Яков Полонский - Стихи Страница 18

ПИСЬМА К МУЗЕ**

ПИСЬМО ВТОРОЕ

Ты как будто знала, муза,Что, влекомы и теснимыЖизнью, временем, с латыньюДалеко бы не ушли мы.

Вечный твой Парнас, о муза,Далеко не тот, где богиНаслаждались и ревнивоК бедным смертным были строги.

И, восстав от сна, ни разуТы на девственные плечиНе набрасывала тоги,Не слыхала римской речи,

И про римский КапитолийОт меня ж ты услыхалаВ день, когда я за урок свойПолучил четыре балла.

Вместе мы росли, о муза!И когда я был ленивыйШкольник, ты была малюткойШаловливо-прихотливой.

И уж я не знаю, право(Хоть догадываюсь ныне),Что ты думала, когда яУпражнял себя в латыни?

Я мечтал уж о Пегасе, —Ты же, резвая, впрягаласьИногда в мои салазкиИ везла меня, и мчалась —

Мчалась по сугробам снежнымМимо бани, мимо сонныхЯблонь, лип и низких ветел,Инеем, посеребренных,

Мимо старого колодца,Мимо старого сарая,И пугливо сердце билось,От восторга замирая.

Иногда меня звала тыСлушать сказки бедной няни,На скамье с своею прялкойПриютившейся в чулане.

Но я рос, и вырасталаТы, волшебная малютка.Дерзко я глядел на старших,Но с тобой мне стало жутко.

В дни экзаменов бывало,Не щадя меня нимало,Ты меня терзала, муза, —Ты мне вирши диктовала.

В дни, когда, кой-как осиливЭнеиду, я несмелоЗа Горациевы одыПринимался, — ты мне пела

Про широку степь, — манилаВ лес, где зорю ты встречала,Иль поникшей скорбной теньюМеж могильных плит блуждала.

Там, где над обрывом белыйМонастырь и где без оконТерем Олега[17], — мелькал мнеНа ветру твой русый локон.

И нигде кругом — на камнях —Римских букв не находил яТам, где мне мелькал твой локон,Там, где плакал и любил я.

В дни, когда над ЦицерономСтал мечтать я, что в РоссииСам я буду славен в ролиНеподкупного витии, —

Помнишь, ты меня из класснойУвела и указалаНа разлив Оки с вершиныИсторического вала.

Этот вал, кой-где разрытый,Был твердыней земляноюВ оны дни, когда рязанцыБились с дикою ордою; —

Подо мной таились клады,Надо мной стрижи звенели,Выше — в небе — над Рязанью —К югу лебеди летели,

А внизу виднелась будкаС алебардой, мост да параФонарей, да бабы в кичкахШли ко всенощной с базара.

Им навстречу с колокольниНесся гулкий звон вечерний;Тени шире разрастались —Я крестился суеверней…

Побледнел твой лик, и, помню,Ты мне на ухо пропела:«Милый мой! скажи, какаяРечь в уме твоем созрела?

О, вития! здесь не форум —Здесь еще сердцам народаГоворит вот этот гулкийЗвон церковный, да природа…

Здесь твое — quousque tandem[18]Будет речью неуместной,И едва ль понятен будетСтих твой — даже благовестный!»

Время шло — и вот из школыВ жизнь ушел я, и объялаТьма меня; ни ты, о муза,Друг мой, свет мой, не отстала.

Помнишь, — молодо-беспечныИ отверженно-убоги,За возами шли мы полемВдоль проселочной дороги, —

Нас охватывали волныПростывающего жара,Лик твой рдел в румяном блескеВечереющего пара,

И не юною подругой,И не девушкой любимой —Божеством ты мне казалась,Красотой невыразимой.

Я молчал — ты говорила:«Нашу бедную РоссиюНе стихи спасут, а вераВ божий суд или в мессию.

И не наши Цицероны,Не Горации — инаяВдохновляющая сила, —Сила правды трудовая

Обновит тот мир, в которомСлаву добывают кровью, —Мир с могущественной ложьюИ с бессильною любовью»…

С той поры, мужая сердцем,Постигать я стал, о муза,Что с тобой без этой верыНет законного союза…

НА ЗАКАТЕ

Вижу я, сизые с золотом тучиЗагромоздили весь запад; в их щельСветит заря, — каменистые кручи,Ребра утесов, березник и ель

Озарены вечереющим блеском;Ниже — безбрежное море. Из мглыТемные скачут и мчатся валыС неумолкаемым гулом и плеском.

К морю тропинка в кустах чуть видна,К морю схожу я, и —                                      Здравствуй, волна!Мне, охлажденному жизнью и светом,Дай хоть тебя встретить теплым приветом!..

Но на скалу набежала волна —Тяжко обрушилась, в пену зарыласьИ прошумела, отхлынув, назад:— Новой волны подожди, — я разбилась…

Новые волны бегут и шумят, —То же, все то же я слышу от каждой…Сердце полно бесконечною жаждой —Жду, — все темно, — погасает закат…

УЗНИЦА**

Что мне она! — не жена, не любовница,             И не родная мне дочь!Так отчего ж ее доля проклятая             Спать не дает мне всю ночь!

Спать не дает, оттого что мне грезится             Молодость в душной тюрьме,Вижу я — своды… окно за решеткою,             Койку в сырой полутьме…

С койки глядят лихорадочно-знойные             Очи без мысли и слез,С койки висят чуть не до полу темные             Космы тяжелых волос.

