Николай Гумилев - Стихотворения Страница 14

1917 или 1918?

В БРЕТАНИ

Здравствуй, море! Ты из тех морей,По которым плавали галеры,В шелковых кафтанах кавалерыПокоряли варварских царей.

Только странно, я люблю скорейТе моря, суровые без меры,Где акулы, спруты и химеры —Ужас чернокожих рыбарей.

Те моря… я слушаю их звоны,Ясно вижу их покров червленыйВ душной комнате, в тиши ночной,

В час, когда я – как стрела у лука,А душа – один восторг и мукаПеред страшной женской красотой.

1917

ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЕ

Мы покидали Соутгемптон,И море было голубым.Когда же мы пристали к Гавру,То черным сделалось оно.

Я верю в предзнаменованья,Как верю в утренние сны.Господь, помилуй наши души:Большая нам грозит беда.

1917

ХОККУ

Вот девушка с газельими глазамиВыходит замуж за американца.Зачем Колумб Америку открыл?!

1917

Мы в аллеях светлых пролетали,Мы летели около воды,Золотые листья опадалиВ синие и сонные пруды.

И причуды, и мечты, и думыПоверяла мне она свои,Все, что может девушка придуматьО еще неведомой любви.

Говорила: «Да, любовь свободна,И в любви свободен человек,Только то лишь сердце благородно,Что умеет полюбить навек».

Я смотрел в глаза ее большие,И я видел милое лицоВ рамке, где деревья золотыеС водами слились в одно кольцо.

И я думал: «Нет, любовь не это!Как пожар в лесу, любовь – в судьбе,Потому что даже без ответаЯ отныне обречен тебе».

1917

Из букета целого сирениМне досталась лишь одна сирень,И всю ночь я думал об Елене,А потом томился целый день.

Все казалось мне, что в белой пенеИсчезает милая земля,Расцветают влажные сирени,За кормой большого корабля.

И за огненными небесамиОбо мне задумалась она,Девушка с газельими глазамиМоего любимейшего сна.

Сердце прыгало, как детский мячик,Я, как брату, верил кораблю,Оттого что мне нельзя иначе,Оттого что я ее люблю.

1917

РОЗА

Цветов и песен благодатный хмельНам запрещен, как ветхие мечтанья.Лишь девственные наименованьяПоэтам разрешаются отсель.

Но роза, принесенная в отель,Забытая нарочно в час прощаньяНа томике старинного изданьяКанцон, которые слагал Рюдель, —

Ее ведь смею я почтить сонетом:Мне книга скажет, что любовь однаВ тринадцатом столетии, как в этом,

Печальней смерти и пьяней вина,И, бархатные лепестки целуя,Быть может, преступленья не свершу я?

1917

Вероятно, в жизни предыдущейЯ зарезал и отца и мать,Если в этой – Боже присносущий! —Так позорно осужден страдать.

Каждый день мой, как мертвец, спокойный,Все дела чужие, не мои,Лишь томленье вовсе недостойной,Вовсе платонической любви.

Ах, бежать бы, скрыться бы, как вору,В Африку, как прежде, как тогда,Лечь под царственную сикоморуИ не подыматься никогда.

Бархатом меня покроет вечер,А луна оденет в серебро,И быть может не припомнит ветер,Что когда-то я служил в бюро.

1917

Пролетала золотая ночьИ на миг замедлила в пути,Мне, как другу, захотев помочь,Ваши письма думала найти —

Те, что Вы не написали мне…А потом присела на кроватьИ сказала: «Знаешь, в тишинеХорошо бывает помечтать!

Та, другая, вероятно, зла,Ей с тобой встречаться даже лень,Полюби меня, ведь я светла,Так светла, что не светлей и день.

Много расцветает черных розВ потайных колодцах у меня,Словно крылья пламенных стрекоз,Пляшут искры синего огня.

Тот же пламень и в глазах твоихВ миг, когда ты думаешь о ней,Для тебя сдержу я вороныхНеподатливых моих коней».

Ночь, молю, не мучь меня! Мой рокСлишком и без этого тяжел,Неужели, если бы я мог,От нее давно б я не ушел?

Смертной скорбью я теперь скорблю,Но какой я дам тебе ответ,Прежде чем ей не скажу «люблю»И она мне не ответит «нет».

1917

ТЕЛЕФОН

Неожиданный и смелыйЖенский голос в телефоне, —Сколько сладостных гармонийВ этом голосе без тела!

