Мирослав Немиров - 164 или где-то около того Страница 14

Что тут ответить? Да только себя процитировать,

Мною, в Тюмени ещё, в аналогичных случаях

В восьмидесятых ещё был придуман ответ, Мирославом Немировым:

Хуле ты петрить способен в поэзии, чмо ты ебучее!

Вот каков (очень правильный) мной им ответ.

Лучше коего — нет.

Нет.

Нет.

Нет.

начало сентября 1998.

День укорачивается и укорачивается, всё укорачивается и укорачивается

***

День укорачивается и укорачивается, всё укорачивается и укорачивается;

Лето, как впрочем и пять предыдущих, отличнейшим было, но только я, дятел,

Им ни чуть-чуть не успел насладиться, фигнёю различною всё заморачивался

и заморачивался,

Дни золотые (буквально! ведь лето!) на ерунду всё различную тратил и тратил;

День каждый день аж на глаз видно как укорачивается и укорачивается,

Самое главное же, что, как посмотришь на то, что

Там, позади, так увидишь, что нечего лучше совсем оборачиваться, —

Всё там безумно, и обло, озОрно, стозевно, позорно,

День укорачивается и укорачивается, всё укорачивается и укорачивается,

Тьма с обеих сторон каждый день от него отъедает;

Ладно бы день — жизнь ох как быстро всё укорачивается и укорачивается,

Жизень! Моя! Замечательная вся такая!

Тьма с равномерной стремительной скоростию на неё наступает;

сентябрь 1998

Сомнений нет, что именно Марине Влади

***

Сомнений нет, что именно Марине Влади,

Её с большими сиськами, конкретно, роли из кино “Колдунья”,

Обязаны мы изобилью в нашем поколеньи девушек Марина.

Но вот о чём, однако, следует подумать:

А не звучанье ли её фамилии повинно

В том факте, что Марины те, как это всем известно, боле-менее все — бляди?

А что оно есть так — то непреложный факт.

Одна такая, помню, мимо проходила,

Примерно в семисятседьмом, вся с оттопыренною жопой, круглой, в красных сапогах, —

Ох, из неё какая сила била!

Еще с кудряшками, с глазами точно звезды — ах-трах-страх!

И именно Марина, как потом узнал я, её имя было!

А вот ещё был, помню, случай... Впрочем, хули!

Всё это только рассуждения абстрактны.

Уж я не знаю — потому ли, посему ли,

Но так сложилась жизнь, прошло она так как-то,

Её суровые так разложились факты,

Что так и не пришлось ни разу ни единой мне из этих

Поближе познакомиться, каких такое множество имелося на свете.

Оно, конечно, вроде и не поздно, —

Подумать если, то не так уж я и стар,

К тому же, если взяться, наконец, совсем за ум,

Могу заделаться в кругах определенных так и вовсе суперстар,

А тут ещё позавчера нечаянно, как оказалось, и с женой развёлся,

И можно вовсе закатить совсем зелёный шум,

Такой, что ой-ёй-ёй, елдык-тык-дык и ексель-моксель!

Да разве нынешни Марины — те Марины,

Которые тогда, в последней четверти семидесятых,

Да в первой четверти потом ещё восьмидесятых?

Которые, хотя ебливы просто ужас,

На самом деле, в сущности, вполне невинны,

Ибо ебливы в основном из любопытства да за-ради дружбы?

А, впрочем, может быть, Марины-то и те —

Что, собственно, коль если прямо уж и честно,

Оно о нынешних Маринах мне известно,

Мене, погрязшему в позорной суете;

Да разве нынешний Немиров — тот Немиров,

На оных коий жадными очами зырил,

Весь трепеща, и трепеща опять, и охуйвая,

И уж совсем собой уж не сказать кого, являя,

Когда они со всех сторон и повсеместно;

И разве ……………………………………………

…………………………………………………………..

…………………………………………………………..

………………………………………..

………………………………………………………

…………………………………………………… ?

И обнаруживая с ужасом — ох мама!

Опухш являюсь, и залёжан, и плешив!

О, жизнь моя! Как я тобой обманут!

Как я, оказыватся, аз езмь наебшись!

июль 1998

P.S.

Да и с женою помирился я обратно,

И даже с рюмочкой проститься был заставлен.

Расти же, плешь, расти! Будь вовсе необъятна!

Живъём души меня, забвение печально!

