Александр Житинский - Снежная почта Страница 18

«Расскажи мне что-нибудь такое…»

Расскажи мне что-нибудь такое,Чтобы все кончалось хорошо.Хочется душевного покоя,Хочется покоя за душой.

Не к тому, что страсти надоелиИ переживанья не с руки.Хочется покоя, в самом деле,Чтобы мысли были высоки.

В сущности, устойчивое что-тоНадобно для отдыха души.Говори: семья, жена, работа…Главное, о детях расскажи.

«Положи мне руку на висок…»

Положи мне руку на висок.Слышишь, жилка синяя трепещет?Мой удел, и вправду, невысок.Поважнее есть на свете вещи.

Положи мне руку на глаза.У меня под веками зарницы.Отшумела, отошла гроза.Почему же мне никак не спится?

Я еще живой, и ты жива.Улыбнемся радостно друг другу!Мы вдвоем, и не нужны слова,Только кровь стучит как бы с испугу.

Кто придумал, будто смерти нет?Быть бессмертным – это некрасиво.На твоих ресницах мягкий свет,И рука горячая на диво.

Будущему археологу

Мы будем длиться лишь мгновеньеСреди бесчувственного сна.Придут другие поколенья,Забудут наши имена.

Когда внимательный потомокУвидеть пожелает нас,Что он найдет среди потемокБез наших лиц и наших глаз?

Набор случайнейших предметов,Обрывки писем и бумагОн соберет, и будет этоПохоже на универмаг.

Там будет все: тарелки, ложки,Носки, ботинки, стопки книг,Электробритвы, кольца, брошки…Не будет только нас самих.

Не будет радости и горя,Рассудка, совести и лжи,Души, что век с собою в споре.А что мы значим без души?

Трамвай на мосту

Трамвайной молнии светна миг озарил меня.Увидел: за много летне прожил и дня.

Увидел, как видит блиц,мерцание мертвых лиц,недвижный, как тень, листоки мост, уходящий вбок.

Трамвайной молнии светкороток – памяти нет.Печать на мосту, как след, —поэт, пешеход, скелет.

Мы празднуем только миг,мгновенный, как тень листа.Трамвайной молнии крикуже улетел с моста.

Демон

Уже оторвавшись от грешной Земли,Я всю свою жизнь обозрел наудачу.Я слезы берег, но теперь не заплачу.Как счастлив я был! Что за годы прошли!

Я вспомнил, как небо манило меняСверкающей бездной, как черные крыльяЛегко прорастали во мне без усильяГубящими свет языками огня.

В том черном огне, что горит за спиной,Сгорели любовь моя, ненависть, сила,И небо висит надо мной, как могила,И нет в нем огня, и звезды ни одной.

Теперь в небесах только воля да ночь,Да теплой Земли восходящие токи.Заря розовеет на Дальнем Востоке,Но так далеко, что не сможет помочь.

Мое завещание

Умру я – соберитесьВсе вместе за столом,Но пить не торопитесь,Оставьте на потом.

Окиньте трезвым взглядомВесь мир, что я любил,Людей, что были рядом,Пока я с вами жил.

Пускай теперь могилаМеня погрузит в мрак.Простите, если былоМеж нами что не так!

Мы жили, как умели,Но черт меня возьми,Мы главное успели —Живыми стать людьми.

И если смерть украдкойВзяла кого из нас,Дружище, все в порядке!Не надо прятать глаз.

Я не оставлю детямВ наследство ни гроша.Останется на светеОдна моя душа.

Она придет к вам сноваВ дни счастья и беды.Придет, как это словоПришло из темноты.

Меня вы не жалейте,Жалеть меня нельзя.Ну, а теперь налейте,Налейте всем, друзья!

«Свет сентября, прозрачный свет осенний…»

Свет сентября, прозрачный свет осеннийОсвободил мне душу от трудов,Хотя что может быть обыкновеннейНачала осени и первых холодов?

Вот облако проходит утомленноНад рощей, порыжевшей на краю,А я легко и умиротворенноСмотрю на жизнь прошедшую свою.

Кружится лист, тревога опадает,Как роща, обнажается душа.Над полем птица сонная летает,И молодость уходит не спеша.

Что прошлое? Его уж не поправить.Свет сентября прозрачен и жесток.С самим собою незачем лукавить, —И в этом главный, может быть, итог.

Поэтому, легко и беспристрастноОбозревая свой недолгий путь,Я говорю: жизнь все-таки прекрасна!И думаю: зависит, как взглянуть…

Этюды пессимизма

(1970-72)

Герой романа

Он будет собирательным лицом.Военный летчик был его отцом.Его мамаша вышла из крестьян.Так, воля ваша, я начну роман.

