Владимир Набоков - Стихи Страница 18

КИРПИЧИ

Ища сокровищ позабытыхи фараоновых мощей,ученый в тайниках разрытыхнабрел на груду кирпичей,среди которых был десятоксовсем особенных: онихранили беглый отпечатокбосой младенческой ступни,собачьей лапы и копытцагазели. Многое за нихлихому времени простится —безрукий мрамор, темный стих,обезображенные фрески…

Как это было? В синем блескея вижу красоту песков.Жара. Полуденное время.Еще одиннадцать вековдо звездной ночи в Вифлееме.

Кирпичник спит, пока лучипекут, работают беззвучно.Он спит, пока благополучнона солнце сохнут кирпичи.Но вот по ним дитя ступает,отцовский позабыв запрет,то скачет, то перебегает,невольный вдавливая след,меж тем, как, вкруг него играя,собака и газель ручнаяпускаются вперегонки.Внезапно — окрик, тень руки:конец летучему веселью.Дитя с собакой и газельюскрывается. Все горячейсинеет небо. Сохнут чинноряды лиловых кирпичей.

Улыбка вечности невинна.Мир для слепцов необъясним,но зрячим все понятно в мире,и ни одна звезда в эфире,быть может, не сравнится с ним.

СИРЕНЬ

Ночь в саду, послушная волненью,нарастающему в тишине,потянулась, дрогнула сиренью,серой и пушистой при луне.

Смешанная с жимолостью темной,всколыхнулась молодость моя.И скользнула, при луне огромной,белизной решетчатой скамья.

И опять на листья без дыханьяпали грозди смутной чередой.Безымянное воспоминанье,не засни, откройся мне, постой.

Но едва пришедшая в движеньеночь моя, туманна и светла,как в стеклянной двери отраженье,повернулась плавно и ушла.

К РОССИИ

Мою ладонь географ строгийразрисовал: тут все твоибольшие, малые дороги,а жилы — реки и ручьи.

Слепец, я руки простираюи все земное осязаючерез тебя, страна моя.Вот почему так счастлив я.

И если правда, что намеднимне померещилось во сне,что час беспечный, час последнийменя найдет в чужой стране,

как на покатой школьной парте,совьешься ты подобно карте,как только отпущу края,и ляжешь там, где лягу я.

СТАНСЫ О КОНЕ

На полотнищах, озаренныхигрой малиновых лучей,условный выгиб окрыленныхНаполеоновых коней.

И цирковое полнолунье,огромный, снежный круп, оплотсосредоточенной плясуньи;песок, и музыка, и пот.

И всадник, по лесу спешащий,седла поскрипыванье, хруст;волною счастия шуршащийпо голенищу влажный куст.

И ты, лирическое имяв газете уличной, скакун,гнедым огнем летящий мимотобою вспыхнувших трибун.

И столь покорный конь манежный,и фальконетов конь живой.Но самый жалостный и нежный,невыносимый образ твой:

обросший шерстью с голодухи,не чующий моей любви,и без конца щекочут мухиресницы длинные твои.

«Для странствия ночного мне не надо…»

Для странствия ночного мне не надо    ни кораблей, ни поездов.Стоит луна над шашечницей сада.    Окно открыто. Я готов.

И прыгает с беззвучностью привычной,    как ночью кот через плетень,на русский берег речки пограничной    моя беспаспортная тень.

Таинственно, легко, неуязвимо    ложусь на стены чередой,и в лунный свет, и в сон, бегущий мимо,    напрасно метит часовой.

Лечу лугами, по лесу танцую —    и кто поймет, что есть один,один живой на всю страну большую,    один счастливый гражданин.

Вот блеск Невы вдоль набережной длинной.    Все тихо. Поздний пешеход,встречая тень средь площади пустынной,    воображение клянет.

Я подхожу к неведомому дому,    я только место узнаю…Там, в темных комнатах, все по-другому    и все волнует тень мою.

Там дети спят. Над уголком подушки    я наклоняюсь, и тогдаим снятся прежние мои игрушки,    и корабли, и поезда.

К МУЗЕ

Я помню твой приход: растущий звон,волнение, неведомое миру.Луна сквозь ветки тронула балкон,и пала тень, похожая на лиру.

Мне, юному, для неги плеч твоихказался ямб одеждой слишком грубой.Но был певуч неправильный мой стихи улыбался рифмой красногубой.

Я счастлив был. Над гаснувшим столомогонь дрожал, вылущивал огарок;и снилось мне: страница под стеклом,бессмертная, вся в молниях помарок.

Теперь не то. Для утренней звездыне откажусь от утренней дремоты.Мне не под силу многие труды,особенно тщеславия заботы.

Я опытен, я скуп и нетерпим.Натертый стих блистает чище меди.Мы изредка с тобою говоримчерез забор, как старые соседи.

Да, зрелость живописна, спору нет:лист виноградный, груша, пол-арбузаи — мастерства предел — прозрачный свет.Мне холодно. Ведь это осень, муза.

ТИХИЙ ШУМ

Когда в приморском городке,средь ночи пасмурной, со скукиокно откроешь, вдалекепрольются шепчущие звуки.

Прислушайся и различишум моря, дышащий на сушу,оберегающий в ночиему внимающую душу.

Весь день невнятен шум морской,но вот проходит день незванный,позванивая, как пустойстакан на полочке стеклянной.

И вновь в бессонной тишинеоткрой окно свое пошире,и с морем ты наединев огромном и спокойном мире.

Не моря шум — в тиши ночнойиное слышно мне гуденье:шум тихий родины моей,ее дыханье и биенье.

В нем все оттенки голосовмне милых, прерванных так скоро,и пенье пушкинских стихов,и ропот памятного бора.

Отдохновенье, счастье в нем,благословенье над изгнаньем.Но тихий шум не слышен днемза суетой и дребезжаньем.

Зато в полночной тишиневнимает долго слух неспящийстране родной, ее шумящей,ее бессмертной глубине.

ОБЛАКА

Насмешлива, медлительна, легкаих мимика средь синего эфира.Объятьям подражают облака.

Ленивая небесная сатирана тщание географа, на ликизменчивый начертанного мира;

грызет лазурь морская материк.И — масками чудовищными — частопроходят образы земных владык:

порою, в профиль мертвенно-лобастыйраспухнет вдруг воздушная гора,и тает вновь, как тает коренастый

макроцефал, которого вчералепили дети красными руками,а нынче точит оттепель с утра.

И облака плывут за облаками.

«Перешел ты в новое жилище…»

На смерть Ю. И. Айхенвальда

Перешел ты в новое жилище,и другому отдадут на дняхкомнату, где жил писатель нищий,иностранец с книгою в руках.

Тихо было в комнате: страницаизредка шуршала; за окномвспыхивала темная столицаголубым трамвайным огоньком.

В плотный гроб судьба тебя сложила,как очки разбитые в футляр…Тихо было в комнате, но жилов ней волненье, сокровенный жар.

Ничего не слышали соседи,а с тобою голос говорил,то как гул колышущейся меди,то как трепет ласточкиных крыл,

голос муз, высокое веселье…Для тебя тот голос не потухтам, где неземное новоселье    ныне празднует твой дух.

«Вздохнуть поглубже и, до плеч…»