

Но, что есть выше, чем душа и тело?

И что объединяет их вдвоем?

Я обозначил (что еще мог сделать?)

Все это "нечто" словом "бытие".

В нем заключен древнейший и первейший,

И самый общий изо всех родов.

Все остальное: люди или вещи,

Не избегают видовых следов.

Все расы и народы - только "виды",

И Цицерон, Лукреций - тоже "вид"

(Пусть лаврами последние увиты,

И, как бы ни был кто-то сановит).

Теперь начнем деленье от начала:

Есть бытие - без тела или с ним,

Нет третьего. Представь, что б означало:

"Почти что бестелесный аноним"?

Делю тела: с душою и без оной…

Те, что с душой - с корнями или без…

Живут растенья по своим законам,

Хотя нам кажется, что видим лес.

Животных видов на Земле несметно…

Ты спросишь: как их можно поделить?

Я различаю - смертных и бессмертных,

А далее?- К чему нам воду лить?

У стоиков род высший - это "нечто",

Включая то, чего в природе нет

Гигантов и кентавров нет, конечно,

Есть только образ, духа слабый след.

Вернемся же к наследию Платона…

В нем высшее - "понятие вообще":

"Животного" никто не слышал стонов,

Лишь виды оставляют чувствам щель.

Второе - что возвышено над прочим:

"Поэт" - не просто знающий размер…

И греки, что мозги всем не морочить,

Считали, что "Поэт" один - Гомер.

Есть третий род - все то, что существует,

Но в зрения пределах не дано

(Идеи, как Платон их именует),

Есть эталон для подражанья, но…

Я поясню, добавив толкованье:

Представь, что я писал бы твой портрет,

Я б выразил лица очарованье

(идею), сохранив на сотни лет.

Четвертое здесь - elsoe…это - тонкость

(Вини Платона, мне укора нет…)

Пример искусства ясен и ребенку:

Модель - идея, elsoe - сам портрет.

Род пятый очень прост для разрешенья:

Предметы и животные - всё в нём.

Шестой - включает вещи-отношенья:

Пространство, время, в коих мы живём.

Все, что мы видим или осязаем,

Платон не относил к числу вещей:

Все это прибывает, убывает…

И нет здесь неизменного вообще.

"Мы входим, но войти не можем дважды

В один и тот же водяной поток."

И смерть приходит к каждому однажды,

Как наш последний жизненный итог.

Ты спросишь: Что за польза в этих классах?

Поэт устало выглянул в окно,

И, вдруг увидел в нем… крыло Пегаса…

Без отдыха творить нам не дано.

Хочу я обратить любое знанье

На пользу. Что мне может дать Платон?

В его "идеях" - повод для признанья:

Я вижу в окружающем "ничто".

Все существует лишь в воображеньи,

Непрочное, как сказанный нам слог…

Дорога духа - в истинном движеньи

К бессмертному, как заповедал Бог.

Ничто не вечно, вечен лишь Властитель.

Кто не поймет - у бренного в силках.

Поэтому - хотите, не хотите ль:

Материя живет в Его руках.

И наше провидение, быть может,

Немного удлинит для тела срок,

Для тех, кто смог бы (труд довольно сложен),

Обуздувать и подчинять порок.

Платон, что был рожден "широкоплечим",

Во всем старался мерой дорожить:

Воздержностью своею, больше нечем,

Смог до глубокой старости дожить.

Он умер в тот же день, когда родился,

Проживши девять раз по девять лет.

Жрецов персидских жертвой наградился,

Увидевших в нем жребий - выше нет.

Коль старость превращается в кручину,

Ее закончить - путь весьма простой…

Лишь пьяница осушит дно кувшина,

С вином вливая горечи отстой.

Но, если тело не выносит службы,

Не лучше ль дать свободу для души?

И, сделать это чуть пораньше нужно,

Хотя, конечно, незачем спешить.

Прошу меня не слушать против воли,

Но, на досуге, взвесь мои слова:

Раз тело одряхлело поневоле,

Его покинуть дух обрел права.

Не побегу я к смерти от болезни,

Что лечится, не трогая души…

Но, постоянство боли бесполезно

Терпеть…Уж лучше - с жизнью сокрушить.

