Чумовые истории. Пёстрый сборник - Одран Нюктэ Страница 13

одной точке, блестели, будто стеклянные, и не выражали чувств. Волосы, кое-где русые, кое-где седые, перемазаны засохшей глиной. Липкий след остался на полу, под стулом натекла темная лужа. Одежда, в которую его, обмытого Аишей и слегка заштопанного руками Виктории, обрядили на похороны, запачкана и промокла. Он не замечал ничего. Может быть, и не видел? Все так же, не шевелясь, сказал чужим голосом, не через рот, а из груди, как чудовищная кукла чревовещателя:

– Что, Ксафа, боишься призраков? Я не кентервильское привидение. Я хуже.

Ксандр растерялся, попятился, закрываясь от неприятеля томиком модернистских стихов как библией:

– Этого… Не может быть! Энкруайябль!

– Не бойся. У меня совсем не осталось сил. Что, стукнешь меня Мальдорором? Или тебе, как всегда, нужен третий? Свидетель? Воткнуть персты в мои язвы? Чтобы было, на кого потом свалить всю ответственность? Ты по-прежнему жалок.

– Я не звал тебя.

– Я не подчиняюсь ничьей воле. Смешно. Ты вчера подумал обо мне нехорошо. Ты вспоминал меня. Меня-прошлого. Я это почуял. Ты меня не простил, так? До сих пор. Надо поговорить. До рассвета есть время. Покурить не найдется?

– Я бросаю. Уже пять лет.

– Тогда зажги свечей. Ксафа, ты на Земле еще не научился прощать и забывать? Может быть, ты без меня научился молиться? Говорят люди, молитва раскаявшегося грешника что твой фимиам для божьих ушей. Может, помолишься за мою душу? Аллаху, Будде? Вдруг да сработает? Что, ты выдавил из себя слезинку? Заржавеешь. Или это машинное масло?

– Да, я не простил тебя.

– Как славно. Ты убил бы меня еще раз? О, может быть, мы с тобою связаны этой нитью взаимной ненависти, как пуповиной? Именно эта ненависть – тот узел, на котором мы оба держимся за этот мир? Ты не отпустил меня. Не сумел. Этим я и пользуюсь. Ты думаешь, тебя держат обязательства? Слово, данное живым? Благородное человеколюбие, жертвенность, доброта? Пустой звук. Впрочем, ты всегда был гостеприимным, сколько помню тебя. Не прогонишь меня и сейчас?

Ксандр перебирал в уме коды и ключи, стоял молча, не глядя на названного гостя, своего бывшего господина и учителя. Он открыл окно, проветрить комнату. Ледяной дождь лил стеной в черной ночи. Ни огонька. Озябшие гончие в чужих снегах. Ветки цепляли ветер. Время застыло как желе. Ксандр заблудился в поисках верной магической формулы. Стиснул зубы. Зашипел, зацокал, прижав ладонь с платочком к губам:

– Уходи, Тень. Твою могилу затопило? Чито же, я заплачУ, я распоряжусь перенести твои мощи на другой участок, где дренаж лучьщее.

– Нет, Ксафа, нет, дррррагоценный ты мой голубочек. Вчера на мою могилу в Марамуреше пришел незнакомый мне мальчик, и мы хорошо скоротали время за философской беседой. Я тут посоветовался с Удо…

– С Удо? Я говорил с Удо, он мне ничего не сказал, чито ты надумал вернуться. Чито, тебя опять выгнали из ада? Удо приезжал к тебе вчера? И чито он прозвензев?

– Я приходил к Удо, за советом. Что делать с мальчиком.

– Ты? К Удо? С мальчиком из Марамуреша?

– Нет, мальчик из Тимишоары. Ему двадцать лет. И он мой сын по крови.

Ксандру изменило самообладание. Пластиковая улыбка сменилась бледно-зеленой маской отчаяния. Он раскрылся в едином жесте ужаса непоправимого. Всю щегольски одетую точеную фигурку киборга пронизал импульс боли, тело обмякло. Еще миг, он бы забыл себя и бросился на труп Майесты Ласло с кулачками, а тот наслаждался метаморфозой, о, он питался ею, всасывал каждой отверстой раной. От него тянуло пепелищем, серой, железом, жирной кладбищенской землей.

