Демьян Бедный - Стихотворения Страница 16

Два гренадера

По слухам, Милюков и Винавер намерены посетить в Киеве германского посланника бар. Мумма и просить его о высочайшей аудиенции в Берлине.

Новая кадетская баллада

В Германию цвей гренадиренС кадетской программой брели.«Марширен! Марширен! Марширен!» —Командовал Мумм им вдали.

«Теперь, брат, мы вольные птицыПод сенью немецких штыков! —Винаверу так у границы,Вздохнувши, сказал Милюков. —

Тот лозунг сбывается ныне,С которым мы шли воевать,Что — будем Вильгельму в Берлине„Условия“ мы диктовать.

Недаром толкались мы к Мумму,И нас обласкал он не зря.Вернут нам четвертую Думу!Вернут дорогого царя!

Затянем мы старым напевом, —Родзянкою тон будет дан!Нам будут на секторе левомПодтягивать Мартов и Дан.

Все будет у нас, как в Европах:Монархия в стиле нуво´.Поедут паны на холопах, —Заправим а-ля Дурново!

Винавер! Опять твои нервы?Опять ты глотаешь свой бром?!»«Ах, Павел, скажи мне: где первыйНачнется еврейский погром?!»

1918

«До этого места!»

В промокших дырявых онучах,В лохмотья худые одет,Сквозь ельник, торчащий на кручах,С сумой пробирается дед.

Прибил ися старые ноги,Ох, сколько исхожено мест!Вот холмик у самой дороги,Над ним — покосившийся крест.

«Могилку какого беднягиКругом обступили поля?И где для меня, для бродяги,Откроет объятья земля?»

Вперед на дымки деревушкиИдет старичок чрез овраг.Над крышею крайней избушкиКумачный полощется флаг.

Плакат на стене с пьяной рожейЦаря, кулака и попа.«Час добрый!»«Здорово, прохожий!»Вкруг деда сгрудилась толпа.«Пожалуй-ка, дед, на ночевку».«Видать, что измаялся ты».«Куда я пришел?»«В Пугачевку».«А тут?»«Комитет бедноты».

Прохожему утром — обновка,Одет с головы и до ног:Рубаха, штаны и поддевка,Тулуп, пара добрых сапог.

«Бери! Не стесняйся! Чего там!Бог вспомнил про нас, бедняков.Была тут на днях живоглотамРевизия их сундуков».

Надевши тулуп без заплатки,Вздохнул прослезившийся дед:«До этого места, ребятки,Я шел ровно семьдесят лет!»

1918

Предисловие к поэме А. С. Пушкина «Гавриилиада»

Друзья мои, открыто говорю,Без хитростных раздумий и сомнений:Да, Пушкин — наш! Наш добрый светлыйгений!И я ль его минувшим укорю?Он не стоял еще… за «власть Советов»,Но… к ней прошел он некую ступень.В его лучах лучи других поэтов —Случайная и трепетная тень.Ему чужда минувшей жизни мерзость,Он подходил с насмешкой к алтарю:Чтоб нанести царю земному дерзость,Он дерзко мстил небесному царю.Он говорил: «Тиран несправедливый,Библейский бог, угрюмый и строптивый!»А у Невы, средь Зимнего дворца,Набитого охраною гвардейской,Бродил другой тиран с душой злодейской,Земной портрет небесного творца,И не одну он возлюбил Марию, —И в час, когда он в свой гарем входил,Попы в церквах свершали литургию,И дым синел над тысячью кадил.— Благослови, господь, царево дело!Пошли успех его святым трудам! —И сколько их, таких царей, сиделоПо деревням, по селам, городам!Им долгий день казался сладким мигом,В хмельном чаду летел за годом год.Под их ярмом, под их жестоким игом,Стонал народ, рабы своих господ!Друзья, для нас пришла пора иная:Мы свергли всех земных своих богов.Клянитесь же, что больше Русь роднаяНе попадет под гнет ее врагов!Пусть будет свят для нас завет пророка,Рукой врагов сраженного до срока,И пусть его разбитой лиры гласОбодрит вас в тревоги жуткий час!Меня ж, друзья, прошу, не обессудьтеИ, отдохнув за пушкинским стихом,Таким простым и мудрым, позабудьтеО «предисловии» плохом.

