Дмитрий Мережковский - Полное собрание стихотворений Страница 18

XXI

Меж тем в очах его не даромПорою вспыхивала страсть:Напрасно, полн сердечным жаром,Он отрицал над нами властьТого, что ум понять не может,Что сердце мучить и тревожить,Он знал поэтов, говорил,Что их читает от безделья,А втайне искренне любил;И много милого веселья,И много нежной добротыТаили гордые черты.

ХХII

Есть домик бедный и старинныйНа Петербургской стороне —Дворец Петра. Теперь, пустынный,Он дремлет в грустной тишине.Там образ Спаса чудотворный:Лик Bизaнтийcкий, – древний, черный...Тарелку с деньгами дьячокВ часовне держит. Поп усталыйПоет молебны – старичокСедой, под ризой обветшалой.Огни таинственных лампадИ свечи яркие горят...

ХХIII

Полно страданья неземного,Чело Христа еще темней —Среди оклада золотого,Среди блистающих камней, —Остался Он таким же строгим,Простым и бедным, и убогим.Мужик, и дама в соболях,И баба с Охты отдаленнойЗдесь рядом молятся. В очахУ многих слезы. БлаговонныйСтруится ладан. Лик ХристаЛобзают грешные уста.

XXIV

Под длинной, черною вуальюВ толпе, прекрасна и бледна,Стояла девушка, печальюИ умилением полна.Покорно сложенные руки,Еще слеза недавней мукиВ очах смиренных... взор глубок,И просты темные одежды,Кидают тень на мрамор щекЕе опущенные вежды.И пред иконой золотойОна склоняется с мольбой.

XXV

Пока Борись, в тоске мятежной,Пытался тщетно позабытьСвою любовь и первый, нежныйЕе росток в душе убить,Чтоб как-нибудь насмешкой злобнойОт этой страсти неудобнойОсвободиться поскорей,Ей не пожертвовав ученойКарьерой будущей своей, —В то время Ольга пред иконойВ толпе молилась за него;И, зная друга своего,

XXVI

Предвидела борьбу, мученьяИ много жертв, и много слезь...Полна глубокого смиренья,Она пришла к тебе, Христос,Чтоб укрепить свой дух молитвойПред этим подвигом и битвой:Ее на труд благослови!Она у грозного преддверьяСвоей безрадостной любви,Страданья ждет, полна доверья,И только молит силы датьЕго любить и с ним страдать...

XXVII

Но я уж слышу, критик строгий,Твой недоверчивый вопрос:Зачем, свернув с прямой дороги,В свою поэму автор внесНежданно стиль религиозный?О, наших муз диктатор грозный,Ты хмуришь брови. Милый друг,И я, как ты, в сомненьях грешен,Я разделяю твой недуг,И я безверьем не утешен,Богов неведомых ищуИ верить в старых не хочу.

XXVIII

Как ты, я шел в огонь сраженийЗа мыслью гордою вослед.Познал всю горечь пораженийИ все величие побудь!Как ты, я маски ненавижу...Но тех презреньем не унижу,Кто верить с доской простотой...Свою скептическую шуткуОставь, читатель дорогой,И будь добрее к предрассудку,Чуждая слабости пойми:Не смейся, брать мой, над людьми!

XXIX

О, я завидую глубокоТому, кто верить всей душой:Не так в нем сердце одиноко,Не так измучено тоскойПред неизбежной тайной смерти:Друзья, кто может верить, верьте!..Нет, не стыдитесь ваших слез,Святых молитв и откровений:Кто бремя жизни с верой нес,Тот счастлив был среди мучений.А мы... во всех дарах землиКак мало счастья мы нашли!

ХХХ

Жила у тетки старой Оля.Их дом – над царственной Невой.Там – скука, роскошь и неволя,И вечный холод ледяной.Там тетка – в платьях черных, длинных,В покоях важных и пустынных.Пред нею – в страхе целый дом.Но с умиленными очамиИ бледным, набожным лицомНеслышно тихими шагамиПо мрачным комнатам весь деньСтаруха бродит, словно тень.

XXXI

Едва услышит имя Бога,Подымет взор свой, полный слезь...Она курила очень многоДушистых, тонких пахитос:Редсток любил ее, конечно.Всегда жалея бесконечноОвец заблудших и слепых,В своих палатах в воскресеньеОна устроила для нихДушеспасительное чтенье;И чай носил в кругу гостейВо фраке сумрачный лакей.

