Михаил Лермонтов - Бородино (сборник) Страница 15

Завещание

Наедине с тобою, брат,Хотел бы я побыть:На свете мало, говорят,Мне остается жить!Поедешь скоро ты домой:Смотри ж… Да что? моей судьбой,Сказать по правде, оченьНикто не озабочен.

А если спросит кто-нибудь…Ну, кто бы ни спросил,Скажи им, что навылет в грудьЯ пулей ранен был,Что умер честно за царя,Что плохи наши лекаряИ что родному краюПоклон я посылаю.

Отца и мать мою едва льЗастанешь ты в живых…Признаться, право, было б жальМне опечалить их;Но если кто из них и жив,Скажи, что я писать ленив,Что полк в поход послалиИ чтоб меня не ждали.

Соседка есть у них одна…Как вспомнишь, ка́к давноРасстались!.. Обо мне онаНе спросит… всё равно,Ты расскажи всю правду ей,Пустого сердца не жалей;Пускай она поплачет…Ей ничего не значит!

1841

Оправдание

Когда одни воспоминаньяО заблуждениях страстей,Наместо славного названья,Твой друг оставит меж людей,

И будет спать в земле безгласноТо сердце, где кипела кровь,Где так безумно, так напрасноС враждой боролася любовь,

Когда пред общим приговоромТы смолкнешь, голову склоня,И будет для тебя позоромЛюбовь безгрешная твоя, –

Того, кто страстью и порокомЗатмил твои младые дни,Молю: язвительным упрекомТы в оный час не помяни.

Но пред судом толпы лукавойСкажи, что судит нас инойИ что прощать святое правоСтраданьем куплено тобой.

Родина

Люблю отчизну я, но странною любовью!   Не победит ее рассудок мой.      Ни слава, купленная кровью,Ни полный гордого доверия покой,Ни темной старины заветные преданьяНе шевелят во мне отрадного мечтанья.

   Но я люблю – за что, не знаю сам –   Ее степей холодное молчанье,   Ее лесов безбрежных колыханье,Разливы рек ее, подобные морям;Проселочным путем люблю скакать в телегеИ, взором медленным пронзая ночи тень,Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,Дрожащие огни печальных деревень;Люблю дымок спаленной жнивы,В степи ночующий обозИ на холме средь желтой нивыЧету белеющих берез.С отрадой многим незнакомой,Я вижу полное гумно,Избу, покрытую соломой,С резными ставнями окно;И в праздник, вечером росистым,Смотреть до полночи готовНа пляску с топаньем и свистомПод говор пьяных мужичков.

«На севере диком стоит одиноко…»

На севере диком стоит одиноко   На голой вершине соснаИ дремлет, качаясь, и снегом сыпучим   Одета, как ризой, она.

И снится ей всё, что в пустыне далекой,В том крае, где солнца восход,Одна и грустна на утесе горючемПрекрасная пальма растет.

Последнее новоселье

Меж тем как Франция, среди рукоплесканийИ кликов радостных, встречает хладный прахПогибшего давно среди немых страданий   В изгнанье мрачном и в цепях;Меж тем как мир услужливой хвалоюВенчает позднего раскаянья порывИ вздорная толпа, довольная собою,   Гордится, прошлое забыв, –Негодованию и чувству дав свободу,Поняв тщеславие сих праздничных забот,Мне хочется сказать великому народу:   Ты жалкий и пустой народ!Ты жалок потому, что вера, слава, гений,Всё, всё великое, священное земли,С насмешкой глупою ребяческих сомнений   Тобой растоптано в пыли.Из славы сделал ты игрушку лицемерья,Из вольности – орудье палача,И все заветные отцовские поверья   Ты им рубил, рубил сплеча, –Ты погибал… и он явился, с строгим взором,Отмеченный божественным перстом,И признан за вождя всеобщим приговором,   И ваша жизнь слилася в нем, –И вы окрепли вновь в тени его державы,И мир трепещущий в безмолвии взиралНа ризу чудную могущества и славы,   Которой вас он одевал.Один – он был везде, холодный, неизменный,Отец седых дружин, любимый сын молвы,В степях египетских, у стен покорной Вены,   В снегах пылающей Москвы.

А вы что́ делали, скажите, в это время,   Когда в полях чужих он гордо погибал?   Вы потрясали власть избранную, как бремя,   Точили в темноте кинжал!Среди последних битв, отчаянных усилий,В испуге не поняв позора своего,Как женщина, ему вы изменили,   И, как рабы, вы предали его!Лишенный прав и места гражданина,Разбитый свой венец он снял и бросил сам,И вам оставил он в залог родного сына –   Вы сына выдали врагам!Тогда, отяготив позорными цепями,Героя увезли от плачущих дружин,И на чужой скале, за синими морями,   Забытый, он угас один –Один, – замучен мщением бесплодным,   Безмолвною и гордою тоской –И, как простой солдат, в плаще своем походном   Зарыт наемною рукой…

   Но годы протекли, и ветреное племяКричит: «Подайте нам священный этот прах!Он наш; его теперь, великой жатвы семя,   Зароем мы в спасенных им стенах!»И возвратился он на родину; безумно,Как прежде, вкруг него теснятся и бегутИ в пышный гроб, среди столицы шумной,   Остатки тленные кладут.Желанье позднее увенчано успехом!И краткий свой восторг сменив уже другим,Гуляя, топчет их с самодовольным смехом   Толпа, дрожавшая пред ним.

