Валерий Брюсов - Том 1. Стихотворения 1892-1909 Страница 16

Ноябрь 1899

Ламия

В дни весенних новолунийПриходи, желанный друг!На горе ночных колдунийСоберется тайный круг.

Верны сладостной Гекате,Мы сойдемся у костра.Если жаждешь ты объятий,Будешь с нами до утра.

Всех красивей я из ламий!Грудь — бела, а губы — кровь.Я вопьюсь в тебя губами,Перелью в тебя любовь.

Косы брошу я, как тучу, —Ароматом их ты пьян, —Оплету, сдавлю, измучу,Унесу, как ураган.

А потом замру, застыну,Буду словно теплый труп,Члены в слабости раскину,Яства пышные для губ.

В этих сменах наслажденийБудем биться до утра.Утром сгинем мы, как тени,Ты очнешься у костра.

Будешь ты один, бессильный…Милый, близкий! жаль тебя!Я гублю, как дух могильный,Убиваю я, любя.

Подчинись решенной плате:Жизнь за ласку, милый друг!Верен сладостной Гекате,Приходи на тайный луг.

1900

Амалтея

Пустынен берег тусклого Аверна,Дрожат кругом священные леса,Уступы гор отражены неверно,

И, как завеса, мутны небеса.Здесь, в тишине, в пещере сокровенной,Внимая вечно чьи-то голоса,

Живет сибилла. Судьбы всей вселеннойПред ней проходят, — лица, именаСменяются, как сны, в игре мгновенной.

И этой сменой снов потрясена,Сама не постигая их значенья,На свитках записать спешит она

И звуки слов, и вещие виденья,Пророчества, и тайны божества.И пишет, и дрожит от исступленья,

И в ужасе читает те слова…Но кончен свиток, и со смехом, злобно,Она его бросает и, едва

Успев взглянуть, берет другой, подобный,И пишет вновь, в тревоге, чуть дыша.А ветер скал лепечет стих надгробный,

Взвивает свитки и влечет, шурша.

15 февраля 1898

Скифы

Если б некогда гостем я прибылК вам, мои отдаленные предки, —Вы собратом гордиться могли бы,Полюбили бы взор мой меткий.

Мне легко далась бы наукаПоджидать матерого тура.Вот — я чувствую гибкость лука,На плечах моих барсова шкура.

Словно с детства я к битвам приучен!Все в раздолье степей мне родное!И мой голос верно созвученС оглушительным бранным воем.

Из пловцов окажусь я лучшим,Обгоню всех юношей в беге;Ваша дева со взором жгучимЗаласкает меня ночью в телеге.

Истукан на середине деревниПоглядит на меня исподлобья.Я уважу лик его древний,Одарить его пышно — готов я.

А когда рассядутся старцы,Молодежь запляшет под клики, —На куске сбереженного кварцаНачерчу я новые лики.

Я буду как все — и особый.Волхвы меня примут как сына.Я сложу им песню для пробы.Но от них уйду я в дружину.

Гей вы! слушайте, вольные волки!Повинуйтесь жданному кличу!У коней развеваются челки,Мы опять летим на добычу.

29 ноября 1899

Клеопатра

Я — Клеопатра, я была царица,В Египте правила восьмнадцать лет.Погиб и вечный Рим, Лагидов нет,Мой прах несчастный не хранит гробница.

В деяньях мира мой ничтожен след,Все дни мои — то празднеств вереница,Я смерть нашла, как буйная блудница…Но над тобой я властвую, поэт!

Вновь, как царей, я предаю томленьюТебя, прельщенного неверной тенью,Я снова женщина — в мечтах твоих.

Бессмертен ты искусства дивной властью,А я бессмертна прелестью и страстью:Вся жизнь моя — в веках звенящий стих.

Ноябрь 1899

Старый викинг

Он стал на утесе; в лицо ему ветер суровыйБросал, насмехаясь, колючими брызгами пены.И вал возносился и рушился, белоголовый,И море стучало у ног о гранитные стены.