Не шевелятся ни губы, ни бледные             Руки на бледной груди,Слабо прижатые к сердцу без трепета             И без надежд впереди…

Что мне она! — не жена, не любовница,             И не родная мне дочь!Так отчего ж ее образ страдальческий             Спать не дает мне всю ночь!

Н. А. ГРИБОЕДОВА**

Не князь, красавец молодой,             Внук иверских царей,Был сокровенною мечтой             Ее цветущих дней.Не вождь грузинских удальцов —             Гроза соседних гор —Признаньем вынудил ее             Потупить ясный взор.Не там, где слышат валуны             Плеск Алазанских струй[19],Впервые прозвучал ее             Заветный поцелуй.Нет, зацвела ее любовь             И расцвела печальВ том жарком городе, где нам             Прошедшего не жаль…Где грезится сазандарам             Святая старина,Где часто музыка слышна             И веют знамена.

В Тифлисе я ее встречал…             Вникал в ее черты:То — тень весны была, в тени             Осенней красоты.Не весела и не грустна, —             Где б ни была она,Повсюду на ее лице             Царила тишина.Ни пышный блеск, ни резвый шум             Полуночных балов,Ни барабанный бой, ни вой             Охотничьих рогов,Ни смех пустой, ни приговор             Коварной клеветы,Ничто не возмущало в ней             Таинственной мечты…Как будто слава, отразясь             На ней своим лучом,В ней берегла покой души             И грезы о былом,Или о том, кто, силу зла             Изведав, завещалЕй всепрощающую скорбь             И веру в идеал…

Я помню час, когда вдали             Вершин седые льдыРумянцем вспыхнули и тень             С холмов сошла в сады,Когда Метех[20] с своей скалой             Стоял, как бы в дыму,И уходил сионский крест[21]             В ночную полутьму.Она сидела на крыльце             С поникшей головой,И, помню, кроткий взор ее             Увлажен был слезой.О незабвенной старине             Намек нескромный мойСмутил ее больной души             Таинственный покой.И мне казалось, в этот миг             Я у нее в глазахПрочел ту повесть — что прошла             Тайком в ее мечтах:…………………………………………………

Он русским послан был царем,             В Иран держал свой путьИ на пути заехал к нам             Душою отдохнуть.Желанный гость — он принят был             Как друг моим отцом;Не в первый раз входил он к нам             В гостеприимный дом;Но не был весел он в тени             Развесистых чинар,Где на коврах не раз нам пел             Заезжий сазандар;Где наше пенилось вино,             Дымился наш кальян,И улыбалась жизнь гостям             Сквозь радужный туман;И был задумчив он, когда,             Как бы сквозь тихий сон,Пронизывался лунный свет             На темный наш балкон;Его горячая душа,             Его могучий умВлачили всюду за собой             Груз неотвязных дум.Напрасно север ледяной             Рукоплескал ему,Он там оставил за собой             Бездушную зиму;Он там холодные сердца             Оставил за собой,Лишь я одна могла ему             Откликнуться душой…Он так давно меня любил,             И так был рад, так рад,Когда вдруг понял, отчего             Туманится мой взгляд…

И скоро перед алтарем             Мы с ним навек сошлись…Казалось, праздновал весь мир,             И ликовал Тифлис.Всю ночь к нам с ветром долетал             Зурны тягучий звук,И мерный бубна стук, и гул             От хлопающих рук.И не хотели погасать             Далекие огни,Когда, лампаду засветив.             Остались мы одни,И не хотела ночь унять             Далекой пляски шум,Когда с души его больной             Скатилось бремя дум,Чтоб не предвидел он конца             Своих блаженных днейПри виде брачного кольца             И ласковых очей.

Но час настал: посол царя             Умчался в Тегеран.Прощай, любви моей заря!             Пал на сердце туман…Как в темноте рассвета ждут,             Чтоб страхи разогнать,Так я ждала его, ждала, —             Не уставала ждать…Еще мой верующий ум             Был грезами повит,Как вдруг… вдруг грянула молва,             Что он убит… убит!Что он из плена бедных жен             Хотел мужьям вернуть,Что с изуверами в бою             Он пал, пронзенный в грудь,Что труп его — кровавый труп —             Поруган был толпойИ что скрипучая арба             Везет его домой[22].Все эти вести в сердце мне             Со всех сторон неслись…Но не скрипучая арба             Ввезла его в Тифлис, —Нет, осторожно между гор,             Ущелий и стремнинШесть траурных коней везли             Парадный балдахин;Сопровождали гроб его             Лавровые венки,И пушки жерлами назад,             И пики, и штыки;Дымились факелы, и гул             Колес был эхом гор,И память вечную о нем             Пел многолюдный хор…

И я пошла его встречать,             И весь Тифлис со мнойК заставе эриванской шел             Растроганной толпой.На кровлях плакали, когда             Без чувств упала я…О, для чего пережила             Его любовь моя!

И положила я его             На той скале, где спитСемья гробниц и где святой             Давид их сторожит;Где раньше, чем заглянет к нам             В окошки алый свет,Заря под своды алтаря             Шлет пламенный привет;На той скале, где в бурный час             Зимой, издалекаПричалив, плачут по весне             Ночные облака;Куда весной, по четвергам,             Бредут на ранний звон.Тропинкой каменной, в чадрах,             Толпы грузинских жен.Бредут, нередко в страшный зной,             Одни — просить детей,Другие — воротить мольбой             Простывших к ним мужей…Там, в темном гроте — мавзолей,             И — скромный дар вдовы —Лампадка светит в полутьме,             Чтоб прочитали выТу надпись и чтоб вам она             Напомнила сама —Два горя: горе от любви             И горе от ума.

ЦАРЬ-ДЕВИЦА**