Письмо закончу, как и жизнь, поверьте:

Скажу друзьям: Будь мудр и будь здоров!

Прочтешь охотней, чем слова о смерти?

Скажу при жизни то же:

Будь здоров.

- -------------------

Письмо LIX (О радости и лести)

Луцилия приветствует Сенека!

С веселием души прочел письмо:

Я не нашел в нем ни одной прорехи

Лишь обаянье мудрости самой,

В нем вера только в собственные блага

И силы, в нем - приподнятость души…

Не щедр на слово, словно старый скряга,

Но смысл, быстрее слова в нем спешит.

В быту, кому-то, должности награда,

Кому-то - свадьба, стая голубей,

Рожденье сына…Разве в этом радость?

Нередко, в том - рождение скорбей…

У радости есть непременный признак:

Ее не превратить в источник бед.

Не путай с наслажденьем - это призрак

Минуты счастья, что подарит бес.

Бывает, что невежды, лицемеры

Счастливы по причинам верных благ,

Но блага их - ни в чем не знают меры,

Когда их дух и трепетен, и наг.

В твоем письме все сжато, все по делу,

Нет лишнего, напыщенного нет.

Нет перезвона слов, есть их пределы,

Оставившие мысли ясный след.

В нем есть иносказания поэта,

В нем есть метафор яркие слова.

Пусть критики ругают нас за это

Я древних мудрецов готов призвать.

Слова нужны не ради украшений,

Как может их использовать поэт.

Их точность - бережет от прегрешений

учеников, в ком оставляем след.

Квинт Секстий Нигр писал: "Квадратным строем

Ведут войска, что ждет незримый бой…

И мудрый добродетели так строит,

Чтоб слышали сигналы меж собой."

Для глупости - все страх, и нет покоя,

Ее пугает собственная тень.

Мудрец же защищен - не беспокоят

Его бесславье, бедность, боль и лень.

Давно уже погрязли мы в пороках,

Отмыться нелегко - заражены:

И глупости отпор даем мы робко,

И в мудрости не видим глубины.

Нам самолюбье - главная помеха,

Мы любим лести подставлять лицо,

И любим тех, кто вторит ей, как эхо,

Хоть их давно уж знаем, как лжецов…

Кто нас похвалит - с тем всегда согласны,

Хоть похвалы, нередко, вопреки:

Глупец считает, что ему все ясно,

Убийца славен кротостью руки,

Прославят блуд, за то, что он воздержан,

И пьяницу посадят на престол,

И вору скажут: ты самоотвержен,

Обжоре - что внимателен с постом.

Сам Александр, руководя осадой,

Был ранен и оставил свой набег:

"Вы чтить меня, как Бога, были б рады,

Но рана говорит: я - человек."

Мы верим в лесть, всяк знает свою веру,

Когда немного - можно и простить.

Но, помни: и скотина знает меру

В еде, в питье…и ест лишь, что вместит.

Кто не бывает грустен и надменен,

Не смотрит в завтра с трепетаньем век,

В ком дух спокоен, строг и неизменен,

Достиг всего, что может человек.

Кто ищет денег, почестей и славы,

Далек от мудрых, радостных людей.

С тревогами за радостью не плавать,

Лишь - с мудростью незыблемых идей.

Кто ищет радость в роскоши, пирушках,

Любовницах, твореньях напоказ,

Ее не сыщет: сломана игрушка…

Похмелье долго, а веселья - час.

Рукоплесканья, крики восхищенья:

"Он - Мастер! Он - Владыка! Он - Сам Бог!"

Проходят, и приходит лжи отмщенье

И искупленье тяжестью тревог.

"Что ж, глупый, злой - не могут быть и рады?"

Да, могут, как добычливые львы,

За ночи наслаждения "наградой"

Болезни появляются, увы…

Любитель наслаждений каждой ночью

Не видит в них сжигающих костров,

А радость духа - вечна и воочью

Она не иссякает.

Будь здоров.

- ----------------=

Письмо LX (О ненасытности)

Луцилия приветствует Сенека!

Я жалуюсь, я ссорюсь, я сержусь!

Родные с пожеланиями неги,

Опасней, чем врагов несметных груз.

Дурное в нас закладывают с детства,