Счастье, шаг твой благосклонныйНе всегда проходит мимо:Звонче лютни серафимаТы и в трубке телефонной!

1917

Я вырван был из жизни тесной,Из жизни скудной и простойТвоей мучительной, чудесной,Неотвратимой красотой.

И умер я… и видел пламя,Не виданное никогда:Пред ослепленными глазамиСветилась синяя звезда.

Преображая дух и тело,Напев вставал и падал вновь.То говорила и звенелаТвоя поющей лютней кровь.

И запах огненней и слащеВсего, что в жизни я найду,И даже лилии, стоящейВ высоком ангельском саду.

И вдруг из глуби осияннойВозник обратно мир земной.Ты птицей раненой нежданноЗатрепетала предо мной.

Ты повторяла: «Я страдаю», —Но что же делать мне, когдаЯ наконец так сладко знаю,Что ты – лишь синяя звезда.

1917

САМОФРАКИЙСКАЯ ПОБЕДА

В час моего ночного бредаТы возникаешь пред глазами —Самофракийская ПобедаС простертыми вперед руками.

Спугнув безмолвие ночное,Рождает головокруженьеТвое крылатое, слепое,Неудержимое стремленье.

В твоем безумно-светлом взглядеСмеется что-то, пламенея,И наши тени мчатся сзади,Поспеть за нами не умея.

1917

Я И ВЫ

Да, я знаю, я Вам не пара,Я пришел из иной страны,И мне нравится не гитара,А дикарский напев зурны.

Не по залам и по салонамТемным платьям и пиджакам —Я читаю стихи драконам,Водопадам и облакам.

Я люблю – как араб в пустынеПрипадает к воде и пьет,А не рыцарем на картине,Что на звезды смотрит и ждет.

И умру я не на постелиПри нотариусе и враче,А в какой-нибудь дикой щели,Утонувшей в густом плюще,

Чтоб войти не во всем открытый,Протестантский, прибранный рай,А туда, где разбойник, мытарьИ блудница крикнут: вставай!

1917

Дремала душа, как слепая,Так пыльные спят зеркала,Но солнечным облаком раяТы в темное сердце вошла.

Не знал я, что в сердце так многоСозвездий слепящих таких,Чтоб вымолить счастье у БогаДля глаз говорящих твоих.

Не знал я, что в сердце так многоСозвучий звенящих таких,Чтоб вымолить счастье у БогаДля губ полудетских твоих.

И рад я, что сердце богато,Ведь тело твое из огня,Душа твоя дивно крылата,Певучая ты для меня.

1917

Лишь черный бархат, на которомЗабыт сияющий алмаз,Сумею я сравнить со взоромЕе почти поющих глаз.

Ее фарфоровое телоТомит неясной белизной,Как лепесток сирени белойПод умирающей луной.

Пусть руки нежно-восковые,Но кровь в них так же горяча,Как перед образом МарииНеугасимая свеча.

И вся она легка, как птицаОсенней ясною порой,Уже готовая проститьсяС печальной северной страной.

1917

Много есть людей, что, полюбив,Мудрые, дома себе возводят,Возле их благословенных нивДети резвые за стадом бродят.

А другим – жестокая любовь,Горькие ответы и вопросы,С желчью смешана, кричит их кровь,Слух их жалят злобным звоном осы.

А иные любят, как поют,Как поют, и дивно торжествуют,В сказочный скрываются приют;А иные любят, как танцуют.

Как ты любишь, девушка, ответь,По каким тоскуешь ты истомам?Неужель ты можешь не горетьТайным пламенем, тебе знакомым?

Если ты могла явиться мнеМолнией слепительной Господней,И отныне я горю в огне,Вставшем до небес из преисподней.

1917

КАНЦОНА

Храм Твой, Господи, в небесах,Но земля тоже Твой приют.Расцветают липы в лесах,И на липах птицы поют.

Точно благовест Твой, веснаПо веселым идет полям,А весною на крыльях снаПрилетают ангелы к нам.

Если, Господи, это так,Если праведно я пою,Дай мне, Господи, дай мне знак,Что я волю понял Твою.

Перед той, что сейчас грустна,Появись, как Незримый Свет,И на все, что спросит она,Ослепительный дай ответ.

Ведь отрадней пения птиц,Благодатней ангельских трубНам дрожанье милых ресницИ улыбка любимых губ.

1917