Владимир Михановский - Дорога к Пушкину (сборник) Страница 14

Визит в Москву

Чиновник десятого класса,Хоть, правду сказать, отставной,Задира и спорщик лихой,Отменный наездник ПегасаНамедни стихи напечаталБез соизволенья царя…Начальство грозится не зря.Недолго и сверзиться на пол.Стихи – не стихи, а стихия:Протест, и прозренье, и грусть.Их враз подхватила Россия,Читает вовсю наизусть, —О древе анчаре, о яде –Вместилище горя и мук,О самовластительном взгляде,Что все убивает вокруг.И вскоре за тусклым окномКареты рассерженный гром!Доколе ему Дон КишотомКопьем поражать ветряки?…С фельдъегерем – ящики. Что там?Наручники или тиски?Царь мог бы привычным манеромСкрутить его, словно чума.Ан глядь – присылает с курьеромТисненые в коже тома!Колючие, словно вериги,Тяжеле гранитных пород,Ин фолио чинные книги –Законов Империи свод!На почве, от века скупой,Щербатые зубы драконьи.Законы – среди беззаконья!К чему бы подарок такой?Не сдамся, доколе живу.Есть мысль… Поскорее в Москву!Дорога, дорога, дорога,Империя топких болот.Мелькнет деревенька убого –И снова пространства полет.От Питера и до Москвы –Печаль пожелтелой листвы.И вот наконец-то Москва –Столица столицая славы.Блистающих маковок главыВдали золотятся едва.Хуля городские порядки,Зарей запоздалой горя,Спешит, наступает на пяткиЗапойный разгул ноября.Тверская – ухабы да лужи.Все в брызгах – крылатка и трость.– Стой! – крикнул из Питера гость.Гостиница прочих не хуже!Он в нумере. Полночь. Тоска.Припомнился царский подарок…Чадит, догорая, огарок.Чай в чашке дымится едва.Зудит аневризм окаянный –Попробуй его утиши!Качанья заблудшей души –Фонарь под окном полупьяный.…Неплохо бы двинуть в Карлсбад –Вода хороша, говорят.Увы, со здоровьем не сладкоПод пагубным бременем лет…Но дело иного порядкаЗадумал сегодня поэт.В Москву для того и скакал –Замыслил открыть свой журнал.Пусть царственный цензор тиранит, —Мечтается в том ноябре,Что площадь журнальная станетСенатским гвардейским каре!За стеклами сонно и рано.Восток разгорелся на треть.Глядит он в наплывы тумана,Пытаясь судьбу разглядеть.

Встреча

Пахнет дегтем и смолою,Пахнет молодостью шалой,Пахнет ленью и тоскою,Пахнет царскою опалой.Юность века. Город южный.Паруса в порту трепещут.Шаловливо волны плещутПеной радужно-жемчужной.Осень. Утро. Море дремлет.Воскресает воскресенье.Он сидит, прибою внемлет.Где-то бродит вдохновенье, —Кишиневом ли? Одессой?Трактом? Тропкою безвестной?Фатоватым ли повесой,Или барышней уездной?Полон думою привычной,Ловит разве что в пол-ухаГовор, гул многоязычный,Многокрасочный для слуха.На Руси дороги тряски,То колдобина, то яма.В губернаторской коляскеЕдет молодая дама.Шум прибоя, камень скользкий…Он вскочил, сражен лихоюПолурусской, полупольскойНеобычною красою.Миг один – и разминулись,Только дрогнули ресницы,Будто руки разомкнулись,Не успев соединиться.Будут огненные встречи,Клятв искрящиеся четки,В гроте полусонном встречи,Скоротечнее чахотки.«Милый… Верю, счастье близко,Иль оно – мечта пустая?А прочтешь мою записку –Жги ее, не оставляя».Да, он просьбу понимаетИ исполнит неуклонно.И записка отпылает,Как Москва Наполеона.Точно так костром осеннимИзойдет любви пыланье.Чем ушедшее заменим?Счастью вслед идет страданье.До свиданья – моря всплескам.И они расстались сами,Словно здесь, в порту одесском,Корабли под парусами…Будет путь его недолгимПод дыханьем лжи тлетворной.Днем январским темным, волглымВ снег падет у речки Черной.Ей – отмерено поболе…Протекут десятилетья, —Страсти, горести и болиТихоходного столетья.Что там впереди ни будет –Пусть рядят корысть и злоба,Но поэта не забудетЭта женщина до гроба.И она ссутулит плечи,Каждый день его читая,Первый миг далекой встречиС болью терпкой воскрешая.А когда совсем откажетПеретруженное зренье,Камердинеру прикажетВслух читать его творенья.И старушка ВоронцоваСтанет снова до рассветаСлушать пушкинское слово –Завещание поэта.

Размышление

Любовь, которой нету чище…Отвага – равную сыщи!Все принимает пепелище,Кустов кладбищенских хрящи.

О, если бы и в самом делеВо чреве стынущей землиТе чувства не перегорели,Не сгинули, не умерли!

Земля, ты в их была бы власти!Тогда в метели голубойКакой клубок вселенской страстиЛетел бы звездною тропой!