октябрь 1998

Имея ампутированными улицы по самую аж дверь

***

Имея ампутированными улицы по самую аж дверь —

Ибо ох и мороз — хлад, мрак, мраз!

Себя имея прячущимся в логове, позорный точно зверь —

Как зверь позорный, ез, вот кто езмь аз сейчас;

Как зверь — какой? Такой: как змей морской на дне

Морском под много и километровою и многотонной толщей

Воды мороза тойсть, под страшной чёрной, звуко- свето- под непроницаемой — ойе!

Как в батискафе водолаз, вот зверь какой, короче.

Насчёт завыть — не знаю, но уж точно — ох, возропщешь

Непрошибаемою толщей стужи, расстояниями, как тьма

Меж звезд, невообразимые которы для ума,

Необитаемыми парсеками мрака с холодом, которыми является зима, —

Всем этим наглухо отрезан от людей,

Как уличенный типа именно убийца и злодей,

Как зверь, в начале упомянутый, запёртый в камере своей, —

Так вот чего сейчас хоть осознать умей:

Ошибка главная, котору ты, брателло, совершил —

Недостаточно ныл.

Российской жизни, брателло, ты разве не знаешь, устройство какое?

Русские люди не любят тех, кто не ноет.

И, жизней лютою, принужден, наконец, ты это понимать,

И пробовать, раз так, немедленно, в стихотвореньи прямо этом, ныть учиться начинать.

декабрь 1981; 5 ноября 1998

Есть и это на свете, и то, а и есть ведь на свете

***

Есть и это на свете, и то, а и есть ведь на свете

И другое йщё то, и другое ещё, и четвёртое это;

Есть и девятое, и сорокпятое, и миллиардтыщадвестидвенадцатое;

Столько на свете имеется много различнейших разностей,

Что загрустишь. Так на свете имеется много, оказывается

Сверхинтересного, что в магазин, например, книжный — лучше и не показываться:

Слишком тоска обует: на одного лишь Брокгауза

С Эфросом глянешь; а там и Британнику видишь; и/или

Более мелкого чьго, но не мень завлекательного, коего просто кубически мили

В мире; в котором к тому же — да в Лейбнице вот хоть — ни формулки

И не понять; а ведь кто-то читает всё это; да что там читает, сам пишет! —

и эти вот полки —

Фигля там звёздное небо, скажу вам, которым

Восхищаться положено и трепетать — вот где ужаса, братцы, восторга

Капище, братцы.

Вот он где, Страх-то Господен, вот де охать лишь да смиряться, —

В книжном простом магазине, который…

Ох, забери меня, Птичка, отсюда, нет сил это видеть, купи мне — забыться! — водяры!

1990, 11 июня, Надым — 1998, 7 ноября, Москва

Девчонки, девчонки, девчонки в босоножках!

***

Девчонки, девчонки, девчонки в босоножках!

Ну полюбите же меня вы хоть немножко!

О, замечательные нынешние девушки,

Вы что ж вот так вот мимо пролетаете? Я совсем ещё не дедушка!

Вы почему, такие замечательные сплошь разнообразно,

Так мной манкируете совершенно безобразно?

Девчонки новомодные, которы на платформах!

Коль так и далее пойдёт, я в Лигу обращусь За Сексуальные Реформы!

Одумайтесь немедленно, создания с ногами!

А то (в стихах! навеки!) заклеймлю названием вас женска пола дураками!

Одумайтесь, одумайтесь, опомнитесь, цыплёночки!

Ведь я совсем же пропадаю, просто прям козлёночек.

июнь 1999

2000е

Зимой — темно, а летом — светло

***

Зимой — темно, а летом — светло.

Зимой, чтобы выйти из дому, различных предметов шесть

Нужно надеть — кальсоны, свитер, ботинки, шарф, шапку, пальто,

А летом — идёшь как есть.

И вывод: зимой очень плохо всё, дико, холодно и западло,

А летом — напротив, отлично всё и замечательно здесь.

Таковы наблюдения автора этих строк

Над явлениями бытия.

Вот каков, братцы, есть тот конкретный урок

Что преподаёт нам, когда наблюдательность есть в ней, Поэзия;

Потому что, братан, приглядись и увидь: всё ведь именно так!

Ты мозги-то разуй да подумай хоть каплю, братан!

И увидишь: лишь только кто если болван, и баран, и дурак

Отрицать это станет. Ну иль — злономренный кто хитрован-шарлатан.