Ирина Ратушинская - Стихотворения. Книга стихов Страница 17

«Куклу с моющимися волосами!..»

Куклу с моющимися волосами!С голубыми испуганными глазами!С круглой попкой и пальчиками-конфеткамиВо дворе купала дочка соседки.Вдохновенный обряд напоказ творила:Наливала воду, взбивала мыло,Локтем пробовала: не горячо? —И лила на розовое плечо —Дорогое, немецкое (мягкий пластик)!Мы сгорали молча, в жестокой властиАккуратных ресничек в шёлковых бликах,Добросовестных щёчек цвета клубники,Русых локонов и ладошек зябких,И бесстыдства кружев, снятых хозяйкой.А наш худенький круг обходила завистьИ моргала пластмассовыми глазами.И уже выбирала: кого — себе —Навсегда? Кому судьба — поседетьУ неё под мякотью локотка,В пышной сласти сахарного лотка,В нежной ванночке,что в коробку — комплект! —Упакована? Кто за входной билетВ изобильную благодатьПервым взносом — попросить датьПодержать! Дотронуться! Посмотреть!Заплати — и конец игре!И щенкам, посягающим на газон,И слезам над обиженной стрекозой,И ещё чему-то. Мы знали это,Отступая в босяцкую вольность лета:К самодельным коням, хворостинке-шпаге,Треугольному киверу из бумаги...Как с арены звери, презрев опилки,Мы ушли, деревянно держа затылки.И свой гордый выбор перестрадали,Подчиняя сердце такту сандалий.

«Мне в лицо перегаром дышит моя страна...»

Мне в лицо перегаром дышит моя страна.Так пришли мне книгу, где нет ничего про нас.Чтобы мне гулять по векам завитых пажей,Оловянных коньков на крышах и витражей,Чтоб листать поединки, пирушки да веера,Чтоб ещё не пора — в костёр, ещё не пора...И часовни ещё звонят на семи ветрах,И бессмертны души, и смеха достоин страх.Короли ещё молоды, графы ещё верны,И дерзят певцы. А женщины сотвореныСлабыми — и дозволено им таковыми быть,И рожать сыновей, чтобы тем — берега судьбыРаздвигать, и кольчуги рвать, и концом копьяКорм историкам добывать из небытия.Чтоб шутам решать проблемы зла и добра,Чтобы львы на знамёнах и драконы в горах,Да в полнеба любовь, да весёлая смерть на плахе,А уж если палач — пускай без красной рубахи.

«Чёрная картинка...»

Чёрная картинка —Стрелолист!Витая тропинка —Расстелись!Дрогни, белогривый,Под седлом!В штрихи-переливы —Напролом!Пробираться чащейВ сласть и жуть!За святою чашей —Грешный путь.Озёра, драконы,Зверь-единорог...Гибнуть — так без стона,Жить — так без дорог!Мёртвые, живые —Сплетены в бою.В церкви кружевныеМальчики поют.Дамы за шелками —Страстоцвет! —Слабыми рукамиПо канвеПышный герб выводят,Подают:— Сбереги в походе.А убьют —Воспоют сторицейКаждый бой...Мой весёлый рыцарь,Бог с тобой!

«Мне как-то снилось: кони и попоны...»

Мне как-то снилось: кони и попоны,Рука с колючим перстнем на плече,И горький лик коричневой иконы,И твёрдый ропот тысячи мечей.Потом не помню. Травы уставалиОплакивать надломы, волки — выть,И кто-то пел по мёртвым на привале,И сохли раны, и хотелось пить.Был месяц август. Дозревали звёздыИ падали в походные костры,И родину спасти ещё не поздноКазалось нам. Мы дождались поры,Мы встали, и в который раз, спасая,Ушли в траву и перестали быть.Юродивая девочка, босаяПо нам бежала с криком.Не убить —Так просто. Кажется, сейчас усвоитМоя земля бесхитростный урок...Но нет! Ржавеют воды, бабы воют.А мы встаём, когда приходит срок.

