Видение Анастасии - Павел Юрьевич Фёдоров Страница 15

История есть память в разных системах визуального. Визуальное можно определить, как отражённые в сознании воспоминания. То есть определённое состояние воли, отсюда и столько толкований одного принципа. Есть общий подход к знанию – информация образа через форму. Форма в принципе есть знание воли в пространстве. Форму имеет абсолютно все, даже сама воля. Признак воли – обращение к самому себе. Отсюда философия, как воспоминание – высшее искусство мудрости. Воля – абсолютная мудрость. Это не сила и не откровение какого-то определённого знания или поведения. Ею не обладает отдельно никто. Живое есть порождение живого, а живое есть лишь одно из состояний воли. Кроме живого мы в своём мире никого не видим. Это и есть воля. Мёртвое – это есть насилие над свободой воли. Но это иллюзия, что воля сама себя способна ограничить или изменить. Все ее проявление, даже в форме зла, это лишь отражение тех усилий, которые созидают.

Что первичное и, что есть вопрос о первопричине. Кто задаёт вопрос: знающий или понимающий. Понимание выше знания. Но кто может сказать, что есть понимание.

Во-первых, Уважаемый г-н Лулли, я хотел бы Вам пояснить где я нахожусь. Вы часто меня спрашивали об этом и вот наконец я смогу Вам немного рассказать о том месте которое я именную как «Башня». Пишу я Вам сейчас из этой самой башни. Она сложена из очень старых тёмных гранитных блоков. Они очень большие, снаружи не отделаны, но удивительно точно сложены в круглую башню, как будто это цельная каменная труба. На верху, под самой крышей, которая тоже каменная как полукруглый купол, одна большая высокая комната. Подняться на верх можно по винтовой лестнице, состоящей из выступающих внутри башни из стен каменных блоков. Подниматься довольно тяжело и неудобно, а главное очень опасно. Ступени очень узкие, плотно прижаты друг к другу и совсем не рассчитаны под размеры ступни и шага обычного Человека. Со временем я многое изменил там, придал комнате жилой облик, создал для себя комфорт, к которому привык в повседневной жизни….

Я нашёл эту башню не случайно. Нашёл, потому что искал, и искал целенаправленно. Она была обозначена на карте, висевшей у нас в сарае. Совершенно случайно я увидел эту карту на стене, за висящими на гвоздях инструментами, сумками, какими-то плащами. Я с самого детства любил играть в этом сарае, он был моим убежищем, кабинетом, тем тайным местом где я мог побыть наедине с собой. Позже, повзрослев, я понял, что когда-то этот сарай был домом, небольшим, но не хозяйственной постройкой, а именно жилым домом. Из брёвен, с одним окном и дверью из толстых досок. Но от старости он уже так обветшал, что его использовали как сарай для хранения всякого садового инвентаря и инструментов, баллонов, канистр и прочего, то есть того, что неудобно держать в жилом доме. Этот небольшой лист картона, видимо взятого из какого-то картографического альбома, был вставлен в деревянную рамку под сохранившемся стеклом и висел на стене. Под толстым слоем пыли и паутины я увидел какой-то план местности и сбоку, у самого края была нарисована фиолетовыми чернилами от руки башня. На обратной стороне картона теми же фиолетовыми чернилами была неразборчивая запись, всего одно слово, в котором скорее интуитивно угадывалось: «маяк». Трудно или даже невозможно с первого взгляда было понять где находится этот маяк. Но я стал его искать, расспрашивать о нём. По идее если это маяк, то напрашивалось само собой, что он находится где-то на берегу. Но никакие поиски ничего не дали. Никто даже не слышал о таком маяке.

Подсказка пришла неожиданно, сама…. Уже будучи студентом я как-то летом косил на поляне перед домом траву, когда услышал, что меня кто-то окликнул. За калиткой стоял совсем уже старый Человек и смотрел в мою сторону. Я подошёл узнать в чём дело. Оказывается, это был известный в прошлом местный печник, который когда-то ставил печь и в нашем доме при ещё старых хозяевах. Но мы уже дом перестраивали и его печь не сохранилась. Я открыл калитку, мы сидели на скамейке перед домом, пили чайный гриб, и он мне многое рассказал, наконец-то, но не о том, что я искал, а как бы подтолкнул меня в том направление, в котором следовало идти.

Вкратце передаю его рассказ, по памяти, не дословно.

– Я начал помогать отцу класть печи ещё с детства. А вот здесь в новом посёлке я работал уже один, отец к тому времени постарел, но у него руки болели, потому только подсказывал.

– А почему вы говорите, что это посёлок новый? Он что недавно только построен? Дому вроде уже лет семьдесят…. Наверное, здесь есть и более старые постройки?

– Нет, что ты, этот новый посёлок с вашего улицы в сущности и начинался. Её первой застроили, здесь рабочие жили, что железную дорогу прокладывали, а рядом автомобильную. А до них здесь такая глушь была, да вообще это проклятое место, сюда даже за грибами никто не ходил.

– Почему это?

– А где-то здесь в этом лесу, в самой чаще Всеволод жил.

– Всеволод? Это кто, местный колдун?

– Мы жили там за озером в нескольких километрах от сюда. Там была дорога из города в посёлок. Но дорога давала сильный крюк, все вокруг объезжали, а когда решили делать уже капитальную дорогу, то она должна была быть прямой как стрела – вот здесь и проложили, тогда и обживать эти места стали. Сегодня кажется, что здесь центр, здесь всегда жили, нет, основная жизнь всё равно осталась там, – он махнул в сторону рукой, – а здесь как проезжая часть, просто временная, здесь же только дачники в основном живут.

– Ты сказал, что здесь Всеволод жил, а кто это, почему его боялись?

– Ну я не знаю, только когда я ещё маленьким совсем был то помню, как меня мать быстро в доме прятала, чтобы Всеволод не увидел. И все так своих детей сразу прятали от него, если слух шёл, что он в село зашёл или даже где-то рядом. Я его ни разу не видел. Говорят, что он ушёл из этих мест, когда рабочие приехали, больше о нём и не слыхали. А где его дом стоял не знаю, но где-то в этих местах. Сюда никто не ходил, а уж детям и подавно запрещено было сюда ходить, всё говорили, что как ребёнка увидит сразу с собой уведёт.

– И