Алексей Лозина-Лозинский - Противоречия: Собрание стихотворений Страница 15

2. «Я головку нашел у скульптора…»

Я головку нашел у скульптора,Позабытую где-то в углу…Завалялась средь старого сораТа головка давно на полу.

Неокончены, начаты еле,Чуть набросаны были черты,Но глаза уже будто глядели,Как в тумане, сквозь дымку мечты …

Глина ссохлась, и шрамами злымиЗмейки трещин упрямо прошлиНа лице, будто свыкшемся с ними,Ничего уж не ждавшем в пыли.

Мелко сыпалась глина сухая,Так безжалостно, даже куски,Равнодушно, мертво, не меняяВыраженья спокойной тоски.

Да, головка едва выделялась,Но прелестной, прелестной была…Чуть родившись, она замечталась,Статуэтка, и так умерла.

Я унес ее. Очи немыеУкрашали жилище мое,На закате носил ей цветы я,Целовал я тихонько ее.

Я тогда был и робок, и молод,Но тогда уже был я одним,И мне нравился губ ее холод,Было сладко, что я нелюбим.

Как любил я ее нерасцветшей,Не желавшей ни мыслить, ни жить,Не заплакавшей, молча ушедшей,Пожимая плечом, может быть…

Я был полн величайших вопросовИ на все в ней ответ был найден.Безбородый, печальный философ,Как задумчиво я был влюблен…

III

ШЕЛЕСТ ТАЙНЫ

«Мансарда темная, окно, ряд книжных полок…»

Мансарда темная, окно, ряд книжных полок,Далекая, томящая звезда.За грудою письмен морщинистый астролог.Прелестная, седая борода.

Дочь сзади подошла и положила руки.Он не слыхал шагов: ковры украли звуки.Она оставила наскучившие пяльцы,Пришла прозрачные купать в сединах пальцы.

Он встал, открыл окно; и отдался прохладе.С его душой лучом сплелась звезда.Он тихо прошептал: «Здесь миллиарды стадий.Молчание… И сзади темнота.

Они стоят вдвоем пред пологом блестящим.Прижалась девушка, стал взор ее молящим…– «Ты до сих пор еще боишься этой дали?» –– «Но ведь и ты, отец…» И оба замолчали.

«В минуты прелестных бессилий…»

В минуты прелестных бессилийМне грезится лес шелестящий,И пруд заколдованных лилий,И капища мрамор блестящий.

И я, в ожиданье и муке,При мучащем ночь полнолунье,Иду по тропинке, дав рукиВолнующей, бледной колдунье.

Куда мы идем – я не знаю,Но травы как будто бы знают;Я розы рукой раздвигаю,Чуть трону – они умирают.

И месяц, заливший просторы,Рассыпанный бликами в чаще,И лилии, и мандрагоры, –Все в полночи знают молчащей.

Колдуньины руки лаская,Шепчу я, что это тревожит;Она поглядит, умоляя,И палец к губам мне приложит.

Вот гулкие своды пещеры…Там будут во тьме подземельяКораллы, ручные пантерыИ пьяные крики веселья!

Скорей! Я хочу, чтоб случайно,Болезненно было ночное!Сегодня – и трепет, и тайна,Смерть завтра – и значит другое…

НА ГАНГЕ

(Декорация)

Тишина. Воды Ганга заснули спокойно;Пышен лес и лазурно-яснаДаль хребтов; небо сине и знойно…Тишина…

Дышит воздух истомою лени,И не слышно в лесу голосов,И застыли задумчиво тениДвух слонов.

Красный тигр, полосатый, огромный,Сладко нежится, вставши от сна,И глаза переливны и томны,Как волна…

И коварно, и мягко, с опаской,Раздвигает узоры ветвей…И глядят с непонятною ласкойОчи змей.

Белизною сверкают чертоги,Мощных пагод торжественный ряд,И факиры, недвижны и строги,Тайны зрят.

«Она опять придет. Сегодня ночью. Знаю…»

Она опять придет. Сегодня ночью. Знаю…Измучусь вновь в ее объятьях я.Конечно, это бред, но я… я жду, мечтаю…Она нема, любовница моя…

Когда она пришла? Давно. Пришла когда-то.Откуда, как?.. Кто знает, кто поймет…Одета, как и все, так просто, небогато,Бледна, скромна, пока не подойдет.

И так тиха, как тень. Но поцелуи грубы,А взор ее и страшен, и могуч…Сейчас наклонится… сейчас вопьется в губы…О, подожди! Не мучь меня, не мучь!

«В эпоху тьмы, в начале мирозданья…»

В эпоху тьмы, в начале мирозданья,Когда земля еще была в лесах густыхИ ящеры кишели в них,И мамонты, и грифы, и созданьяЕдва рождавшейся, испуганной мечтыПолулюдской, кочующей орды –

Сквозь ветви пальм, недвижно, вечерами,Следили родичи лесных, крикливых стад,Как яркий погасал закатИ облака ложились полосами.И с первобытною, наивною тоскойКазалось им, навек гас свет дневной.

В глубинах чувств неся седые тайны,Мы сохранили этот ночи детский страхИ скорбь о гибнущих лучах…По вечерам, один, и у лесной окрайны,Как дикий предок мой, могу я лишь рыдать,Бессильный грусть словами передать.

ОБ ОДНОМ МАЛЬЧИКЕ

Жил нежный и милый ребенок,Он лет десяти был всего.Он хрупок был, строен и тонок,И голос звенел у него.

Он раз простоял удивленным,На Господа глядя чертог,Как днем он стал сине-бездонным,Как ночью Бог звезды зажег.

Не правда ли, небо похожеНа тонкий, прозрачный фарфор?А ночью печальней и строжеГлядит его темный простор…

Ах, мальчик доверчивым взоромУкрал бесконечную твердь:Лицо его стало фарфоромПрозрачным, но бледным, как смерть,

И, полные страстной печали,Печали познанья Творца,Как черные звезды, сиялиГлаза на фарфоре лица.

«Послушай, послушай, есть нежность…»

Послушай, послушай, есть нежность,Рожденная в самых глубинах,Мгновенье, в котором безбрежностьЗабылась в мечтах голубиных.

Приблизимся тихо устами,Пусть будут испуганы очи…Послушай, мы в сказочном храмеПрелестного Дьявола ночи?

Я думал о знойной печалиВ священной крови человека,Ведомого на теокалиДля Кветцалекотля ацтека.

Бьют в бубны жрецы ему звонко,Он жизнь свою Богу подарит…Какая в нем нежность ребенка,Какая печаль его старит!

Пред смертью мы ищем, мы плачем,Мы вечно в оковах железных,И роскошь безумия прячемВ себе, в неизведанных безднах.

Заглянем! Мы в сне мирозданья,Прислушайся к времени стуку…Послушай – мы Божье дыханье,Мы – миг, обреченный на муку!

Ты чуешь, нам странно, мы сталиНервнее, и чутче, и зорче…Ужели не все открывалиИ шепот, и блески, и корчи?

Возьми же меня и замучайПорывом затихшим, отчайным…Ты видишь, сказать нет созвучий,Здесь надо понять нашим тайным.

ВЕДА

Над сталью вод угрюм и мраченСредь томных пальм ряд скал,А воздух тяжек и прозрачен –Расплавленный металл.

Нагой, с лохматой бородою,Уродлив, гибок, тощ,Согнулся веда над водоюИ внемлет шуму рощ.

И будто всё виденья бреда –Зной, пальмы, мрачность глыб…И околдовывает ведаРастения и рыб.

ЮЖНОЕ И СЕВЕРНОЕ МОРЕ