Федор Тютчев - Стихотворения Страница 15

Первая половина 1830-х

* * *

Как птичка, раннею зарейМир, пробудившись, встрепенулся…Ах, лишь одной главы моейСон благодатный не коснулся!Хоть свежесть утренняя веетВ моих всклокоченных власах,На мне, я чую, тяготеетВчерашний зной, вчерашний прах!..

О, как пронзительны и дики,Как ненавистны для меняСей шум, движенье, говор, крикиМладого, пламенного дня!..О, как лучи его багровы,Как жгут они мои глаза!..О ночь, ночь, где твои покровы,Твой тихий сумрак и роса!..

Обломки старых поколений,Вы, пережившие свой век!Как ваших жалоб, ваших пенейНеправый праведен упрек!Как грустно полусонной тенью,С изнеможением в кости,Навстречу солнцу и движеньюЗа новым племенем брести!..

Первая половина 1830-х

* * *

Душа моя, Элизиум теней,Теней безмолвных, светлых и прекрасных,Ни помыслам годины буйной сей,Ни радостям, ни горю не причастных, —

Душа моя, Элизиум теней,Что общего меж жизнью и тобою!Меж вами, призраки минувших, лучших дней,И сей бесчувственной толпою?..

Первая половина 1830-х

* * *

Над виноградными холмамиПлывут златые облака.Внизу зелеными волнамиШумит померкшая река.Взор постепенно из долины,Подъемлясь, всходит к высотамИ видит на краю вершиныКруглообразный светлый Храм.

Там, в горнем неземном жилище,Где смертной жизни места нет,И легче и пустынно-чищеСтруя воздушная течет.Туда, взлетая, звук немеет,Лишь жизнь природы там слышна —И нечто праздничное веет,Как дней воскресных Тишина.

Первая половина 1830-х

* * *

Нет, моего к тебе пристрастьяЯ скрыть не в силах, мать-Земля!Духов бесплотных сладострастья,Твой верный сын, не жажду я.Что пред тобой утеха рая,Пора любви, пора весны,Цветущее блаженство мая,Румяный свет, златые сны?..

Весь день, в бездействии глубоком,Весенний, теплый воздух пить,На небе чистом и высокомПорою облака следить;Бродить без дела и без целиИ ненароком, на лету,Набресть на свежий дух синели[13]Или на светлую мечту?

Первая половина 1830-х

* * *

Как дочь родную на закланьеАгамемнон богам принес,Прося попутных бурь дыханьяУ негодующих небес, —Так мы над горестной ВаршавойУдар свершили роковой,Да купим сей ценой кровавойРоссии целость и покой!

Но прочь от нас венец бесславья,Сплетенный рабскою рукой!Не за коран самодержавьяКровь русская лилась рекой!Нет! нас одушевляло в боеНе чревобесие меча,Не зверство янычар ручноеИ не покорность палача!

Другая мысль, другая вераУ русских билася в груди!Грозой спасительной примераДержавы целость соблюсти,Славян родные поколеньяПод знамя русское собратьИ весть на подвиг просвещеньяЕдиномысленных, как рать.

Сие-то высшее сознаньеВело наш доблестный народ —Путей небесных оправданьеОн смело на себя берет.

Он чует над своей главоюЗвезду в незримой высотеИ неуклонно за звездоюСпешит к таинственной мете!

Ты ж, братскою стрелой пронзенный,Судеб свершая приговор,Ты пал, орел одноплеменный,На очистительный костер!Верь слову русского народа:Твой пепл мы свято сбережем,И наша общая свобода,Как феникс, зародится в нем.

1831

* * *

«Все бешеней буря, все злее и злей,Ты крепче прижмися к груди моей». —«О милый, милый, небес не гневи,Ах, время ли думать о грешной любви!» —«Мне сладок сей бури порывистый глас,На ложе любви он баюкает нас». —«О, вспомни про море, про бедных пловцов,Господь милосердый, будь бедным покров!» —«Пусть там, на раздолье, гуляет волна,В сей мирный приют не ворвется она». —«О милый, умолкни, о милый, молчи,Ты знаешь, кто на море в этой ночи?!»И голос стенящий дрожал на устах,И оба, недвижны, молчали впотьмах.Гроза приутихла, ветер затих,Лишь маятник слышен часов стенных, —Но оба, недвижны, молчали впотьмах,Над ними лежал таинственный страх…Вдруг с треском ужасным рассыпался громИ дрогнул в основах потрясшийся дом.Вопль детский раздался, отчаян и дик,И кинулась мать на младенческий крик.Но в детский покой лишь вбежала она,Вдруг грянулась об пол, всех чувств лишена.Под молнийным блеском, раздвинувшим мглу,Тень мужа над люлькой сидела в углу!