– Противный!! Мне стыдно за тебя! Как, как ты?!

– Как я мог? Бедный мой первертул, ты безнадежен… Ты всех меришь по себе, мой изумительный, лазоревый мотылек. Ты забываешь: мне никогда не важен пол человека.

– Что ты наделал?.. Ты, ты!.. Ооо, мало мне дел расхлёбывать пришлось после твоего ухода! Как это…

Старый упырь не нашел слова, зашелся сухим кашлем, проглотил слюну, клацнув титановыми челюстями, как крышкой лакированной шкатулочки.

– Ну! Безнравственно, так? Аморально? Ксафа, радость моя, неужели это страшнее, чем пилить с Шуром Молоховым напополам того сладкого армянина? Или изменять Мурзику с Антоном в Абхазии? Или грезить о Дениске?.. Или …?

– Да у тебя нет ничего святого! Опомнись!

– А у тебя? Жулик, предатель, вор, сатанист. Хорош! Мой лучший ученик! После Никки, конечно. Вот вопрос: кто кого растлил больше в нашем союзе?..

– Замолчи! Уходи, Тень! Эта земля пропитана кровью людей, которые отдали жизни в борьбе с такими, как ты! Да, ты можешь унижать меня, сколько хочешь! Слова утратили значение. Я изменился. Мир изменился.

– Правда? О, мой милый! Всё ложь. Ты такой же пройдоха, каким я знал тебя. Ты хищник в обличии мягкосердного голубого старикашки. Я скажу тебе два слова: ВЕРА УМЕРЛА.

– Ты… Ты не можешь!.. Я заплатил, заплатил сполна! Той ночью!!

– Проченты набежали.

Они долго молча таращились в темноте и гробовой тишине друг на друга. Время окончательно остановилось. Холод сковал их, сдавил безбрежными немыми льдами. Пустыня. Полная проклятых миражей. Лабиринты Памяти. Тропы Забвения. Чаши Горькой Милости. Колодцы зыбучего опыта, полные любимых костей. Вокруг них черными вихрями проносились вереницы событий. Горящие баррикады стыда. Карательные отряды совести. Хлёстко подсёк. Вытащил, как рыбу под жабры. Даже сейчас, истлевшая руина, он знал, на что надавить и как ударить молниеносно в самое нежное, самое сокровенное.

Чтобы вернуться, Ксандр сконцентрировал внимание на шуме ветра и звуках падающих капель, бьющих барабанную дробь по жестяному подоконнику. Сел рядом. Дрожащей рукой, исчеркав половину коробка спичек, зажег тонкую сигаретку. Сунул в губы мертвого Принца.

– Мульцумеск. Ну, что, снова сидим на одной лавке, в ожидании Страшного Суда, а конвой запаздывает? Признайся, ты не любил меня никогда. Мы оба лишь имели друг друга, использовали второго в своих ынтерешах. И куда это нас привело?

Померещилось, улыбнулся. Нет, это был оскал черепа, проглядывающий сквозь остатки кожи. Ксандр взял его за руку. Прижался к косточкам пальцев податливой, загримированной щекой. Там, где на отрезанном пальце, раньше был перстень. Мертвый рыцарь и его преданный усталый оруженосец.

– Плешивая плакальщица. Ну, ну! Тебе самому от себя не противно?

Буркнул Тень, но без злобы и вызова. Скорее, по привычке.

– Говори, зачем пришел. Что так растревожило твой тяжкий сон? Если бы я хотел пообжиматься с мумией, я бы поехал в ленинградский Эрмитаж. Если с гиеной – в зоосад. Какая у тебя просьба? Скоро рассвет. Серёжа на работу рано поднимается. Если ты в курсе всех моих дзел, всех моих горестей и слабостей, скажи, какого рода помощь