XXXII

И томно тетушка вздыхала.Каких-то светских дураковИ старых дев она сбиралаДля этих модных вечеров;Но до меня дошли известья:У тетки два больших поместья.Она в имении родном,Полна глубокого искусства,Была практическим дельцом, —Забыв евангельские чувства;И обирала мужикаПорой не хуже кулака.

XXXIII

Отвергнув ложные мечтанья,Ценила в подданных своихКонсервативные преданьяВремен блаженных, крепостных.Но становилась либеральней,Вернувшись из деревни дальней.Порой умела тонко льститьИ обладала редким даромОсобам важным угодитьФилантропическим базаром.Но ты, читатель, видел самВ столице много этих дам.

XXXIV

Казалась Оленька послушной,Немного скрытной иногда;В красе холодной, равнодушнойВ лице спокойном – ни следаМучений тайных и стыдливых.Беседам лиц благочестивыхОна, головку наклонив,Внимать с улыбкой безответнойПривыкла, злобу затаив.Ей носит книги – плод запретный —Угрюмый гимназист-кузенВ ее печальный, душный плен.

ХХХV

Она их с жадностью читалаВ своей постели по ночам,Она молилась и мечталаИдти в деревню к беднякам.И, что с ней будет там – неясно,Темно и все-таки прекрасно.Великодушные мечты,Вы так младенчески наивныИ все же полны красоты!Она тоскует: ей противныВесь этот мир холодной лжи, —Великосветские ханжи...

XXXVI

Но завтра Ольга встанет рано, —И снова английский урок,Унылый lunch[5], и фортепьяно,И Летний сад. Враждебный рокСтесняет в узкие границы,О, дивы северной столицы,Всю вашу жизнь!.. Холодный светУвидит Ольгу безмятежной,Опять затянутой в корсет,Чай разливающей небрежноВ прозрачный, матовый фарфорГостям, под легкий разговор.

ХХХVII

«Красива, но горда без меры», —О ней девицы говорят,Находят мертвым кавалерыЕе очей глубокий взглядОна, бесчувственней и строжеКумира мраморного, в ложеВнимает Фигнеру порой.Ах, если б знали, сколько болиПод этой гордой красотойТаится в бедном сердце Оли,Как ненавидит, гордый свет,Она твой мертвый этикет!..

XXXVIII

Мгновенья отдыха так сладки:У Ольги есть знакомый дом.Одной столичной меценаткиС изящным вкусом и умом —Салон немного эксцентричный,Своеобразный, но приличный;В нем – хаотический музейПрофессоров неинтересных,И государственных мужей,И литераторов известных,И светских женщин, и актрис:Там с Ольгой встретился Борис.

ХХХIХ

Любимец солнца, житель юга,Тебе привычная веснаМила, как старая подругаИли законная жена.А мы... минуты неги краткой,Как у любовницы, украдкойСпешим похитить у весны!..Нам полдень заменяют свечи,И мы шесть месяцев должныТопить усердно наши печи.И вдруг – лучи, тепло, лазурь,И дождь, и гром весенних бурь!..

XL

О, только мы благоговеемПред каждой почкою лесной,О, только мы ценить умеемЛучи Авроры золотой!На шумной улице столичной,Прислонена к стене кирпичной,Листвой пахучею шумитБерезка северная! Боже,Ведь этот листик, что дрожитПод ветром пыльным, нам дороже,Чем все лавровые лесаИ стран далеких чудеса!

XLI

Уж в рощи прилетели птицы,Зазеленели острова;Из ледяной своей темницыОсвобожденная НеваНа солнце блещет!.. Франт веселый,Найдя, что душен мех тяжелый,В ломбарде шубу заложилИ, моды ветреный любовник,Костюм весенний обновил;Но ходит опытный чиновник,Не веря небесам родным,В калошах, с зонтиком большим.

ХLII

И даже ты улыбкой неба,Лучом божественным согрет,О, пасынок угрюмый Феба,Пессимистический поэт!Уже по Неве на пароходе,Хотя б в елагинской природеВзглянуть на первый вешний листПоехал и кассир из банка,И офицер, и гимназист,И в старой шляпке гувернантка:Стремятся все поближе к ней,К богине песен и лучей —

XLIII

К Весне!.. Тогда на «Стрелку» тайноС подругой едет Ольга. ЖдетЕе Борис. Как бы случайно,Они встречаются, и вот,Назло благочестивой тетке,Одни поехали на лодке...Одни!.. Как сердце в ней дрожитОт чувства нового свободы,Как дорог Ольге бедный видРодимой северной природы:На взморье – Лахта, корабли,Кронштадт, дымящийся вдали,

XLIV