Первая половина 1830-х

Весеннее успокоение

(Из Уланда)

О, не кладите меняВ землю сырую:Скройте, заройте меняВ траву густую!

Пускай дыханье ветеркаШевелит травою,Свирель поет издалека,Светло и тихо облакаПлывут надо мною…

<1832>

* * *

На древе человечества высокомТы лучшим был его листом[14],Воспитанный его чистейшим соком,Развит чистейшим солнечным лучом!

С его великою душоюСозвучней всех на нем ты трепетал!Пророчески беседовал с грозоюИль весело с зефирами играл!

Не поздний вихрь, не бурный ливень летнийТебя сорвал с родимого сучка:Был многих краше, многих долголетней,И сам собою пал, как из венка!

1832

Problème[15]

С горы скатившись, камень лег в долине.Как он упал? никто не знает ныне —Сорвался ль он с вершины сам собой,Иль был низринут волею чужой?Столетье за столетьем пронеслося:Никто еще не разрешил вопроса…

15 января 1833, 2 апреля 1857

Сон на море

И море и буря качали наш челн;Я, сонный, был предан всей прихоти волн.Две беспредельности были во мне,И мной своевольно играли оне.Вкруг меня, как кимвалы, звучали скалы,Окликалися ветры и пели валы.Я в хаосе звуков лежал оглушен,Но над хаосом звуков носился мой сон.Болезненно-яркий, волшебно-немой,Он веял легко над гремящею тьмой.В лучах огневицы развил он свой мир —Земля зеленела, светился эфир,Сады-лавиринфы, чертоги, столпы,И сонмы кипели безмолвной толпы.Я много узнал мне неведомых лиц,Зрел тварей волшебных, таинственных птиц,По высям творенья, как бог, я шагал,И мир подо мною недвижный сиял.Но все грезы насквозь, как волшебника вой,Мне слышался грохот пучины морской,И в тихую область видений и сновВрывалася пена ревущих валов.

Июль-август 1829?, <1835>

* * *

<Из Беранже>

Пришлося кончить жизнь в овраге:Я слаб и стар – нет сил терпеть!«Пьет, верно», – скажут о бродяге, —Лишь бы не вздумали жалеть!Те, уходя, пожмут плечами,Те бросят гривну бедняку!Счастливый путь, друзья! Бог с вами!Я и без вас мой кончить век могу!

Насилу годы одолели,Знать, люди с голода не мрут.Авось, – я думал, – на постелиОни хоть умереть дадут.Но их больницы и остроги —Все полно! Силой не войдешь!Ты вскормлен на большой дороге —Где жил и рос <?>, старик, там и умрешь.

Я к мастерам ходил сначала,Хотел кормиться ремеслом.«С нас и самих работы мало!Бери суму да бей челом».К вам, богачи, я потащился,Грыз кости с вашего стола,Со псами вашими делился, —Но я, бедняк, вам не желаю зла.

Я мог бы красть, я – Ир убогой,Но стыд мне руки оковал;Лишь иногда большой дорогойЯ дикий плод с дерев сбивал…За то, что нищ был, между вамиВек осужден на сиротство…Не раз сидел я за замками,Но солнца свет – кто продал вам его?

Что мне до вас и вашей славы,Торговли, вольностей, побед?Вы все передо мной неправы —Для нищего отчизны нет!Когда пришлец вооруженныйНаш пышный город полонил,Глупец, я плакал, раздраженный,Я клял врага, а враг меня кормил!

Зачем меня не раздавили,Как ядовитый гад какой?Или зачем не научили —Увы! – полезной быть пчелой!Из ваших, смертные, объятийЯ был извержен с первых <лет>,Я в вас благословил бы братий, —Днесь при смерти бродяга вас клянет!

<Между 1833 и 1836>

* * *

(Из Гейне)

В которую из двух влюбитьсяМоей судьбой мне суждено?Прекрасна дочь и мать прекрасна,Различно милы, но равно.

Неопытно-младые членыКак сладко ум тревожат мой! —Но гениальных взоров прелестьВсесильна над моей душой.

В раздумье, хлопая ушами,Стою, как Буриданов другМеж двух стогов стоял, глазея:Который лакомей из двух?..

Между 1834 и апрелем 1836