   И грустно мне, когда подумаю, что нынеНарушена святая тишинаВокруг того, кто ждал в своей пустынеТак жадно, столько лет спокойствия и сна!И если дух вождя примчится на свиданьеС гробницей новою, где прах его лежит,   Какое в нем негодованье   При этом виде закипит!Как будет он жалеть, печалию томимый,О знойном острове, под небом дальних стран,Где сторожил его, как он непобедимый,   Как он великий, океан!

‹Графине Ростопчиной›

Я верю: под одной звездоюМы с вами были рождены;Мы шли дорогою одною,Нас обманули те же сны.Но что ж! – от цели благороднойОторван бурею страстей,Я позабыл в борьбе бесплоднойПреданья юности моей.Предвидя вечную разлуку,Боюсь я сердцу волю дать;Боюсь предательскому звукуМечту напрасную вверять…

Так две волны несутся дружноСлучайной, вольною четойВ пустыне моря голубой:Их гонит вместе ветер южный;Но их разрознит где-нибудьУтёса каменная грудь…И, полны холодом привычным,Они несут брегам различным,Без сожаленья и любви,Свой ропот сладостный и томный,Свой бурный шум, свой блеск заемныйИ ласки вечные свои.

Договор

Пускай толпа клеймит презреньемНаш неразгаданный союз,Пускай людским предубежденьемТы лишена семейных уз.

Но перед идолами светаНе гну колени я мои;Как ты, не знаю в нем предметаНи сильной злобы, ни любви.

Как ты, кружусь в веселье шумном,Не отличая никого:Делюся с умным и безумным,Живу для сердца своего.

Земного счастья мы не ценим,Людей привыкли мы ценить:Себе мы оба не изменим,А нам не могут изменить.

В толпе друг друга мы узнали,Сошлись и разойдемся вновь.Была без радостей любовь,Разлука будет без печали.

Утес

Ночевала тучка золотаяНа груди утеса-великана;Утром в путь она умчалась рано,По лазури весело играя;

Но остался влажный след в морщинеСтарого утеса. ОдинокоОн стоит, задумался глубоко,И тихонько плачет он в пустыне.

Спор

Как-то раз перед толпою   Соплеменных горУ Казбека с Шат-горою[3]   Был великий спор.«Берегись! – сказал Казбеку   Седовласый Шат, –Покорился человеку   Ты недаром, брат!Он настроит дымных келий   По уступам гор;В глубине твоих ущелий   Загремит топор;И железная лопата   В каменную грудь,Добывая медь и злато,   Врежет страшный путь.Уж проходят караваны   Через те скалы,Где носились лишь туманы   Да цари-орлы.Люди хитры! Хоть и труден   Первый был скачок,Берегися! многолюден   И могуч Восток!»«Не боюся я Востока! –   Отвечал Казбек, –Род людской там спит глубоко   Уж девятый век.Посмотри: в тени чинары   Пену сладких винНа узорные шальвары   Сонный льет грузин;И склонясь в дыму кальяна   На цветной диван,У жемчужного фонтана   Дремлет Тегеран.Вот у ног Ерусалима,   Богом сожжена,Безглагольна, недвижима   Мертвая страна;Дальше, вечно чуждый тени,   Моет желтый НилРаскаленные ступени   Царственных могил.Бедуин забыл наезды   Для цветных шатровИ поет, считая звезды,   Про дела отцов.Всё, что здесь доступно оку,   Спит, покой ценя…Нет, не дряхлому Востоку   Покорить меня!»

«Не хвались еще заране! –   Молвил старый Шат, –Вот на Севере в тумане   Что-то видно, брат!»

Тайно был Казбек огромный   Вестью той смущен;И, смутясь, на север темный   Взоры кинул он;И туда в недоуменье   Смотрит, полный дум:Видит странное движенье,   Слышит звон и шум.От Урала до Дуная,   До большой реки,Колыхаясь и сверкая,   Движутся полки;Веют белые султаны,   Как степной ковыль;Мчатся пестрые уланы,   Подымая пыль;Боевые батальоны   Тесно в ряд идут;Впереди несут знамены,   В барабаны бьют;Батареи медным строем   Скачут и гремят,И, дымясь, как перед боем,   Фитили горят.И, испытанный трудами   Бури боевой,Их ведет, грозя очами,   Генерал седой.Идут все полки могучи,   Шумны, как поток,Страшно-медленны, как тучи,   Прямо на восток.

И, томим зловещей думой,   Полный черных снов,Стал считать Казбек угрюмый   И не счел врагов.Грустным взором он окинул   Племя гор своих,Шапку[4] на́ брови надвинул –   И навек затих.

Сон