Виталий Коржиков - Морской сундучок Страница 14

ВОЛНЫ СЛОВНО КЕНГУРУ

ПЕРВАЯ УДАЧА

Я летел из Москвы на Тихий океан. Матросом и корреспондентом. Хлебнуть океанского ветра, вспомнить свою старую морскую работу.

Сын дал мне толстую тетрадь, чтобы записывать в неё самое интересное про моряков, про морские приключения, про китов и акул, про дальние страны… И конечно, про мальчишек и девчонок, которых мы встретим.

В кармане пиджака у меня лежало направление на теплоход «Пионер». И я уже составлял список, кому что откуда привезти: из Америки для друга монеты; одной знакомой — панцирь краба с Тихого океана; художнику — японские кисти; пионерам в школу — ракушки из Новой Зеландии; а из Австралии сыну — маленького кенгурёнка. И ещё «что-нибудь такое интересное».

Слева от меня посапывали в креслах соседи, справа, за иллюминатором, клубились в голубом небе слепящие белые облака, совсем как над океаном.

Я чувствовал уже весёлые запахи корабельной краски и гуд палубы под ногами.

Но прилетел во Владивосток — и словно споткнулся. Туман, дождь.

Пришёл к начальнику пароходства, он говорит:

— А «Пионер»-то сейчас вон где! — И ткнул карандашом в карту, в центр Индийского океана!

Но тут же успокоил меня:

— Да ты не огорчайся! У нас тут «пионеров» целая флотилия. Вон тебе хоть «Витя Чаленко». Дойдёшь на нём до Японии, там пересядешь на «Новиков-Прибой» — и в Америку. А уж до Зеландии как-нибудь придумаем!

Я повеселел, вышел на улицу — и совсем обрадовался. Встретил старого товарища, он спрашивает:

— Плывёшь?

— Плыву.

— На каком?

— На «Вите Чаленко».

— «Чаленко»? А капитан там знаешь кто? Шубенко! Судно бравое, и капитан молодцом. У нас тут уже поговорка: «Витя Чаленко» — капитан Шубенко!

Как не знать! Лет десять назад по этой самой улице мы шагали с молодым Шубенко, штурманом, на судно, несли навигационные карты для кругосветного плавания. А сколько ночных вахт отстояли! Два океана вместе прошли. Пачангу на Кубе плясали, сахарный тростник рубили…

Интересно, каков он теперь. Всё так же, как бывало, торопится, по трапам через десять ступенек прыгает?

Я подхватил чемодан, кивнул товарищу и припустил вниз — по сопке, по лестнице — в порт.

ЖИВ ШУБЕНКО!

Пока мы выходили из залива, я поглядывал на капитана и думал: «Да, переменился Шубенко. Этот уже пачангу не спляшет и прыгать через десять ступенек не станет».

Но вот утром захлопали на судне двери, запахло мылом, зубным порошком.

Схватил я ведро, тряпку и стал наводить чистоту в каюте, как вдруг промчался мимо меня капитанский пёс Бойс — с тапкой в зубах.

Урчит, головой мотает. А за ним Шубенко! Смуглый, как когда-то на Кубе. Кричит:

— Дог-гоню р-разбойника! — А сам смеётся: — Дочкин подарок внимания требует, веселье любит!

Тут и мне веселей стало: это уже похоже на прежнего Шубенко. А что на мостике держится солидно, так что ж… Всё правильно: капитан!

«КОНИЧИВА!»

Шли мы быстро.

Сначала штормило. На палубу то и дело, шипя, накатывалась вода, и Бойс, сидя на капитанском стуле у окна, сердито рычал на каждую приближающуюся волну.

— Так её, так! — весело приговаривал Шубенко.

А как-то в полдень потрепал Бойса по загривку и похвалил:

— Ну, молодец, пёс! Море успокоил!

Море стало ясным, зелёным. За бортом прозрачными парашютами заиграли медузы, потом, распустив щупальца, прошла какая-то большая, коричневая — из южных вод.

Кто-то вдруг крикнул:

— Ты смотри! Вот идут! Хоть беги по ним, как по мосткам!

Это за бортом широкими лбами вспарывали воду дельфины. Один — наверное, вожак — шёл впереди. И, отталкиваясь от упругой синей воды, как гимнасты на батуте, за ним прыгали остальные.

— Хороши! — сказал Шубенко.

Вожак сделал стойку и пошёл по воде на самом кончике хвоста.

На палубе собралась вся команда.

Выбежал старпом проверить, не разгулялись ли где брёвна, — остановился.

Вышла дневальная вытряхнуть скатерть, да так у борта и замерла.

Натирал матрос у мачты стальные тросы тиром, чтоб не ржавели, — оглянулся; руки-то продолжают работать, скользят по тросу вверх-вниз, а сам смотрит. Такое уж дело — дельфины!

— Молодцы! Прямо к Японии тянут! — определил Шубенко.