Ночь

Пытаюсь темень побороть,Лишь кровь стучит в висках.Я дважды раб – душа и плотьВ заржавленных цепях.О плоти – что там говорить:Бессонница да хворь.Ее вовеки не избыть,Как въедливую корь.Она, подобная парше,Грызет, глядит в упор.Ну, а душа… Но о душеОсобый разговор.

Парусник

Парусник утлый скользит по ущелью,Чуждый веселью.Вихрю подобна лавина морская,Вечно живая.

В дымке заката ли, в брызгах восходаДремлет природа.Словно слепец, он бредет сквозь истокиДолгие сроки.Джинсовый парус, видал ты немало,Ежась устало.Сонные сосны столпились у края,Молча взирая.

Парусник, парусник, в чем твои цели?Молвите, ели!Белой березы свеча восковаяГаснет не тая.Что тебя движет? Жестокое право,Долг или слава?Там, над Одессой промозглые тучи,Ветер все круче.Музыка только владеет тобою,Брызжет волною!Музыка кличет на пир неуемный,В мир свой огромный.Парусник, пасынок пьяной вселенной,Мчись, белопенный!Мчись, обминая каменьев руины,Через стремнины.

Вчерашнее

Вчера глотнул на Невском грогу,Внимая сплетням и молве,И чуть не потерял дорогу, —Так закружилось в голове.Храня традиции живые,От века усмиряешь боль.Благодарю за эйфорию,Коварносердый алкоголь!Пускай ты клетки убиваешь –Господь с тобой, я все прощу.Мудрейший, ты отлично знаешь,Чего я, каторжный, ищу.

Церковь у Никитских ворот

Как в жизни нашей неотступно с намиЗемля, вода и голубая твердь,Навек соединились в божьем храмеРождение, венчание и смерть.Три свечки, три нетающих вершины,Подъявшие предвечные снега –Земля, вода, печальные руины,Весь жизни путь – длиною в три шага.

Прибой

Галька, шепелявя малость,Шепчет вековую ложь,Позабывши про усталость…Что со сплетницы возьмешь?Пеной звать ее соседку.Хоть и ссорятся нередко –Их водой не разольешь.…Одиссей… Щиты да латы…Среброглавый Херсонес…Митридатовы солдаты…Мир, куда же ты исчез?Где Язон, и где руно?Галеон ушел на дно.В нем дукаты да цехиныПлесневеют среди тины.Неустанно, неизменноС галькой сплетничает пена.Горы тают, сохнут реки,В никуда уходят дни.Ассирийцы, персы, грекиБыли здесь – а где они?И какие только килиЭту воду бороздили,А упрямая водаОстается без следа.Вечность не приемлет счета.В пыль сотрется и алмаз.Неужели ничего-тоНе останется от нас?Вот в купели белопеннойСтроишь ты модель вселенной.Волны теплятся едва.Голыши что жерноваГод за годом неустанноВремя мелют постоянно.Неужели без следаВсе уходит в никуда?…Где, ау, вы, аргонавты?..Прав, дружок, или не прав ты –Сам, пожалуй, не решай:У прибоя поспрошай.

Море

Солнце проглянет – и в тучу нырнет.Черного моря ощеренный ротВодоросли побережья хватаетИ, словно Хронос детей, пожирает.Вечных стихий неуемная страсть!Ненасытима беззубая пасть.К суше пробравшись, как водится, с тыла,Весь окоем бы она поглотила.Юные травы и зорьки янтарь,Скудных костров горьковатую гарь,Скалы, и щебень, и все побережье,Божьего вольного мира безмежье.Но равновесия общий законКосмосом косным пока соблюден.Хрупки весы, и качается тайна,Как паутинка на ветке, случайна.

Колизей

Жратвы да зрелищ – вот и все идеи,И краше в мире не было идей.За восемь лет рабами ИудеиСработан был державный Колизей.В житейском суматошном карнавалеПозвал к себе сверкающий чертог…Таких масштабов римляне не знали:Простерся мир ареною у ног.И что там торг, попойка или рынок,И что иных забав дурманный вал,Когда гремел на копьях поединокИ гладиус как молния сверкал!И падал оскользаясь гладиатор,В зрачках густела стынущая твердь.Под балдахином хмурился диктаторИ взор сулил поверженному смерть.Но главное – потом, а не в начале,И зритель ожидал, войдя во вкус.И тридцать шесть подъемников шуршали,Спеша доставить смертоносный груз.

В железных клетках звери бесновались,Почти как этих зрителей толпа,В чьих темных душах бушевала ярость,Язычески бесплодна и слепа.Разнузданные возгласы сшибались,Колонны – в дрожи, словно сто Иуд.И вопли эхом долгим отражалисьВ ушах веков, которые грядут.Веспасиан и Тит отнюдь не жались,И римлянам был вход бесплатный дан.И люд не ведал, что такое жалость,Когда терзали звери христиан.Лев рыкающий в неуемной силеКлал лапу на поверженную грудь.Так доброта и кротость в мир входили,Чтобы начать свой бесконечный путь.

Корсар