«Зачем бояться манекенов?..»

Зачем бояться манекенов?А вот поди ж: до тошноты!Они молчат в прозрачных стенахИ улыбаются... А тыКричишь: — Скорей, пойдём отсюда!И тянешь за руку. Но вслед —Они... О, детская причуда!Не оставляешь столько лет —Зачем?Недвижные уродыПри галстуках и в пиджаках,Младенцы мертвенной породыВ передничках и ползунках,И женщины... У них снимают,Меняя платье, кисти рук...Кадавров линия прямая!А вдруг однажды поутруТы выплеснешь своё отродьеНа улицы? Войдёшь в дома?И родине моей юродивой...А впрочем, ведь она самаХватает за руки — проверить:Снимаются? Ну, значит, свой!А нет — в наручники!И двери —На ключ!И встанет часовой,Обшитый синим кантом — рядом,И ты тогда поймёшь по взгляду,Что он — тот самый! Неживой.

«Что календарь? Формальность бытия!..»

Что календарь? Формальность бытия!Любой февраль уже сиренью дует.И прежнюю печаль на молодуюПод буйную крамолу вороньяСменяет. Но приросшая — болит!Скребут асфальту шкуру.Соль землиРазметена по влажным тротуарам.Цветные сны слоятся тонким паром,А мы отвыкли радости делить.Как женщина неловкая — пакеты,Мы их роняем всей охапкой в снег!Но всё равно хватает всем, на всех!О перемен прозрачная примета!О времени весёлое весло!Промокших варежек наивное теплоВпечатается в корочку сугроба,Зашмыгают иззябшие микробы,Весенние созвездья из берлогПодымут лёгкий запах нафталина,И Бог, слепив дитя из мокрой глины,Остатками запрудит ручеёк.

«О нём толковали по всем лагерям...»

О нём толковали по всем лагерям,Галдели в столыпинских потных вагонах,И письма писали о нём матерям,И бредили в карцере хрипнувшим горлом.Давно ли сидит он — не помнил никто,Но знали: делился пайком и заваркой,И отдал мальцу на этапе пальто,А в зоне голодных кормил с отоварки.И спутав со слухом невнятную быль,Гадали: за что он влетел в арестанты?Одни говорили: за то, что любил.Другие шептали, что за пропаганду.А он им паёк в колбасу превращал,Лечить их не брезгал — чесотка ли, вши ли.А женщин жалел, понимал и прощал.И даже не требовал, чтоб не грешили.Он боль унимал возложеньем руки,Учил: вы не звери, пора бы из клеток...И самые верные ученикиЕго продавали за пачку таблеток.А он говорил: ваши души во тьме,И что, мол, с вас спросишь,И гневался редко.А впрочем, болтали в Бутырской тюрьме,Что он за донос изувечил «наседку».Одни уходили, отмаявши срок,Другие амнистии ждали напрасно,А он под неё и попасть бы не мог,Поскольку считался особо опасным.Но четверо зэков, уйдя по домам,О нём записали, что знали, в тетрадку.Их тут же забрали, и к новым деламПодшили их записи — всё по порядку.И взяли его — неизвестно куда.И где он теперь — в рудниках или ссылке,А может, под коркой сибирского льда —Спросите попутчиков на пересылке.

«И оказалось: это просто скучно...»

И оказалось: это просто скучно —Не более того. А теснотаКлетушки, загородки в зале душном —Уютная, дубовая чертаМеж судьями и мною — чтоб не спутать.Глаза в глаза! Ребячье торжество:Воротятся!Боятся в зале смуты?А может, мой весёлый глаз жестокПо-зэковски? Чтоб и во сне — за горло?Но мой разбой уже превозмоглаЧеканенная прадедами гордость:Что мне за дело до холопских глаз!

«Сегодня утро пепельноволосо...»