Вечером сели мы в кают-компании ужинать. Кто-то спохватился:

— Братцы, во Владивостоке-то сейчас футбольный матч! «Луч» играет! Вот бы посмотреть по телеку. Да не достанет, наверное…

Я подошёл к телевизору, повернул выключатель — по экрану побежали быстрые полосы, затем отпечатались вдруг белые острые знаки, иероглифы, появилось женское лицо. Женщина улыбнулась и сказала:

— Коничива!

Капитан кивнул ей в ответ: «Здравствуйте!» — и повернулся ко мне:

— Ну, вот тебе и Япония!

ПОРЯДОК!

Теперь я был в Японии. Но вот где «Новиков-Прибой», на котором я пойду в Америку, в каком порту?

Несколько раз я брал бинокль и рассматривал стоящие у причалов суда… В наступившей жаре и духоте все очертания расплывались.

Может быть, тот, за пакгаузами, — белый, с могучими мачтами? Или вон там, высокий, сероватый, дальше по заливу, в Иокогаме?

Я сошёл на причал.

С улицы пахнуло рыбой. От рыбной лавочки торопливо шли грузчики. Одни несли в ладонях горстки ракушек, другие размахивали вязками вяленой рыбы.

Из маленьких серых домиков, как на всех тихих улицах, вежливо улыбались и кланялись седые японки в дешёвых кимоно. Вот простучали деревянными гета японки побогаче, в цветных одеждах. Вот молодой папаша-очкарик понёс за спиной дочку.

Вдруг кто-то тронул меня за рукав. Я оглянулся. Две аккуратные девочки протягивали мне запечатанный ящик с прорезью в крышке: «Пожертвуйте для больных».

Чуть дальше переглядывались два япончика в школьной форме с альбомами под мышкой: интересно! Человек из-за границы приплыл.

Я бросил в ящик несколько монеток, девчонки тряхнули чёрными волосами и убежали.

Тогда один из мальчишек смущённо хихикнул и попросил:

— Сувенир…

Я опустил руку в карман — там завалялось несколько наших копеек, — протянул мальчишкам. Они взяли монеты, засмеялись и бегом припустили через улицу. Потом оглянулись, крича:

— Аригато! Спасибо!

Я ещё прошёлся и поднялся на судно.

— Ты где бродишь? — встретил меня Шубенко.

— «Новиков» ищу!

— Порядок! — сказал он. — «Новиков» твой в Иокогаме. И мы там будем. А завтра в Токио. Тут у нас есть один знакомый деловой японец. Из фирмы, которая с нами торгует. Завтра едет в Токио, подбросит и нас. Посмотрим на город, на Токио-тауэр. И купим наконец дочке куклу. Три года обещаю и всё никак не привезу! Поедем?

ВНУЧКА ФУДЗИЯМЫ

Мы шли в гору по шумным токийским улицам. Я оглядывался на голубые плакаты, на которых сверкала белоснежная гора Фудзияма. А Шубенко говорит:

— Пойдём, сверху увидишь настоящую!

Неожиданно, как Гулливер, расставив стальные опоры, из-за домов возникла алая громадина токийской телевышки Токио-тауэр…

Раздался крик, хлопнул выстрел, и навстречу нам вылетел упругий мяч: два повара из башенного ресторана, улучив минуту, играли в бейсбол. Вся Япония играет в бейсбол!

Шубенко поймал мяч, броском вернул хозяину и пошёл к лифту.

Через мгновение прямо возле нас, за стеклом, замелькали в небе птичьи крылья и внизу во все стороны разбежался Токио. Он раскинулся так широко, будто десятки городов смешались друг с другом. Неподалёку виднелась громадная «тарелка» с зелёным дном — Олимпийский стадион.

Шубенко потянулся и сказал:

— Я бы размялся на турнике. А ты?

А я смотрел вдаль, на голубое токийское небо, где должна была белеть гора.

— Всё Фудзияму никак не найдёшь? А раньше никогда не видел?

«В том-то и дело, что видел. В том-то и дело», — подумал я.

Как-то в маленьком японском порту рабочие пригласили нас в посёлок, к самой Фудзияме, которую, как человека, с уважением называют «Фудзи-сан».

Мы поехали.

Сначала всё вокруг забивал туман. Не только Фудзиямы, а и дороги не видно — такой туманище!

Провожатые виновато шутили:

— Не видно Фудзи! Фудзи-сан сегодня не в настроении.

Но вот пробежал поверху ветерок, смахнул туман, облака. И в небе забелела снежная гора. Как белая шляпа над Японией. Засияла, заискрилась.

Японцы сразу оживились:

— О, видите, Фудзи-сан развеселилась. Гостей встречает!

У подножия горы на зелёных полях старательно наклонялись к земле крестьяне. А на головах у них сияли островерхие шляпы — совсем как маленькие Фудзиямы.

Народу вечером набилось в рабочий клуб — ступить некуда.