1918

Проводы

Красноармейская песня

Как родная мать меняПровожала,Как тут вся моя родняНабежала:

«А куда ж ты, паренек?А куда ты?Не ходил бы ты, Ванек,Да в солдаты!

В Красной Армии штыки,Чай, найдутся.Без тебя большевикиОбойдутся.

Поневоле ты идешь?Аль с охоты?Ваня, Ваня, пропадешьНи за что ты.

Мать, страдая по тебе,Поседела,Эвон в поле и в избеСколько дела!

Как дела теперь пошли:Любо-мило!Сколько сразу нам землиПривалило!

Утеснений прежних нетИ в помине.Лучше б ты женился, свет.На Арине.

С молодой бы жил женой,Не ленился!»Тут я матери роднойПоклонился.

Поклонился всей роднеУ порога:«Не скулите вы по мне,Ради бога.

Будь такие все, как вы,Ротозеи.Что б осталось от Москвы,От Расеи?

Все пошло б на старый лад,На недолю.Взяли б вновь от нас назадЗемлю, волю;

Сел бы барин на землеЗлым Малютой.Мы б завыли в кабалеСамой лютой.

А иду я не на пляс,На пирушку,Покидаючи на васМать-старушку:

С Красной Армией пойдуЯ походом,Смертный бой я поведуС барским сбродом,

Что с попом, что с кулакомВся беседа:В брюхо толстое штыкомМироеда!

Не сдаешься? Помирай,Шут с тобою!Будет нам милее рай.Взятый с бою, —

Не кровавый, пьяный райМироедский, —Русь родная, вольный край.Край советский!»

1918

В монастыре

Поползень втихомолочку нашел себе богомолочку.

«Здесь, — богомолке так шептал монахсмиренный, —Вот здесь под стеклышком, внутри сего ларца,Хранится волосок нетленный, —Не знаю в точности, с главы, или с лица,Или еще откуда —Нетленный волосок святого Пуда.Не всякому дано узреть сей волосок,Но лишь тому, чья мысль чиста, чей дух высок,Чье сердце от страстей губительных свободноИ чье моление к святителю доходно».Умильно слушая румяного отца,Мавруша пялила глаза на дно ларца.«Ах, — вся зардевшись от смущенья,Она взмолилась под конец, —Нет от святителя грехам моим прощенья:Не вижу волоска, святой отец!»Отец, молодушку к себе зазвавши в кельюИ угостив ее чаишком с карамельюИ кисло-сладеньким винцом,Утешил ласковым словцом:«Ужотко заходи еще… я не обижу.А что до волоска — по совести скажу:В ларец я в этот сам уж двадцать лет гляжуИ ровно двадцать лет в нем ни черта не вижу!»

1919

Французская булка

С колчаковского аэроплана в красноармейские окопы была сброшена обернутая в прокламации французская булка

Отец служил у «дорогих господ»(Свои харчи и восемь красных в год),А я, малец, был удостоен чести:С сопливым барчуком играл нередко вместе;Барчук в колясочке мне кнутиком грозил,А я… возил.Не помню: то ль «игра» мне эта надоела,То ль просто мною дурь мужичья овладела,Но… «конь» забастовал и, бросивши игру,К отцу забился в конуру.Барчук, упорствуя, стучал ко мне в окошко:«Ну, повози меня, Демьян, еще немножко!»И соблазнял меня,Забастовавшего коня,Ревевшего в каморке гулкой…Французской булкой!

Когда я услыхал о «булке Колчака»,Я вспомнил барчука.Ну что ж? Польстясь на ласку,Впряжемся, что ль, опять в господскую коляску?!«Дай, барин, булку. А потом…Хоть застегай нас всех кнутом!»

1919