Двадцатый век и сорок первый год.Вот бабушка к герою подойдетИ перекрестит личико его,А до войны пять месяцев всего.

Героя от бомбежки прячут в щель.Теперь он тоже маленькая цель.Он ищет грудь, губами тычась в тьму,И хочет выжить вопреки всему.

Ну что ему осталось от войны?Быть может, чувство страха и вины?Быть может, полуночный чей-то стон?Скорее, ничего не помнит он.

Он будет собирательным лицомДля тех, для незнакомых со свинцом.Поступит в школу, будет петь в строю,Лелея собирательность свою.

Потом герой поступит в институт,Еще пять лет спокойно протекут.Где для него мне отыскать сюжет?А между тем, прошли еще пять лет.

По совести, роман мой скучноват.Герой его ни в чем не виноват,Благополучен, как морковный сок,И ростом он не низок, не высок.

По совести, романа вовсе нет.На все дается правильный ответ.Герой не горевал и не тужил,Жил тридцать лет и не видал, что жил.

Он был лишь собирательным лицом.Спасибо, что не стал он подлецом.Но все же он типичен, как герой,Хотя другой мне по сердцу, другой!

Да здравствует мой правильный роман!На город опускается туман.Герой давно женился, стал отцом.Сын будет собирательным лицом.

Стихи на рабочую тему

В государстве рабочего классаЯ стою у пивного ларька.Нет толпы, есть народная масса,Ничего, что хмельная слегка!

Будь неладна, рабочая тема!Выпил пива – и вот тебе связьС гегемонами, с массами, с теми,Кто стихов не читал отродясь.

Я возьму себе воблу посушеИ, спинной отрывая плавник,Загляну я в рабочую душу,Про которую знаю из книг.

Я по-свойски, они – по-простому,Я по матери, то же они.Что еще человеку живому?Нету слов – так рукою махни!

Между ними ничем не отмечен,Я не буду казаться святым.Знаю только – один я не вечен,Ну, а вместе – еще поглядим!

Дирижер

Дирижер рукой дрожащейВытащил из-под полыЗвук растерянный, щемящий —Так птенец глядит из чащи,Так звезда глядит из мглы.

Дирижер рукой суровойВоздух мнет над головой.Фрак его черноголовыйПляшет в пляске бестолковойИ страдает над толпой.

Дирижер хватает флейту,Вьет невидимую нить.Склонен к лирике и флирту,Он парит, подобно спирту,И не может говорить.

Официант

Как смерч, скользит официант.Лежит закуска на подносе.Летит он, светлый, как апостол,С желанной печенью трески.Имел бы я такой талант,Сей миг литературу бросил,Купил манишку бы, а послеЯ удавился бы с тоски.

Умел бы он писать стихи,Сей миг ушел из ресторанаИ сел бы над листом бумаги,Сжимая пальцами виски.Узнав, что критики глухи,Печататься как будто раноИ много надобно отваги,Он удавился бы с тоски.

Чекист

Чекист сидит, на водку дышит,Дрожит могучая рука.Он ничего вокруг не слышит,Он вспоминает про ЧК.

Он вспоминает, как с отрядомОн бандам двигался вослед,Как вызывал его с докладомЖелезный Феликс в кабинет.

Он тоже был тогда железныйИ храбро дрался за народ.А вот теперь он бесполезныйСидит на кухне, водку пьет.

Вязанье

Старуха вязала носкиКакого-то бурого цвета.От старости или с тоски,А может, ей нравилось это.

Старуха петельки клала,Как жизнь свою изображала,И лампа в середке столаСветила и ей не мешала.

Две спицы вились, как волчок,Вот вытянут нитку живую…«О Господи, я не горюю,Живу я еще – и молчок!»

Старуха вязала носки,Последние петли сплетала.Как тени от лампы резки!Как свету приветного мало!

Знакомый

Мой знакомый в зеленом плащеТоропливо с авоськой шагает,И снежок у него на плече,Чуть коснувшись плаща его, тает.

Мне известно, что он одинок,Не устроилось личное счастье.Дома ждет его только щенок,Спаниэль удивительной масти.

Мой знакомый приносит кефир,Пачку «Севера», свежую булкуИ, журнал захватив «Новый мир»,Спаниэля ведет на прогулку.

Совершая привычный маршрут,Тянет жизнь, как скрипичную ноту.Жаль, собаки недолго живут.У него уже третья по счету.

Чепуховые стихи