Под ветром уклончивым парус скользил на просторе,К Винландии внук его правил свой бег непреклонный,И с каждым мгновеньем меж ними все ширилось море,А голос морской разносился, как вопль похоронный.

Там, там, за простором воды неисчерпно-обильной,Где Скрелингов остров, вновь грянут губящие битвы,Ему же коснеть безопасно под кровлей могильнойДа слушать, как женщины робко лепечут молитвы!

О, горе, кто видел, как дети детей уплываютВ страну, недоступную больше мечу и победам!Кого и напевы военных рогов не сзывают,Кто должен мириться со славой, уступленной дедам.

Хочу навсегда быть желанным и сильным для боя,Чтоб не были тяжки гранитные косные стены,Когда уплывает корабль среди шума и вояИ ветер в лицо нам швыряется брызгами иены.

12 июля 1900

Данте

Безумцы и поэты наших днейВ согласном хоре смеха и презреньяВстречают голос и родных теней.

Давно пленил мое воображеньеУгрюмый образ из далеких лет,Раздумий одиноких воплощенье.

Я вижу годы, как безумный бред,Людей, принявших снова вид звериный,Я слышу вой во славу их побед

(То с гвельфами боролись гибеллины!).И в эти годы с ними жил и он, —На всей земле прообраз наш единый.

Подобных знал он лишь в дали времен,А в будущем ему виднелось то же,Что в настоящем, — безобразный сон.

Мечтательный, на девушку похожий,Он приучался к зрелищу смертей,Но складки на челе ложились строже.

Он, веривший в величие людей,Со стоном звал: пускай придут владыкиИ усмирят бессмысленных детей.

Под звон мечей, проклятия и крикиОн меж людей томился, как в бреду…О Данте! о, отверженец великий, —

Воистину ты долго жил — в аду!

6 октября 1898

Данте в Венеции

По улицам Венеции, в вечернийНеверный час, блуждал я меж толпы,И сердце трепетало суеверней.

Каналы, как громадные тропы,Манили в вечность; в переменах тениКазались дивны строгие столпы,

И ряд оживших призрачных строенийЯвлял очам, чего уж больше нет,Что было для минувших поколений.

И, словно унесенный в лунный свет,Я упивался невозможным чудом,Но тяжек был мне дружеский привет…

В тот вечер улицы кишели людом,Во мгле свободно веселился грех,И был весь город дьявольским сосудом.

Бесстыдно раздавался женский смех,И зверские мелькали мимо лица…И помыслы разгадывал я всех.

Но вдруг среди позорной вереницыУгрюмый облик предо мной возник.— Так иногда с утеса глянут птицы, —

То был суровый, опаленный лик,Не мертвый лик, но просветленно-страстный,Без возраста — не мальчик, не старик.

И жалким нашим нуждам не причастный,Случайный отблеск будущих веков,Он сквозь толпу и шум прошел, как властный.

Мгновенно замер говор голосов,Как будто в вечность приоткрылись двери,И я спросил, дрожа, кто он таков.

Но тотчас понял: Данте Алигьери.

18 декабря 1900

Флоренция Декамерона

Вы, флорентинки прошлых дней! — о васТак ясно я мечтал в обманах лунных,О быстром блеске ваших крупных глаз.

Сады любви в тиши оград чугунных,Певучий говор и жемчужный смех,Рассказы с перебоем песен струнных.

Принцессы, горожанки — здесь у всехВеселость, острый ум, и взор лукавый,И жажда ненасытная утех.

Красавца видя, все полны отравой,И долго жадный взор его следит.Для вас любовь всегда была забавой!

Вам было непонятно слово «стыд»!Среди земных красот, земных величийМне флорентинки близок лживый вид,

И сладостно мне имя Беатриче.

21 июля 1900